Дочки-матери

«Как может она так обращаться со своим ребенком? Какой ужас», — думала я. Чувство нестерпимой боли сковывало меня. Хотелось заткнуть уши, закрыть глаза и уехать быстрее из этого дома. За что, за что, почему она так её унижает?..

Я ехала в электричке и не могла ни на минуту отвлечься от этих мыслей. Сегодня, снова побывав у Ларисы, я почувствовала отчаяние от собственного бессилия, от невозможности что-либо изменить. Я ведь не вправе вмешиваться в чужую жизнь.

Трогательная малышка Ксения радостно летела сообщить что-то маме, желая поделиться с ней своей радостью. Но мама не хотела слушать, её не интересовал внутренний мир ребенка. Мама видела лишь недостатки дочери, с которыми она боролась с помощью окриков, подзатыльников и грубых замечаний.

— Мама, представляешь, оказывается у Саши тоже есть такая книжка, как мы с тобой читали, и знаешь…

— Ты что, бестолковая? Не видишь, что здесь дети рассыпали виноград. Куда ты прешь, как танк? Под ноги смотри. Ну, тупая! Пол же станет липким, мразь ты этакая… Мама со злобой и раздражением смотрела на единственную дочку, и волна негодования обрушивалась на девочку. Откуда только брались у Ларисы такие слова. Ксюша замолкала, краснела, казалось, что ей хочется провалиться, чтобы не смотрели на её неуклюжесть и бестолковость. Она тихонько прижималась к папе и шепотом продолжала рассказывать свою новость ему. Это ещё сильнее раздражало Ларису, и она всем своим видом демонстрировала, что, мол, нате, посмотрите, какова, ни извинений, ничего. И всё это так демонстративно, с таким фарсом! Создавалось впечатление, что мама соперничает с шестилетней девочкой, ревнует…

Помню, однажды летом, когда мы гостили у Ваниных на даче, приехала и Лариса со своим семейством. Мы вместе играли с детьми в догонялки, ходили на речку, купались, запускали воздушного змея, которого Ваниным подарили на летней выставке в Олимпийском, фотографировались, собирали полевые цветы и устраивали конкурс букетов. Вечером жгли костер и как всегда жарили традиционные шашлыки. Но Лариса... Она вдруг замечала грязные кроссовки Ксюши и начинала её отчитывать.

— Это что такое? Где ты так извозилась? Новые кроссовки! — она хватала девочку за ухо и начинала таскать при всех. Если бы только могла она видеть себя со стороны в эти минуты! Необъяснимая ненависть и желание растоптать и унизить малышку застилали ей глаза. В Ларисином восприятии, она просто воспитывала свою непутёвую дочь, просто требовала от неё элементарного уважения к труду мамы. Но эта жгучая, еле сдерживаемая злоба, этот напор ярости, изливаемый на ребёнка, был бездушен, ужасен и непонятен всем нам. Мы переглядывались, смущенно тупили взоры. Кто-то пытался тут же подбодрить Ксению и ещё сильнее чувствовал себя неловко, а Лариса не понимала, что творит.

Я пыталась как-то с ней поговорить на эту тему, но она сказала что, мол, ты её не знаешь просто, она вечно исподтишка все подстраивает и ещё меня виноватой делает потом, гадина такая.

— Ой, Ларис, ну откуда ты такие слова подбираешь, это же дочка твоя.

— Сил моих нет уже с ней бороться, до чего бестолковая.

— Да не нужно с ней бороться. Просто люби её и всё.

Я понимала, что говорить бесполезно. И вспоминала, сколько раз я набрасывалась на своего Сашу, когда он был маленьким. Я же также его тюкала по каждому поводу и злилась так, что у меня аж челюсти сводило. Почему я так поступала, почему у меня были такие жестокие эмоции к моему милому, единственному и неповторимому чаду? Как могла я безобразно кидаться на него по пустякам, вместо того, чтобы взять себя в руки, сесть с ним рядом и просто по-доброму сказать:

— Сашуль, ну что же ты опять меня расстроил? Ну зачем же ты рукавами рубашки вытирал чернила со стола? Смотри какие они теперь грязные, черные и на столе огромное пятно... Давай мы с тобой вместе пойдем теперь и будем стирать рубашку, я тебе покажу, как, а бабушку попросим в последний раз за тобой убрать всё на столе. Хорошо? Я тебя так люблю, ты у меня такой славный парень, а сегодня что-то с тобой случилось, ты, наверное, и сам не рад, что так вышло, да?

Конечно же, я так не говорила, я орала на ребенка и толкала, и подзатыльниками жаловала. И только сейчас, спустя столько лет, глядя на Лариску, я задумалась об этом, и мне стало стыдно. И нестерпимо больно, что того времени не вернешь, что я так мало давала любви моему малышу, что я все думала о том, как мне мужу угодить, а ребенка своего понукала. Как же мне теперь искупить все это? Я сидела в вагоне, смотрела, как мимо проплывают черепичные крыши деревенек, сараи, поля и снова деревеньки и мне хотелось плакать... Плакать от того, что я не могу объяснить Лариске, что я испытываю, когда она орет на Ксюшу. Что я не могу её уберечь от ужасной ошибки, что время уходит, и его не вернешь назад. И что у ее девочки уже формируется неприязнь к маме, которую я стала чувствовать от своего сына. Мои слова не доходили до Ларисы, она словно пребывала в другом измерении. Я сидела и плакала и думала о том, что какие мы женщины несчастные. Ведь у Ларисы с мужем сейчас не ладится, так же, как и у меня тогда. И она так же, как и я, испытывая недостаток любви от мужа, злобно вымещала обиду на детях. Я сидела и думала, вот сейчас приеду и напишу ей письмо, чтобы она меня не перебивала больше, чтобы она просто дослушала меня до конца хоть раз.

«Лариска! Не смей обижать мышку Ксюшу! Не смей унижать её, ни при всех, ни наедине. Ты не умеешь принимать людей такими, какие они есть, пусть и плохими, принимать с любовью и милосердием. Ты умеешь только восхищаться благородными поступками тех, кто живет вдали от тебя. Не смей свое недовольство жизнью вымещать на ребенке. «Чем выше человек, тем он снисходительнее к ближним, потому что знает по себе, чего стоит борьба с диаволом. А духовные ничтожества, те обычно всех унижают, со всех взыскивают вдесятеро.» — сказал епископ Беляев. Мы с тобой, Ларис, и есть эти духовные ничтожества. Как мы можем поносить так своих детей! Терпеть нужно, это же такие мелочи. Мы же в чужих детях столько хорошего замечаем. Мы же восхищаемся чужими детьми. Так рассмотри свою дочку, найди в ней скромность, щедрость, нестяжание, доброту, кротость. Посмотри, какая она у тебя. Да, Константин к тебе не так относится, как тебе бы хотелось, но кто тебя поддержит в трудную минуту, кто тебя никогда не предаст, кто твоя лучшая подруга, которая всегда скажет тебе правду, красива ты или нет, права ты или нет? Кто? Твоя родная дочка! Подожди, вот она подрастет и станет самым сокровенным с тобой делиться и тебя выслушивать и жалеть, а ты её мразью, недотёпой из-за такой мелочи кроешь. Эх! Дура ты, дура ты, Лариска, такая, какая и я была ещё вчера. Спасибо, Господи, увидела себя со стороны.

Я теперь буду стараться столько любви на своего Сашика изливать. Я теперь ему постараюсь в сто, нет, в тысячу раз больше простить, чем я его ругала. Конечно, я буду его наказывать, но с любовью, рассудительно и хладнокровно. Но унижать, замахиваться, пользоваться тем, что я сильнее и могу растоптать, нет, упаси меня Господи!»

Лариски, посмотрите на себя со стороны! Ваш малыш нуждается в защите от собственной мамы. Защитите их, обогрейте, попросите прощения у них и обещайте, что никогда вы их не обидите. Не бойтесь показаться слабыми своим детям. Они только станут ещё нежнее к вам относиться. Скажите им, что они у вас самые лучшие, самые любимые. Прижмите их к своему сердцу и почувствуйте, как горячо вам станет от их любви. Как растопится лед вашей души детской любовью. А невнимательный муж… Да может у него и другая даже имеется женщина… Пусть… Это его жизнь. Помоги ему, Господи, встать на правильный путь. Главное, что вы с вашим чадом теперь снова одно целое. Простите...

Вера Дьякова.

г. Одинцово

3.144.4.54