Я Пушкин

1

Ничего не добился

я этой кричащей обидой.

Слово «честь» для меня

выше музы и крепче оков.

И дуэль для меня только повод -

подобье корриды.

Я и сам не безгрешен,

и бабником был… Я таков!

2

Разве можно представить,

что творится в душе у поэта!

И жена с голубым

закрутила любовный роман.

И летит не ко мне,

а к нему её страстно карета.

Как принять мне обиду

и этот супруги обман?!

3

Я приму, я прощу.

Нипочём мне ни сплетни, ни слухи,

Только боль за двоих,

только душит позор эполет

Разговоры со мною не страстны,

а сдержанно-сухи

В акварели прозрачен и нежен

её силуэт

4

Вырываю из тела

последние горькие звуки

Всё прошло,

всё ушло,

жизнь моя ни к чему и зачем

И не мне целовать её тонкие,

страстные руки

Только этот ответ для меня

словом неизречим

5

Для меня позади

эти тонны макулатуры

Я творил я горел

сукин сын я себе говорил

Но видать не уйти мне

от этой арапской натуры

Самый ветреный я

из великих поэтов-ветрил.

6

Два аршина с пятью с половиной

всего лишь вершками

Рост мой точно замерил

для картины своей Чернецов.

Темно серыми с синеватым отливом

живыми глазами

Соблазнял я на выданье дочек

и гневил их отцов.

7

И казалось

я был только лишь петербургский повеса.

И казалось

я только смеялся и лихо кутил.

И казалось

за хвост ухватил я поэзии беса

И далёк был карьерному росту

бумажных светил

8

Всё прошло — улетело.

Осталась одна лишь обида.

Я убит на дуэли.

За супругу не отомщён.

Я как Эрос Платона.

Моё сердце навеки разбито.

Мою душу от смерти

укроют крылатым плащом.

9

Разобраться как мне

для чего я зачат был в утробе

Где же Бог если

я за святое отмщенье убит?

Я прощён государем.

Причащённым умру в этом гробе

Где я слыл вольнодумным

и отдал свою жизнь как пиит.

10

Где мой род, древний род,

не сыскал благосклонность великих

Уходящий корнями

к былинному мужу Ратше

В этом роде

арапская кровь подмешала нрав диких

В этом роде

радели о долге, а не барыше.

11

Африканец Абрам Ганнибал

мой по матери прадед

Дал мне нрав чёрно-белый

где столько пылает страстей

От которых весь мир

неспроста до сих пор лихорадит

Даже в эру космических ритмов и скоростей.

12

Этот бешеный нрав мой

ворвался в поэзию штормом

И крутил он и рвал он

рифмоплётов гнилых паруса.

Свою точную рифму с размером

предпочёл всем реформам

И предстала пред миром

Афродиты российской краса

13

Я мечтал сохранить

всё что было в истории русской

Положить на бумагу

гениальность возвышенных строф

Презирал подлецов

и не шёл по тропинки я узкой.

И с друзьями открыт был

их любил, и к врагам был суров.

14

Я вознёс к облакам точность форм

и хрустальное слово

Я возвысил словесность до иных,

неземных рубежей

Блещет власть так умом,

ведь она как орел двухголова

И для каждого есть у неё

сто цензуры ножей.

15

Но цензура мне что?

Обходить я умею запреты.

Без цензуры печально.

А с нею порезан ты в кровь.

Без цензуры лютуют болваны

толпою пригреты

А с цензурою ты сиди тихо

и не сквернословь.

16

Кульминацию слова

невозможно излить в одночасье

Рифма жаждет основы -

вдохновению нужен разбег.

Мне же выпало в детстве

великое яркое счастье

Где Вольтер и Парни

стали крыльями библиотек

17

Царскосельский лицей

ты открылся в октябрьскую осень.

До великой войны с Бонапартом

почти ещё год.

Сквозь цветной листопад

я смотрю в облаков неба просинь.

Сам с листвою кружусь

и мне так далеко до невзгод.

18

Царскосельский лицей -

всё что лучше было — минуло

Пережито в нём столько!

Юность, звуки гусарских гитар

Здесь лицейское братство

среди пышной природы разгула

Здесь впервые открылся

и мой поэтический дар.

19

Здесь воздушный Жуковский,

подарил мне просторы элегий

Здесь великий Державин

меня искренне благословил

Ни какой тебе лжи,

в продвижении службы стратегий

Этот воздух свободы,

задыхаясь всю жизнь я ловил.

20

Пущин, Дельвиг и Кюхля,

мои школьные верные други

Как дерзили мы с вами

как смеялись мы плача навзрыд.

Как летели мы в вальсе.

И тела наши были упруги

И дуэль кюхельбекерна,

и Трико нашей шуткой умыт.

21

И вся жизнь впереди.

Столько планов и новых открытий.

И с лицея летит

за Людмилой моей Черномор.

И с Давыдовым столько

жаркий встреч и с шампанским распитий

Подражая ему

я усвоил его стиль с тех пор.

22

Уровнять невозможно то что было

с тем что ещё будет

Беззаботный повеса,

оказался надеждой страны.

Сколько я всколыхнул своей рифмой

разбившихся судеб

Сколько чистых сердец моей строчкой

на век сражены.

23

Аромат новых встреч

и мечтания новых дерзаний.

И стихи «К Чаадаеву»,

и «Зелёная лампа» горит.

Наслаждался я жизнью

и принял я облик фазаний

И свободы и братства на веки

я стал фаворит.

24

Я писал я творил,

что мне Зыков с его критиканством

На смешение стилей

вдохновил меня чуткий Пегас

Я скрестил воедино

мысль французскую с русским убранством,

Я же сын вдохновения,

а всё прочее мне не указ!

25

За язык мой и нрав

мне грозила Сибирь с заточеньем

Но сумел Карамзин

открестить меня от Соловков

Воспаление лёгких

подхватил я Днепровским теченьем.

И вот я на Кавказе

Прометей где скорбел от оков.

26

Я увидел размах

и величие вечной природы

Крым запал в моё сердце

и лежащий у моря Гурзуф

О, манящие скалы,

крики чаек и запах свободы.

И вершины во льдах,

те что выдумал бог-стеклодув.

27

Мой размах мой размер.

Где решил умирать ещё рано,

Где мой «пленник» возник

и «Бахчисарайский фонтан».

Где родился мой замысел

и открылась Онегина рана

Где впервые примерил

Гавриилиады кафтан.

28

Где искал свою форму

в древнегреческих переводах,

Где запоем читал

лорда Байрона я и Шинье

Где обрёл я себя,

потеряв наслаждения в одах

Где забыл обо всём,

где кружился я в рифм вышине.

29

А затем будет лето.

Сиротливое — двадцать шестого.

Я второй год в Михайловском.

И мне скверно и хочется выть.

Я похож на Иуду,

предал кто свои мысли и слово.

Своих верных друзей,

тех, кто взялся царя низложить.

30

Мои мысли не здесь.

В жёлто-каменном Санкт-Петербурге

Где пытают друзей,

где над ними глумится палач.

Предпочли они смерть

орденам, сволочам и мазурке

Кто я есть перед ними?

Вдохновенный мальчишка-горлач.

31

Друг Жуковский в письме

сообщает, что я не замешан

Эта правда и нет,

ведь в бумагах у каждого я

Кто восстал в судный день

оказался публично повешен

По этапу отправлен

в каторжанские лагеря.

32

Друг мой Пущин давно ль

мы с тобой при свечах говорили

Кюхельбекер, mon cher,

разве ты на убийства горазд?

Вы теперь в кандалах.

По этапу растаяли в пыли.

Только я не обрит.

И остался в дали и вихраст.

33

Как же так, что друзья мои

все оказались подсудны?

Как же так оказался

от вас я в деревни глуши.

Вдохновили на подвиг

вас поэта стихи безрассудны

И вопрос к моей совести

за кого же ты Пушкин — реши!

34

Я поэт.

Я трубач.

Не к чему мне чины и уставы.

Новый царь вызывает.

И лечу я к тебе, Николай!

Как далёк ты Петру.

Далеко как тебе до Полтавы!

И твоё покровительство, оно

как собачий мне лай.

30

Ты меня отпустил

и простил мне опальные строки.

Но вопрос твой прямой

и ответил я прямо в глаза:

«Я поэт, государь,

а поэту чужды лжи пороки

Если был бы с столице,

то не встал за твои образа!»

31

Ничего не добился

я этой кричащей обидой

Слово «честь» для меня

выше музы и крепче оков

И дуэль стала мне только повод -

подобье корриды

Я и сам не безгрешен,

и бабником был я таков…

21.01.2015 13:43

© Copyright: Алексей Анатольевич Карелин, 2015

Свидетельство о публикации № 115032010164