Заметки обывателя. Есть у меня мечта

Есть у меня мечта. Кому-то она покажется заурядной и простой, а мне пока несбыточной…

Я совсем не помню свой первый день в школе. Пытаюсь вспомнить, но никаких первосентябрьских картинок. Только пятиэтажное здание школы, которое очень хорошо было видно из окна дома. Это и не мудрено — от подъезда до подъезда надо было пройти всего метров триста через детскую площадку и помойку. Все-таки, удивительная штука память — про метры, про помойку помню, а про первое сентября ничего. Настолько «ничего», что даже не припоминается, кто мог меня провожать в школу. Ведь кто-то должен был меня провожать. Не помню, но точно знаю, что в руках у меня были цветы. Я был из интеллигентной семьи, и мама просто не могла бы меня отправить в школу без цветов. Что люди скажут? «Что скажут люди» всегда накладывало отпечаток на поступки мамы.

Я не видел, но хорошо представляю, как первый раз мои дочери в хронологической последовательности пошли в первый класс. Был у меня уже к тому времени тот педагогический опыт, который позволял такие картины представлять без труда. Вот они идут по улице по направлению к школе, крепко держа за руку своих мам (моих жен в хронологической последовательности). Стоп. Вряд ли эта идиллическая картинка выглядела так. Мои жены тоже работали в школе, и у них было свое 1 сентября. Отматываем назад. Мои девочки идут по улице, крепко держа за руку своих бабушек. Так будет правильней. Все-таки, бабушки надежней.

Свой первый учительский 1 сентября тоже не очень сильно помню. Нет, не так. Помню его почти до деталей, но не на эмоциональном уровне. Нет в памяти восторженного придыхания. Я — классный руководитель в 4 «А». В классе 40 человек. Родители в целом скептически оценивают меня. «Совсем пацан». Правда, две активные мамки подбадривают: «Будут плохо вести, зовите нас, не стесняйтесь. Мы наведем порядок». И впервые в жизни я получил море цветов. Потом, привык, конечно, но тогда… Такой спокойный эмоциональный фон связан с тем, что мое «настоящее первое сентября» было почти на два года раньше.

Четвертый курс. Я — муж с трехмесячным стажем. Очень хотелось хотя бы небольшой стабильный довесок к стипендии. В деканате с большим вниманием относились к студенческим семьям. И если появлялась информации о возможности заработать по профессии, то в первую очередь сообщали семейным студентам. Так мне предложили 9 часов в неделю истории на время декретного отпуска. Нагрузка маленькая (полставки): и учиться можно, и подзаработать.

К первым двум своим жизни урокам я готовился неделю. Столько времени не тратил на подготовку к сессии. В школу приехал часа за полтора. Присел в учительской, и меня охватил, наверное, то чувство, которое называют животным страхом. Ноги отказали мне. Я даже не могу объяснить, почему боялся идти урок. Боялся, и все. Я уже мечтал о чуде. Что-то должно случиться, и мне не надо будет идти на урок. «Чудо, чудо, иди сюда». И чудо свершилось. «Чудом» оказалась завуч, которая сказала, что они изыскали собственные резервы, и в моих услугах не нуждаются. Она извинилась, а я сказал «спасибо» и дунул из школы изо всех сил. Тогда мне казалось, что навсегда.

Но уже через несколько месяцев я безо всяких проблем вошел на свой первый настоящий урок. Я был учитель с опытом — за плечами месяц педагогической практики.

Через пять с небольшим лет я первый раз встречал первое сентября в должности директора. Волновался и переживал по одной простой причине — картавый. В должности учителя я никогда не комплексовал по поводу данного дефекта. Дети понимают, родители понимают. И, слава Богу. Но одно дело в классе, где в лучшем случае сорок человек, и совсем другое дело выступать перед тысячами людей, да еще с микрофоном. Из-за микрофона я, как раз, и расстраивался. Эта штука имела паскудное качество, усиливать мой дефект. У меня уже был печальный опыт общения с микрофоном.

В студенческие годы поработал пионервожатым. Два-три раза в смену мой отряд дежурил по лагерю, а я, соответственно, был дежурным вожатым, одной из обязанностей которого проводить утренние и вечерние линейки по лагерю. В микрофон в принципе нужно было сказать всего три слова, но каких: «Дружина равняйсь. Смирно!» Получалось — «дужина авняйсь, смино». И все это многократно усиливалось проклятой штуковиной. Когда я первый раз произнес эту команду, «дружина» легла от хохота, потом привыкла. Правда, на вожатских посиделках, когда уже изрядно принято на грудь, меня просили: «Жора, скажи, «дружина, равняйсь, смирно». Я говорил. Все смеялись. И я тоже.

Готовя директорскую речь на 1 сентября, старался максимально избежать буквы, из-за которой мама водила меня к логопеду, но не помогло.

Уже первая фраза вогнала меня в уныние: «Дорогие товарищи поздравляю всех с праздником первого сентября». Почти все слова с этой буквой. После долгих и мучительных поисков придумал: «Уважаемые! Всех сегодня с новым учебным годом». Коряво, зато понятно. Так и сказал, а, может быть и не так. Все последующие годы уже не тревожился — Рубикон перейден. Причем настолько перейден, что имею наглость быть ведущим телевизионной программы. А, что нормально. Когда просматриваю запись, даже иногда понимаю, что я пытался сказать. Но эта не та мечта, о которой хотел рассказать.

Мечта у меня другая. 1 сентября. По улице идут нарядные первоклассник и первоклассница, крепко держа за руки деда. Вот это и есть моя мечта, но пока несбыточная.

3.145.151.153