Sorglos und leichtsinnig*

Глава первая

Павел Сергеевич Аниканов был человеком легким. Причем легким во многих значениях этого слова. Он легко и без особых раздумий брался за новое дело, а, если оно не удавалось, что тоже случалось не редко, то так же легко от него отказывался, не переживая от того, что не получилось. Он был легок на ногу: его можно было сорвать из дому хоть посреди ночи, пообещав обильную выпивку и приятную компанию, и необязательно женскую. Он быстро и легко сходился с людьми. Его улыбка очаровывала. Когда улыбался, от глаз разбегались лучики-морщинки, что придавало его лицу выражение сопереживания и внимания. Даже эти пушкинские строки « чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей» про него. Он не делал никаких видимых усилий, чтобы очаровать женщин, но всегда была очередь, желающих переспать с ним. Павел Сергеевич, как мог, сокращал очередь, и, тем не менее, со своей женой Еленой Петровной он прожил уже более двадцати лет.

Кстати, жена, в молодости увлекавшаяся изучением немецкого языка, звала его sorglos und leichtsinnig*. Сначала было в этих словах больше нежной снисходительности и ласковой насмешливости. Ну, что с него взять, таким уж уродился. Зато натура тонкая и отзывчивая. «Тонкая и отзывчивая натура» уже на третий день семейной жизни умудрилась изменить жене. Просто так. Случайно. В собственной квартире. С подругой жены. Думал, что успеет отправить подругу раньше, чем придет жена. Не успел. Жена, изумленная и потрясенная увиденным, бросилась прочь из квартиры. Аниканов устремился за ней, при этом, не забыв предупредить подругу, чтобы та не захлопывала дверь, когда будет уходить. Жену он догнал и сумел уговорить вернуться домой.

Подруги уже в квартире не было, но с женой все равно случилась истерика. Аниканов просил прощения и валялся в ногах, приговаривая, что на него словно наваждение нашло. В своем раскаянии, как всегда, был искренен. Он действительно думал в тот момент, что это наваждение, а не элементарное блядство. Для некоторых попросить прощения целая проблема, а Павел Сергеевич делал это легко. Елена Петровна, тогда еще Леночка, простила. Неудобно как-то, прожив только три дня вместе, разводиться. И родители ее в такие расходы вошли с этой свадьбой, и Паша им не нравился: «несерьезный балабол какой-то». Очень не хотелось подтверждать правоту родителей. Но вместе с прощением ушли снисходительность и насмешливость, а на освободившееся место пришли горечь и недоверие.

По окончании института Паша, устроившись на работу в НИИ, поступил в заочную аспирантуру. По складу ума был он человек цепкий и реактивный. Умел быстро вычленить главную проблему и также быстро решить ее. Диссертацию он написал за год. Но защищаться не стал, так как бюрократические препоны на пути к официальной защите: экзамены, оформление бумаг, ожидание, когда подойдет очередь, охладили его пыл стать ученым. А перестройка и вовсе поставила на диссертации жирный крест.

Перестройку и последовавший за ней бардак Аникеев принял легко и радостно. Он всегда тяготился «вниманием» государства к собственной персоне: в школе, в институте. Государство не забывало постоянно напоминать, что он должен, что обязан… Теперь же о нем попросту забыли, чему Аникеев несказанно был рад. В родном НИИ его не обременяли ни работой, ни зарплатой. Павел Сергеевич был не в обиде. Более того, такое положение дел его вполне устраивало. Он занялся коммерцией. Не заняться ею было просто невозможно: все сотрудники института ушли в бизнес. Директор с заместителями сдавали институтские площади в аренду, те рядовые сотрудники, что побогаче на своих машинах занялись частным извозом, женщины, как наиболее выносливая и трудолюбивая часть, подались в «челноки», а оставшиеся не у дел занялись посредничеством. В то смутное время для неискушенного большинства посредничество казалось тем самым деревом, на котором растут горячие, сдобные булки. Никто этого чуда-дерева не видел, но очень хотелось верить, что где-то оно растет. В перекурах и в рабочее время только и было разговоров о неких легендарных мифических Шуриках, Сергей Иванычах и Наталий Паловнах, которые цистернами продавали спирт, вагонами сахар и эшелонами зерно, а вахтер института, пенсионер Павел Никодимыч, на входе и выходе заговорщически предлагал сотрудникам: «Есть фура обуви, из Польши. Никому не нужно? Товар стоящий, сам видел, а цены просто бросовые. Если есть купец, ведите ко мне». Купцы не шли, но Павел Никодимыч не унывал, предлагая и предлагая все новый ассортимент товаров. «Спирт никому не нужен? На товарной станции три цистерны стоят. Сам видел, цены просто бросовые. Если есть купец, ведите ко мне».

Аникановв хоть и посмеивался над своими коллегами, горе — посредниками, но тоже торговал воздухом, да и рабочий день во всевозможных переговорах и разговорах пролетал незаметно. Но однажды ему посчастливилось увидеть это дерево. И даже сорвать пару булок.

— Пал Сергеич, вас к телефону.

— Я слушаю.

— Привет Паш, — звонил Пеструхин, однокурсник, с которым Аникеев очень изредка общался, и потому звонку удивился

— Здравствуй, Сергей.

— Я сразу по делу. Есть водка по очень хорошей цене. Нужен покупатель. Можем хорошо заработать.

— Целый состав и стоит в Москве, — усмехнулся Аникеев.

— Зря смеешься. Я на полном серьезе. В Измайлово на складе лежат две тысячи коробок «Распутина». Сам видел. Найдем клиента, точно говорю, хорошо заработаем.

— Ладно, попробую. Давай твои координаты, если, что получится, перезвоню, — без особого энтузиазма согласился Аникановв. Он слабо представлял, где и как сможет найти покупателя на эту водку.

Пал Сергеевич вернулся за свой стол, открыл записную книжку, машинально переворачивал страницы, думая, к кому можно обратиться. Сплошные «лирики и физики». Он закрыл книжку и отбросил ее на край стола. Пеструхин своим звонком испортил настроение. Очень уж хотелось булки с дерева. А как его найти дерево это? Да и самочувствие оставляло желать лучшего.

Вчера весь вечер Аниканов выпивал с соседом, с которым случайно столкнулся на лестничной площадке, когда пошел выносить мусор. С мусорным ведром он вернулся домой далеко за полночь, жена спокойно спала, так как точно знала, что муж где-то рядом. Алексей Нилыч, так звали соседа, хоть и был старше Аникеева лет на пятнадцать, оказался мужиком крепким и живущим в достатке. Уже, подвыпив, Павел не смог не поинтересоваться:

— Хорошо живете, Алексей Нилыч. Уже после перестройки заработали?

— По-разному, что-то до, что-то после.

— Если не секрет, а где работаете?

— Числюсь в какой-то конторе, а так вольный стрелок, — небрежно ответил Алексей Нилыч.

— Это как, вольный стрелок? — спросил Павел.

— А так, что потопаю, то и полопаю, — ответил сосед, всем своим видом демонстрируя нежелание развивать эту тему.

— Все, понял.

 

Глава вторая

Не заходя домой, Аникеев позвонил соседу в дверь. Алексей Нилыч был дома.

— Здравствуйте, Алексей Нилыч.

— Здравствуй, Паша. Заходи. Здоровье поправить надо?

— Да, нет, я по делу.

— Тем более поправить надо. Какие могут быть дела с плохим здоровьем. Проходи.

— Я вот Алексей Нилыч по какому делу.

Аниканов быстро выпил стакан и пересказал весь разговор с однокурсником. Алексей Нилыч слушал внимательно, даже очень внимательно.

— Это не туфта? Ты уверен, что товар точно есть? — спросил Алексей Нилыч, когда Аниканов закончил рассказ.

— Можно прямо сейчас уточнить. Я позвоню ему.

— Звони.

Пеструхин подтвердил реальность предложения. Потом к телефону подошел Алексей Нилыч. Он уточнил цену за товар с учетом всех интересов и попросил передать через Павла образец водки.

— Что ж Паш, давай попробуем. Попытаюсь я покупателей найти, — подвел итог Алексей Нилыч. — Если все так, как говорит твой приятель, то можем неплохо заработать.

— Я буду только рад, — ответил Аниканов и выпил уже заранее приготовленный стакан водки.

Через два дня Алексей Нилыч зашел к Павлу.

— Звони своему приятелю. Договаривайся о встрече на завтра. Я клиентов нашел.

Аниканов набрал номер и передал трубку Алексею Нилычу, который и стал договариваться о завтрашней встрече. Аниканова поразила, с какой дотошностью сосед обговаривал каждую деталь предстоящей сделки, он даже поинтересовался, как и кто будет грузить водку, сколько еще посредников со стороны покупателя.

— Зачем вы про посредников спросили, Алексей Нилыч? — полюбопытствовал Аникеев.

— А, чтобы понимать, с кем дело придется иметь. Твой приятель реально к товару отношения не имеет, поэтому важно иметь дело с первыми посредниками, навару будет больше. Понял?

— Теперь понял. А только, как же Сергей? Это он же предложил.

— Не переживай. Свое он получит, но меньше, чем мы.

Весь следующий день Аникеев провел с Алексеем Нилычем. Сначала они поехали встретить продавцов. Продавцами оказались два мужичка очень простецкие на вид. Один был повыше ростом и в плаще, другой пониже — в куртке и шляпе. Имен их Аниканов толком не расслышал, только и запомнилось, что они из-под Липецка, из какой-то райпотребкооперации. Поздоровавшись, Алексей Нилыч отошел с ними в сторонку, и минут десять о чем-то негромко переговаривался.

— Все, порядок, можно ехать, — вернулся к Аниканову Алексей Нилыч, — «откат» возьмем водкой. Нам с тобой даже выгоднее так будет.

— Какой «откат»? — не понял Аникеев.

— «Откат» — наш с тобой процент за работу, — пояснил Алексей Нилыч. — Ладно, поехали.

Встреча происходила в подземном бункере, который явно строился, как бомбоубежище на случай войны, а в мирное время использовался, как склад. Ведомые Пеструхиным, они долго шли по длинным серым коридором, пока не уперлись в массивную дверь с множеством запоров.

Пеструхин позвонил в дверь и что-то сказал открывшему. Алексей Нилыч с покупателями вошли во внутрь, а Аниканов с Пеструхиным остались снаружи. Так договорились с самого начала. Пеструхин нервничал. Как и у Аниканова эта была его первая сделка, и он боялся быть обманутым.

— Вы с продавцами об «откате» уже договорились? — спросил он Павла.

— Договорились.

— Сколько ящиков дают?

— Не знаю, Алексей Нилыч договаривался. А тебе тоже ящиками дают?

— Тоже. Не знаю только, сколько. Я ведь, как и ты не один.

Минут через двадцать вышел Алексей Нилыч с двумя незнакомыми мужчинами. В руках у него были две бутылки водки.

— Это ребята от продавца. Придется немного подождать, пока они там договорятся. А мы пока водку продегустируем.

Пили по очереди из горла и не закусывая, так как в бомбоубежище закуска и посуда не были предусмотрены. Потом, пока водку перегружали с машины на машину, выпили еще. Еще попозже, загрузив «откат» в машину Алексея Нилыча, выпили за удачную сделку и дальнейшее успешное сотрудничество. Больше Аниканов не помнил ничего. Очнулся он только утром в собственной постели. Голова не болела, но все равно было тяжело. Павел глянул на часы. Десять утра. Он откинулся на подушку, решив на работу сегодня не идти. Только задремал, как зазвонил телефон.

— Жив, Паш? — спросил Алексей Нилыч.

— Да, вроде.

— Ну, тогда заходи, жду.

Первое, что бросилось в глаза Аникееву в квартире соседа, громоздящиеся рядами ящики с водкой.

— Это, что все наше? — удивился он.

— Наше, — подтвердил Алексей Нилыч. — Половина твоя.

— И что мне с ней делать? — вновь удивился Аникеев. — Это же месяц можно пить, не останавливаясь.

— Попить, конечно, попьем, — согласился сосед. — Не месяц, конечно, а так, денька два. А остальное продадим. Я уже с утра с магазинами договорился. Сегодня приедут, заберут.

— Какой вы молодец. Я бы так не смог. Возни сколько.

— А ты думал, что деньги просто так достаются.

— Я понимаю, что не просто так. Но ведь вчера полдня померзли, водки попили и заработали. Если бы живыми деньгами заплатили бы, то вообще бы все было без особого напряжения.

— Может оно и так, да не так. Много ты таких счастливцев знаешь, чтобы за один день годовую зарплату поимели?

Аниканов только помотал головой.

— И я почти не знаю, — продолжил Алексей Нилыч. — Работа действительно вроде не тяжелая. Это не мешки таскать или задницу весь день на одном месте просиживать. На такую работу, как наша, чутье надо иметь, настойчивость и немного удачи. Чтобы тебе открыли хотя бы одну дверь, надо позвонить в сто дверей. Ты вроде парень неглупый, но уж больно легко ко всему относишься.

— Это почему же? — запротестовал Аниканов. — Я люблю работать.

— Надо не любить работать, а уметь работать, — назидательно заметил Алексей Нилыч.- Будем вместе работать, научишься. А теперь пойдем «полечимся, — сосед закончил разговор и пригласил Павла на кухню.

«Лечились» они неделю. Дома Павел появился только два раза. Первый раз принес жене деньги за проданную водку. Алексей Нилыч, как и обещал, сдал водку в магазины. А второй раз, зашел за магнитофонными кассетами. Жена Аниканова на пьянство мужа решила не реагировать. Но была поражена, когда Павел выложил перед ней стопки денег.

— Видишь, сколько денег, — пьяно — горделиво заявил Аникеев. — Все твои. Трать, как хочешь. Мы с Алексеем Нилычем еще заработаем. Ты не возражаешь, если мы с ним немного погудим?

— Не возражаю. Только веди себя Павел прилично.

— Лен не беспокойся. Все будет тип-топ. Мы меру знаем.

— Ладно, балаболить. У вас хоть закусить есть?

— У нас все есть, как в Греции.

Аниканов наслаждался собственной удачливостью.

 

Глава третья

Аниканов легко притерся к Алексею Нилычу. Но сосед, а теперь и партнер по бизнесу, оставался чужим и где-то даже непонятным человеком, хотя вместе они уже работали несколько лет и виделись, чуть ли не каждый день. Только и знал о нем точно, что сосед живет один. О себе Алексей Нилыч рассказывать не любил. Да и по правде Павлу было это не очень интересно. Единственной точкой соприкосновения являлся их совместный бизнес, и развались он, Аниканов на следующий бы день забыл о существовании Алексея Нилыча. Но дела у них шли пока более, чем успешно. Они удачно дополняли друг друга: коммуникабельный Аникеев легко находил продавцов, а осторожный и подозрительный Алексей Нилыч — покупателей.

Суммы их посреднических сделок уже исчислялись миллионами долларов: они торговали и нефтью, и металлами, и лесом. И даже было пытались организовать продажу оружия, но неудачно: Алексей Нилыч не смог или побоялся найти покупателя, чему Павел Сергеевич был несказанно рад, так как уж очень стремным показался ему этот бизнес.

Деньги шли к деньгам. Аниканов купил новую квартиру. В ближнем Подмосковье застолбил земельный участок. Строиться пока не собирался. Купить землю убедил все тот же Алексей Нилыч. «Земля всегда пригодится. Не будешь строиться, продашь». Каждые полгода менял машину, приобретая, все более дорогие. Не без удовольствия исполнял любые желания и жены, и дочери. Ему всегда нравилась роль деда Мороза. И теща, потрясенная таким материальным взлетом зятя, приняла его, наконец, в родственники. Только тесть по-прежнему считал его балаболом, который обязательно плохо кончит. И при случае жене всегда говорил: « Дурные у него деньги, потому что уж слишком легкие».

На работе Аниканов практически не появлялся. Забегал раз в месяц, чтобы отдать начальнику свою «ученую» зарплату и накинуть сверху еще столько же за «лояльность и понимание». Трудно сказать, что заставляло Аниканова «числиться» на службе. Предусмотрительность и осторожность не его черты характера. Скорее, это отношение к жизни, как к процессу, который идет, и пусть себе идет. Он даже не мог однозначно сказать, нравится или не нравится ему этот процесс под названием «жизнь». Не хотелось останавливаться, да и зачем?

Два-три дня в месяц Павел Сергеевич посвящал Алле Сергеевне. Визиты к ней он называл командировками. Так он всегда говорил жене, когда исчезал на несколько дней. Хотя вполне мог бы Елене Петровне и не врать. Она все равно ему не верила, и принимала его ложь с внешним безразличием. «Тебе Паш соврать, что плюнуть. Даже не задумаешься». Более того, она ловила себя на мысли, что радуется, когда муж исчезал в «командировку». Без него было покойно и уютно, и жизнь в эти несколько дней принимала уравновешенный характер.

Но больше двух-трех дней Аниканов вне дома находиться не мог. Как это не покажется странным и смешным, но он скучал по дому и жене. Алик, так звал Аллу Сергеевну Аниканов, первое время обижалась, а потом привыкла, и находила прелесть в том, чтобы считать дни до следующего прихода Павлика. Ей 35, служебный роман перерос в любовную связь, которая длится без малого десять лет. Она ни до Аниканова, ни после так и не вышла замуж. «До» не получилось, а «после» уже не хотелось или опять не получилось. Да, так ли это важно, почему случилось так или не иначе. Случилось, что теперь гадать.

Даже, если бы Алла Сергеевна узнала, как и почему она стала любовницей Аниканова, вряд ли, что-либо поменялось бы в ее жизни. За эти десять лет она вросла в Павла Николаевича, как непривередливое деревце, которое безо всякого ухода легко приживается в земле.

А его любовницей она стала из-за спора, который затеялся в мужской компании. Павел Сергеевич вместе с сотрудниками из отдела выпивали по случаю получки. Начали с обеда, и к концу рабочего дня были в той приятной кондиции, когда хочется поговорить о бабах. Это было время, когда Аниканов уже зарабатывал неплохие деньги, но еще продолжал исправно посещать службу. Кто-то из компании, когда уже надоело говорить о политической ситуации в стране и как ее изменить, неожиданно пьяно и невпопад произнес:

— А, Аллочка, цаца у нас какая. Никому не обломилось?

— И не обломится, — поддержал тему кто-то из мужиков.

— Это почему же? Что, кто-то уже пытался? — живо заинтересовался Аниканов.

Никто не ответил. Даже, если кто и пытался, кому охота признаваться в своей неудаче. Аллочка, надо признать дама была видная. Высокая, но не стеснявшаяся своего роста, и поэтому ходила, не горбясь, как иные девушки, а всегда с прямой спиной. Правильное и одновременно очень обаятельное лицо. Работу всегда выполняла добросовестно и почти всегда вовремя, поэтому в отделе была несколько особняком, хотя всегда с готовностью сдавала деньги на общие мероприятия, но на них долго не засиживалась. Может быть, поэтому, а, может, действительно, кто-то из мужиков нарвался на отказ, но сложилось о ней мнение, как о девушке неприступной.

— Мужики, предлагаю пари, — с азартом произнес Пал Сергеевич.

— Это, какое еще пари?

— Спорим, что через неделю она будет со мной в койке.

— На что спорим. На интерес или как? — спросил тот, кто первым начал первый разговор.

— На коньяк спорим. Если я проиграл с меня ящик. А, если выиграл, то с вас со всех ящик. По две бутылки с носа получится. Идет?

— Идет. А, как мы узнаем, кто выиграл?

— Мужики, вы же меня знаете. Если проиграю, честно скажу. Если выиграю, и говорить ничего не надо. Сами увидите. Ну, так как?

— Все, договорились.

На следующее утро Аниканов, придя на работу, решил повнимательнее рассмотреть объект спора, чтобы решить, какие действия надо будет предпринять. Увиденное, не особенно не вдохновило его, но и не разочаровало. Интересная, но без изюминки. Перед тем, как уложить женщину в постель, Пал Сергеич всегда пытался представить, как она в ней себя поведет: насколько сведуща в любовных утехах, темперамент, ведомая или ведущая. Эти фантазии-представления и возбуждали его, и позволяли составить, как он сам любил называть, «психологический портрет». Исходя из созданного им представления, Аниканов выбирал тот или иной стиль поведения в отношении будущей жертвы. «Жертва», наверное, громко сказано, он же не охотник, а всего лишь любитель вкусненького. «Рыба, — определил он для себя. — Но не безнадежная. Вполне можно «раскочегарить». Теперь вчерашний пьяный спор наполнился для него определенным смыслом. И ключевое слово здесь было «раскочегарить». В том, что он ее уложит, Аникеев не сомневался, главное, получится ли раскочегарить.

Уже через час у него сложился план действий. Сначала он позвонил приятелю, который жил у жены, а свою квартиру использовал для холостяцких развлечений. Приятель без проблем согласился предоставить ему свою квартиру. Аниканов договорился с ним встретиться, чтобы взять ключи. Потом позвонил жене и сообщил, что срочно на два дня срывается по делам, пообещав вернуться в воскресенье. Ему действительно надо с Алексеем Нилычем уехать за город на деловую встречу, но не обязательно же уезжать из своего дома. Елена Петровна, если и расстроилась, то как-то очень равнодушно или просто не показала виду. Верила ли она в «дела» мужа? Она и сама бы затруднилась бы ответить. Ей было проще совсем не заморачиваться на эту тему. Тем более, что после отлучек муж в дом всегда приносил хорошие деньги.

Позвонив Алексею Нилычу, предупредил того, что поедет не из дома, и договорился, где и во сколько они будут встречаться. Алексей Нилыч, не выказав никакого удивления, только уточнил время и место встречи. В обеденный перерыв Аниканов добежал до метро, и в вестибюле станции, в киоске купил два билета в театр. Он посчитал, что в случае с Аллой наиболее подходит вот такая комбинация: обходной маневр с походом в театр. А дальше, как получится. Пал Сергеевич отнюдь не был самонадеянным человеком. Он прекрасно отдавал себе отчет, что все может закончиться, даже, не начавшись. Допустим, Алла отвергнет его предложение с театром. Все может быть. Хотя в глубине души почти не допускал возможности неудачи. Но, если даже все сложится неудачно, в записной книжке всегда есть телефон дежурной подруги, которая, если и не скрасит горечь поражения, то, по крайней мере, докажет, что все его сегодняшние хлопоты были не напрасными.

Вернувшись в отдел, Аниканов улучил момент, когда Алла осталась одна, и решительным шагом направился к ее столу.

— Алла, — наклонился он над столом. — Скажи мне, пожалуйста, только скажи правду. Ты сегодня вечером свободна?

От вопроса Алла покраснела и не сразу нашлась с ответом.

— А что? Ты что-то хочешь мне предложить?

— Хочу Алла, хочу. Только не руку и сердце, а культпоход в театр. Мы с женой сегодня должны были пойти. Но час назад позвонила, сказала, что у нее какие-то неотложные дела и предложила, чтобы билеты не пропадали сходить с кем-нибудь еще, кто любит театр. Ты ведь любишь театр?

— Люблю, — на полном серьезе ответила Алла.

— Так я могу надеяться, что ты не откажешь мне в совместном приобщении к прекрасному?

— Не откажу, — все так же серьезно ответила девушка.

— Вот и договорились, — искренне обрадовался Аникеев. Первый шаг к победе сделан. — Я сейчас отъеду по делам, а в половине седьмого буду ждать тебя у театра. Договорились?

— Договорились, — эхом отозвалась Алла.

Пал Сергеич не был театралом, хотя в студенческие годы бывал и на «Таганке», и в «Современнике». Вместо этих театров он вполне мог побывать и в других, если бы в них было так же трудно попасть. Билеты в эти театры распроданы на месяцы вперед, а ты все равно умудряешься пройти, и победоносно окидываешь публику со своего раскладного стульчика. Он испытывал кайф только от того, что он смог то, чего многие другие не смогли. Сегодня все гораздо проще: плати деньги и занимай место согласно купленным билетам.

Аниканов сразу отметил, что Аллочка пришла к точно оговоренному времени.

«Или клюнула, или очень в театр хотелось», — здраво рассудил он.

Спектакль его мало занимал. Все первое действие он моделировал дальнейшее развитие событий, вплоть до мелких деталей, которые приятно возбуждали. В антракте Пал Сергеич угостил Аллу шампанским, а сам принял два раза по «пятьдесят» коньячку. Поэтому второе действие он провел в легкой полудреме, почти незаметной постороннему глазу. По отношению к девушке был абсолютно сдержан, даже не пытаясь, хотя бы, коснуться плечом плеча. Он решил не размениваться на мелкие знаки внимания, а добиться всего разом в удобном месте и в удобный момент. «Оптом дешевле», — так по-торгашески он определил свою задачу на сегодняшний вечер.

Когда после спектакля, они вышли из театра, Алла посмотрела на Аниканова, словно интересуясь, а, что будет дальше? Так, по крайней мере, показалось Пал Сергеичу. Он крепко взял Аллочку под руку.

— Пойдем, у меня за углом машина стоит.

Разместившись в машине, Аниканов произнес заготовленную и уже не раз проверенную фразу:

— А не отметить ли нам такое важное мероприятие как культпоход в театр? Я лет пять в театре не был.

— А что есть предложения? — Аллочка внешне безразлично пожала плечами.

— Буду думать, что предложить, — он сделал паузу, будто действительно не знает, что предложить. Он уже собрался произнести очередную заготовленную фразу типа: «Есть у меня один укромный уголок»…, как Аллочка неожиданно произнесла.

— Не ломай голову. Если не возражаешь, то отметить можем у меня.

— Аниканов с удивлением и недоумением посмотрел на нее: такой поворот событий он не просчитывал. Она прочитала, как ей показалось, в его взгляде вопрос и поспешила добавить:

— Я живу одна. У меня своя квартира. Родители купили, когда я закончила институт. Посчитали, что с квартиры начинается самостоятельная жизнь.

— Поехали к тебе, — легко согласился Аниканов. Он уже успел просчитать, как и, когда сможет отдать приятелю ключи от квартиры. — Даже любопытно посмотреть, как ты живешь.

— Живу, как все живут. Мягкая мебель стенка, диван и прочие прелести жизни. 

Аллочка не лукавила. Стандартная мебель, чистенько, аккуратненько. Посуда, книги стояли там, где и полагаются им стоять: на полочках за стеклом. Пал Сергеевич даже был разочарован увиденным, так как считал, что жилье, обстановка часть человеческой сущности. Он уже предполагал, что и ночь с Аллой будет такая же стандартная и аккуратная. «Ладно, что раньше времени себя накручивать, — решил про себя Аниканов. — В конце концов, только одна ночь». Он поудобнее откинулся в кресле в ожидании, когда Аллочка вернется с кухни.

Минут через десять она вошла в комнату с подносом, на котором аккуратно на тарелочках лежали порезанные сыр и колбаса, а в двух вазочках соответственно располагались конфеты и варенье. Поставив поднос на столик, она отошла к серванту, и вернулась с двумя рюмками и бутылкой коньяка. «Нормально, — повеселел Аниканов, — может, и не так скучно будет. В случае чего, у меня тоже бутылка есть».

— Наливай, — решительно произнесла Аллочка. — Будем отмечать окончание культурного мероприятия. Мы ведь для этого собрались?

— Так, так, — ответил Аниканов, аккуратно разливая коньяк.

Дальше события развивались так, как и предполагал Пал Сергеевич. Единственная неувязка в плане — Аллочка пила с ним почти на равных. В паузах они говорили о всякой ерунде, но за пустой болтовней, он — кот, она — мышь, которая покорно ждет, когда ее слопают. Аниканов не стал дожидаться, когда закончится коньяк, а решил действовать. Встал, подошел сзади к ее креслу и положил руки ей на плечи. Она, не оборачиваясь, протянула ладонь его руки к своей щеке и поцеловала ее. От такой покорной ласки Пал Сергеевич даже слегка опешил. Ему хотелось еще поиграть в кошки-мышки, а тут такая покорность. Он вышел из-за кресла, притянул ее к себе и резко поцеловал в губы, так резко, что она даже вскрикнула от боли.

— Извини, не хотел.

Он уже успел расстегнуть на ней кофточку, скинуть бретельки лифчика, но, когда Аниканов, пытался залезть ей под юбку, Алла каждый раз убирала его руку.

— А вот этого не надо.

Пал Сергеевич пребывал в некотором недоумении. Он никак не мог понять логику ее поведения. «Неужели на динамо нарвался»? — неприязненно подумал он об Аллочке. Аллочка между тем окончательно отстранилась от него.

— Хватит, — сказала она, застегивая кофточку.

— Хватит, так хватит, — согласился Аникеев, — Давай тогда выпьем.

Они допили бутылку, и Аникеев решил, что, пожалуй, надо уходить.

— Спасибо, Аллочка за все, Буду собираться, — сказал он, поднимаясь из кресла. Аллочка, не отвечая вслед за ним поднялась из кресла, и вплотную приблизилась к нему, неожиданно нежно положив ему руки на плечи.

— Не спеши.

Уже в постели прошептала:

— Сделай так, чтобы было хорошо. Ты у меня первый.

Неожиданное признание, сделанное в самый кульминационный момент, если и не ошеломило Аниканова, то ввело в определенную растерянность: «Такой кайф поломала. Придется предохраняться. Как-то все по-книжному получается. Ты у меня первый». Раскочегарить ее так и не удалось.

В понедельник он привез на работу ящик коньяка. Мужики были удивлены не тем, что у того ничего не вышло, а тем, что он в этом признался. Аниканов же решил не хвастаться свой победой, а предпочел проиграть. Он посчитал неуместным обсуждать то, что у него произошло с Аллой. Такое обсуждение он посчитал постыдным, а потому и неприличным.

Пал Сергеич всю неделю, пока был коньяк, приезжал к вечеру на работу. После работы провожал Аллу домой, и на пару часов у нее задерживался. Он привязался к Алле, как та кошка, которая, выйдя из дома бредет в другой дом, из которого ее не гонят, но и не заставляют остаться.

Аниканову было с Аллой и удобно, и комфортно. Захотел пришел, захотел ушел. Это не значит, что не имел никаких перед ней обязательств за эти десять лет. На аборты он отправлял ее к самым дорогим врачам, купил ей машину, помог однокомнатную квартиру превратить в двухкомнатную. Если жене о своих делах он практически ничего не рассказывал, то Алле каждую сделку расписывал до мельчайших подробностей. Она была замечательным и внимательным слушателем, потому что все ее вопросы и замечания были всегда по делу.

Алла после первого аборта решила порвать с Аникановым. Ей было обидно, что он так с ней обошелся. Отправил к врачу, никак, не посчитавшись с ее желанием. А тогда ей хотелось родить ребеночка. Но он был после так трогательно заботлив, так убедительно изложил, почему надо было поступить именно так, что она его простила. Да и как не простить, если он целую неделю приходил с огромными букетами цветов. Трудно сказать, любила ли она Аниканова, но в силу своей инертности Алла настолько к нему привыкла, что ничего не хотелось менять. Красивая и ухоженная, она оставалась все той же «рыбой», вялой и безвольной. Даже секс был ей необходим только потому, что так хочет он. По началу Аниканов огорчался от ее такой аморфности, но потом тоже привык, а в постели «зажигал» с другими женщинами. Алла — надежный приют, в который он всегда может вернуться, словно бездомный бродяга.

 

Глава четвертая

Аниканов позвонил в дверь и стал ждать, когда Алла откроет дверь. Она не раз предлагала ему, чтобы у него были свои ключи от квартиры, но Пал Сергеевич всегда решительно отказывался. На это у него были, как он сам считал, веские причины. Во-первых, ключи может совершенно случайно найти жена, и придется врать, объясняя происхождения ключей. Во взаимоотношениях женой и так лжи хватало, так зачем же ее плодить еще. Во-вторых, ключи налагали на него дополнительную ответственность, делая его более домашним по сути в чужом доме. В-третьих, он справедливо полагал, что у Аллы может быть своя жизнь, а наличие ключей у него — вмешательство в эту жизнь.

— Здравствуй, еще не спишь?

— Здравствуй. Ты же знаешь, что я всегда тебя жду, — без тени обиды ответила Алла Сергеевна. И хотя она была в домашнем халате, выглядела так, словно ей через десять минут отправляться на светский прием.

— Знаю, знаю. Это я так сказал, почти не подумавши.

— Ужинать будешь? У меня все горячее.

— Если ты не ела, то перекушу с тобой.

— Тогда, мой руки, будем ужинать.

— К ужину есть что-нибудь.

— Найдем.

Аниканов уже был слегка навеселе, но Алла Сергеевна никогда не устраивала ему сцен по этому поводу, что, по мнению Пал Сергеича шло ей в актив. После ужина, как обычно, уселись на диване с чувством сытого удовлетворения. Аниканов раздумывал, сразу ли лечь спать или рассказать о предстоящей сделке. Решил все-таки рассказать. С женой он никогда не делился своими планами, проблемами, так как чувствовал, что это ей абсолютно неинтересно.

Жене было не только неинтересно, но и стыдно за то, что муж банальный торгаш. Ей казалось, что муж, как личность деградирует. И только деньги, которые он приносил в дом, примиряли ее с его деятельностью. Связующим звеном в жизни оставалась только дочь. Как у людей, у которых глубина чувства подменялась любвеобильностью, Аниканов обожал свою дочь. В этом не было чего-то странного или удивительного: женщину можно поменять, то дочь никогда.

Если в детстве, дочь просто инстинктивно тянулась к отцу, чувствуя, исходящие от него тепло и нежность, то, повзрослев, не только не осуждала его за более, чем прохладные отношения с матерью, но даже частенько была на его стороне. Возможно, влияли и те материальные блага, которые доставались ей от отца. Тем не менее, о жизни дочери Аниканов знал больше, чем жена. Он был с дочерью откровенен в той мере, которая позволяла ему в ее глазах оставаться порядочным человеком, поэтому, когда заходил разговор в его взаимоотношениях с матерью, он говорил дочери только одно: «Не суди меня, а тем более мать. Так сложилось». О делах рассказывал ей только в общих чертах, избегая подробностей, справедливо полагая, что такие подробности не для ушей ребенка. Поэтому из близких людей, с кем он мог поделиться своими проблемами, оставалась только Алла Сергеевна.

А проблема перед ним возникла серьезная. Даже не проблема, а скорее соблазн быстрого и легкого заработка. Такого рода сделок у него было великое множество, но не в таких размерах. Соблазн был в размерах потенциального годового заработка. Звонил Пеструхин. После той первой совместной удачной сделки они практически не виделись. Звонку Аниканов обрадовался, так как Пеструхин звонит всегда только по делу, и обязательно выгодному.

— Привет, Паш. Как жив-здоров?

— Здоров. Живу, вроде не жалуюсь. А ты-то сам как?

— Тоже нормально. Слушай, я по делу звоню.

— Кто бы сомневался. Ты всегда только по делу звонишь.

— А чего без дела по телефону сопли жевать. Соскучился — встретился. Так зачем?

— Согласен. Значит, не соскучились. Какое дело? Излагай.

— Дело денежное, конечно. Иначе, чтобы я тебе звонил, но разговор не телефонный. Надо встретиться, и при встрече все переговорить.

— Без вопросов. Где и когда?

— Через два часа устроит?

— Да, где?

— Давай, в метро на Маяковке.

— Договорились.

Встреча в метро не удивила, не насторожила Аниканова. За годы, проведенные в коммерции, он вынес убеждение, что самые удачные сделки совершаются не в шикарных офисах, а вот в таких местах, как метро.

— Привет, Паш.

— Привет, — Павел Николаевич оглядывался вокруг, ища взглядом того, кто его окрикнул.

— Вот, как зазнался, что не узнаешь старых друзей.

В мужчине с опухшим лицом и неряшливо одетым, Аниканов с трудом признал Пеструхина.

— Извини, столько не виделись, что не сразу признал, — смутился Павел Николаевич.

— Ничего, ничего. С кем не бывает. Во-первых, годы не красят, во-вторых, я с «бодуна». Голова трещит, сил нет. Поэтому без машины. Да и спокойнее так встречаться.

— Да, да, конечно, — торопливо согласился Аниканов. Он поймал себя на ощущении, что ему хочется бежать отсюда, но, тем не менее, спросил: «Какое дело у тебя»?

— О делах, точнее о деле и хочу с тобой поговорить. Есть партия бытовой техники. Стиральные машины там, пылесосы, микроволновки. Фуры стоят в Смоленске на растаможке. Цены смешные. Запас — процентов 60. Я уже нашел клиента, который все сразу заберет в Москве. Наш навар 50 процентов.

— На какую сумму товар?

— На 800 штук «зеленых».

— Ничего себе, — присвистнул Аниканов. — Откуда взять такие деньги. У меня лично таких бабок не имеется. Нет, Сереж, это предложение мне не подходит.

— Паш, не спеши. Ты вдумайся, зараз срубить 400 штук. Когда еще такой случай выпадет?

— Может быть, и никогда. Что толку в ступе воду толочь, если денег нет.

— Паш, говорю тебе, не спеши. 250 я достану. Ты же сам понимаешь, были бы все деньги, я бы тебя не позвал. Ты же можешь перехватить деньги? Они нам, максимум на два-три понадобятся. Сделка, никакого геморроя. Только и дел, что деньги из кармана в карман переложить. Я не поверю, что такому удачливому коммерсанту как ты не у кого взять денег. Напрягись, сделка стоит того.

Аниканов задумался. Сделка его заинтересовала. Он уже прикидывал в уме, где и как сможет набрать денег.

— Хорошо Сергей, я подумаю, что можно сделать. Время терпит?

— Ты сам знаешь, что при таких сделках времени всегда нет. Купец может и других клиентов найти.

— Хорошо. Завтра в конце дня постараюсь дать ответ. Куда позвонить?

— Запиши мой мобильный.

Расставшись с Пеструхиным, Павел Николаевич, стал прокручивать в голове все возможные варианты. Сделка его заинтересовала. Он хорошо помнил то первое дело со своим однокурсником, которое положило начало его коммерческой карьере. Да и сумма, которую можно поиметь, выглядела очень привлекательной. Он уже представил, как использует заработанные деньги. Его совсем не насторожил непрезентабельный вид Пеструхина. «Мало ли, кто как выглядит. Во-первых, с бодуна, во-вторых, внешний ничего не значит. Сам бывало и похуже выглядел», — сразу отмахнулся он от малейших подозрений.

Аниканов уже некоторое время вынашивал идею создания какого-нибудь фонда, чтобы заняться благотворительностью. Пал Сергеевич был человек отзывчивый. Он редко отказывал, если мог помочь. С другой стороны, хотелось признания, славы. Он понимал, что сами по себе деньги для него мало, что значат. Он живо представил, как учредит премии своего имени для талантливых ученых, будет вкладывать деньги в интересные проекты. О нем услышат, будут писать, а там, глядишь, можно и в политику податься. Поэтому эти деньги были бы, как нельзя кстати.

При всей своей коммерческой успешности у Аниканова никогда не было денег про запас. Он не умел или не хотел копить, откладывать деньги на «черный день». Заработанное, он тратил на подарки жене, дочери, любовнице. С тихой радостью давал взаймы знакомым, не надеясь на возврат долга, так как всегда говорил: «Отдашь, когда сможешь». Это его фраза, словно индульгенция, освобождала бравшего взаймы от необходимости долг возвращать. На покупку чего-либо солидного, крупного денег не хватало, и он сам легко брал взаймы. Долги всегда отдавал вовремя, поэтому его охотно ссужали деньгами. Но такую большую сумму Павлу Николаевичу еще не приходилось занимать. Вечером дома он в очередной раз прикидывал варианты, как и где можно раздобыть такое количество денег.

Эту сделку ему хотелось бы провернуть без Алексея Нилыча. Не потому, что Аниканов не хотел делиться, а просто он не видел места в этой сделке для своего соседа. А брать в долю только за хорошие отношения, Пал Николаевич посчитал несправедливым. Алексей Нилыч и так в последнее время играл роль английской королевы — разделить деньги. Всю черновую работу — встречи, звонки — приходилось делать Пал Сергеевичу. По крайней мере, таким образом ситуация представлялась Аниканову. И вот, наконец, пришел тот случай, когда можно и нужно поработать исключительно на себя. Тем более, что предприятие предстояло несложное. Продавцы и покупатели в наличии. Дело только за деньгами. Но, как Аниканов не прокручивал возможные варианты, даже теоретически необходимая сумма не получалась. Он сосчитал всех знакомых, кто может дать взаймы, прикинул, что можно заложить: машину и земельный участок так и с недостроенной дачей. Все равно не выходило. «Ладно, — решил он, наконец, — не буду заморачиваться. Завтра начну собирать деньги. Сколько получится, столько получится».

Весь следующий день Аниканов посвятил телефонным звонкам и деловым встречам. Ему на удивление легко удалось собрать почти 400 тысяч, а точнее 396. 50 тысяч наскреб из своих запасов. Большую часть суммы дал знакомый банкир, у которого он одалживался и раньше. Несмотря на всю свою внешнюю респектабельность, был он самым настоящим бандитом. Его и в банке на почетной должности держали для одного — выбивание денег из должников. С ним его в свое время познакомил Алексей Нилыч.

— Крупное дело заварил? — спросил банкир, услышав запрашиваемую сумму.

— Да, дело одно наклюнулось. Мне деньги нужны буквально на несколько дней. Сразу, как продам товар, деньги тут же вернул. Ты не волнуйся. Все будет в порядке.

В Аниканове была черта, которая ему самому ужасно не нравилась. Он начинал заискивать, когда просил деньги.

— Я не волнуюсь, Это тебе волноваться надо, если, что не так. Как обычно, полпроцента в день. Пиши расписку.

Пал Николаевич быстро написал хорошо знакомый ему документ. Пересчитал деньги и еще раз повторил:

— Ты не волнуйся, все будет в порядке.

Ему очень хотелось собрать ровно 400 тысяч, и он надеялся не без основания, что недостающие деньги даст Алла Сергеевна, поэтому вечером поехал к ней. Пал Николаевич никогда еще не просил у нее денег. У него был, как ему казалось, незыблемый принцип — близких в свои дела не вмешивать. Но уж очень заманчивой казалась предстоящая сделка, и он решил поступиться принципами. Да и деньги возьмет, максимум на неделю. Зная Аллу, как женщину рачительную, не сомневался, что деньги у нее есть. И, тем не менее, начать разговор о деньгах было ему нелегко. Он привык заботиться о ней. Привык, чтобы она о чем-то просила, а не он. Привык, что она выполняла все его желания. Вдруг откажет. Скажет, что таких денег у нее нет. Не будешь же проверять или высчитывать, как она распоряжалась теми деньгами, которые он ей давал? Боязнь отказа, мешала начать ему разговор на эту тему.

— Иди сюда, Хочу кое-что тебе рассказать, — он притянул Аллу Сергеевну на диван.

Аниканов очень подробно рассказал о том, что предложил Пеструхин. Выложил даже потаенную мечту о благотворительном фонде. Живо в лицах изобразил с долей комизма, как долго пришлось уламывать одного партнера, чтобы дал «10 штук». Сказал, что всю сумму набирать все равно не будет. 400 тысяч и так хорошая предоплата. Пусть Пеструхин договаривается с «купцом», что остальные деньги после реализации товара. И, если Пеструхин не договорится, то это его проблемы. Хотя будет жаль, если сделка сорвется, а под конец спросил:

— Слушай, Алик (Алле Сергеевне очень нравилось, когда он так ее звал), мне до 400 тысяч не хватает четырех. Честно говоря, у кого можно взять, я уже взял. У Нилыча взять могу, но не хочу. Хочу сделку без него провернуть. У тебя случайно нет чего-нибудь в загашнике?

Последние слова дались ему очень тяжело, хотя внешне все выглядело как пустячная просьба. В этой просьбе он чувствовал какую-то свою внутреннюю несостоятельность.

— Могу, конечно. Тебя, когда деньги нужны?

Алла Сергеевна так же легко согласилась на просьбу Аниканова. Чуть ли не впервые он нуждался в ее помощи. Ей так хотелось быть ему нужной и полезной, что даже как-то забылись прежние обиды.

— Можно завтра. Спасибо тебе, родная.

Пал Николаевич был искренне растроган и удивлен одновременно. Он спрашивал Аллу на «авось». А она, какая молодец, оказалась. Сумела кое-что сохранить на «черный день». К жене бы он с подобной просьбой никогда бы не обратился.

Глава пятая

На следующий день Аниканов позвонил Пеструхину.

— Слушай, Сергей. Я сумел только четыреста найти. Больше не было никакой возможности. У тебя 250. Договорись с продавцами, что 650 тысяч предоплата, а через день-два отдадим остальное. Ты же сам говорил, что покупатели есть.

— Есть. Только согласятся ли продавцы, — в голосе Пеструхина прозвучало сомнение. Он был разочарован, так как был почти наверняка уверен, что Аниканов найдет всю сумму.

— Это Сергей уже твои проблемы. Мы и так отдаем сумму более, чем внушительную. Давай, крутись. Если до вечера результата не будет, я деньги возвращаю людям.

Вечером Пеструхин позвонил.

— Они согласились. Но ты не представляешь, сколько мне уламывать им пришлось. Я чуть ли не всеми своими родственниками клялся.

Через час они встретились там же в метро. На сей раз Пеструхин выглядел приличнее и молодцеватее. Чисто выбрит, а на куртку по-щегольски был намотан шарф. Аниканов передал ему кейс деньгами.

— Возьми вместе с кейсом, — сказал Аниканов, когда заметил попытку Пеструхина открыть кейс. — Ровно четыреста тысяч. Нечего в метро с такими деньгами светиться.

— О, кей, — легко согласился Пеструхин. — Поверю на слово. Мы же с тобой не халявщики, а партнеры, — ухмыльнулся он.

— Товар, когда будет у тебя? — заговорил о деле Павел Николаевич.

— Завтра утром передам деньги. Оформлю документы. В обед встречаюсь с покупателями. Вечером с тобой будем считать дивиденды.

— Моя помощь нужна?

— Да, нет. Сам справлюсь. Вечером встретимся, я передам тебе деньги. Обычная схема, ничего нового.

Уверенный и деловой тон Пеструхина не давал поводов к беспокойству. К тому же Аниканову совсем не хотелось принимать участия в сделке. Видеть опять эти тупые рожи. Пусть Пеструхин поработает один.

— Договорились. Завтра вечером созвонимся.

Но не завтра, ни послезавтра Пеструхин не позвонил. Аниканов пытался дозвониться сам, но абонент был недоступен. Еще день Пал Сергеевич придумывал для Пеструхина оправдания: потерял телефон, специально отключил. Но в душе его поселились серьезные сомнения. Просто он боялся произнести вслух это банальное слово — «кинули». Через знакомых милиционеров Аниканов «пробил» адрес Пеструхина. Правда, получив адрес, Пал Сергеевич сомневался в том, что однокурсник проживает по этому адресу. Прописан здесь, а жить может, где угодно. Не оставалось только сомнений в том, что его кинули. Но деваться было некуда — надо искать. Уже звонил банкир. Он напомнил, что крайний срок отдачи денег — через 26 дней.

К Пеструхину Аниканов поехал ближе к вечеру, чтобы наверняка кого-нибудь застать дома‥ Дом, в котором мог жить Пеструхин, был старой хрущевской пятиэтажкой и находился на окраине города.

Квартира была на первом этаже. Пал Сергеевич позвонил в квартиру. Дверь открыла женщина. «Наверное, жена», — подумал он.

— Могу я видеть Сергея? — спросил он женщину.

— Проходите.

В ее голосе не было ни обеспокоенности, ни тревоги, а взгляд безразличный и усталый. Пеструхин лежал на диване и смотрел телевизор. Вплотную к дивану стоял обеденный стол, за которым девочка лет двенадцати готовила уроки. Раскладушка и обшарпанный платяной шкаф еще больше подчеркивали убогость этой единственной комнаты.

Еще минуту назад Аниканов был наполнен яростью, ненавистью, злобой. Он представлял как будет справедливо кричать на Пеструхина, бить по лицу, требуя вернуть деньги. Пал Сергеевича охватила апатия.

— Здравствуй Сергей. Не ждал? — произнес он.

— Почему же не ждал? Ждал, конечно. Даже раньше ждал. А ты, вон, видишь припозднился.

Пеструхин поднялся с дивана и вставил ноги в тапочки.

— Разговор предстоит нам не самый приятный. Не возражаешь, если выйдем на улицу.

— Можно и выйти. Стесняешься при семье говорить? Они, что не в курсе, что ты мошенник, — Аниканов показал в сторону жены и дочери.

— Они много чего в курсе. Просто разговор предстоит тяжелый. Зачем лишние уши? Пойдем?

Пеструхин накинул на себя уже куртку.

— Пойдем, — коротко бросил Аниканов.

Его снова охватили злоба и ярость.

— Что же ты, сволочь, наделал?

Он схватил Пеструхина за куртку и прижал к стене. Пеструхин не сопротивлялся, а только весь сжался в ожидании, что будет дальше.

— Гадом, ты, Сереж, оказался. Ты же не представляешь ублюдок, как ты меня подставил?

Пал Сергеевич уже отпустил Пеструхина. Он даже испытывал наслаждение, что вот так может безнаказно унижать человека.

— Ладно, пойдем на улицу, скотина.

Они сели во дворе на лавочку и закурили.

— Рассказывай, — безо всякой надежды приказал Пал Сергеевич.

— Паш, я не собираюсь перед тобой извиняться или оправдываться. Порядочный человек так не поступил бы. А я уже забыл, что такое быть честным или порядочным. Вот уже второй год я пытаюсь элементарно выжить.

— Теперь ты и мне так предлагаешь жить? За что ты меня так? Ты, что не понимаешь, что это не мои деньги были?

— Ты серьезно? — В голосе Пеструхина послышалось удивление. — Я думал, что мне лапшу вешаешь про то, что деньги будешь искать. Я был уверен, что у тебя такие деньги есть. А ты оказывается тоже нищий, — Пеструхин даже хмыкнул. — Извини, не знал. Даже, если бы и знал, все равно тебя кинул бы. Мне деваться некуда было. Значит, получается, что у тебя деньги были заемные?

— Ты хоть понимаешь, что со мной сделал? Это конец. Как мне отдать деньги?

— Я, Паш, все понимаю. Я тоже думал, что это конец. Как видишь, все еще живу. Плохо, конечно, живу. Ужасно, но живу.

— Что у тебя случилось?

Аниканов успокоился. Он окончательно убедился, что деньги безвозвратно потеряны. Его только не покидала одна мысль. Почему он? И за что?

— Жадность меня сгубила. Много денег захотел. Казалось, что я легко их заработаю. Видно, на лбу у меня было написано — «хочу денег». Не хочу вдаваться в подробности. В общем, развели меня по полной программе.

— Как ты меня?

— Почти. Только со мной целый спектакль разыграли. А ты даже расписки с меня не взял. Так тебе хотелось заработать.

— А что толку в той расписке? Что с тебя взять?

В голосе Аниканова прозвучало едва скрываемое презрение. Пеструхин почувствовал это.

— Точно. С меня взять нечего. Скоро и с тебя тоже будет взять нечего. И квартира у меня не такая была, и машина была, и дача. Все было. Ты сейчас видел, с чем я остался. Но самое поганое во всей этой истории — постоянное унижение. Все о чем-то просил, умолял, обманывал, скрывался. Из-за постоянного страха все продавал в спешке. Быстрее, быстрее. Поэтому все равно остался должен. Работать нормально не мог. Постоянно свербила мысль: «Где взять денег?» Я жене говорил: «Давай, разведемся». Она отказалась. Вот и живем семьей в этой халупе. Ты не представляешь, как они меня прессовали, как измывались.

Эти слова Пеструхин произнес с непривычной искренностью, и даже стал похож на нормального человека.

— Они каждый день звонили домой. Раз в неделю приезжали домой. Пару раз вывозили в лес — учили уму-разуму. Было страшно. Ужасно страшно. Мне казалось, что лучше бы убили. Но они не убивали, а только измывались. Требовали денег. Я обещал отдать. Писал расписки. Отдавать было нечем. Долг катастрофически рос. Ты сам знаешь, какие у них проценты. Страх, отчаяние. Все по полной программе. В какой-то момент я понял, что убивать они меня не будут, но и не отстанут. Они же больше ничего не умеют делать. Только измываться.

Аниканов слушал Пеструхина и проникался к нему жалостью. «Вот до чего жизнь беднягу довела». В эти минуты ему даже не пришло в голову, что тоже самое, точь — в -точь, в скором времени может произойти и с ним. Ему все еще казалось, что они с однокурсником живут на разных планетах. Можно сказать, что он потерял чувство реальности. Но следующая фраза Пеструхина его к этой реальности вернула.

— Наконец, один из них надоумил меня, кого-нибудь кинуть. Он мне сказал: «Вариантов достать денег у тебя нет. К работе ты уже неспособен. Ищи лоха с деньгами».

— И этим лохом оказался я?

В вопросе Аниканова уже не было ни злобы, ни ненависти, а усталость и приближающееся отчаяние.

— Да, Паш, ты. Я не сразу решился. Чтобы кого-то кинуть, надо еще иметь артистические данные. А какой из меня артист. Я не хотел тебя кидать. У меня даже мыслей в отношении тебя никаких не было. Я не одну неделю размышлял, кого и как. Прокручивал много вариантов. Не было у меня вариантов. В очередном приступе отчаяния вспомнил про тебя. Я думал, что, обманув тебя, не отберу последнее.

Аниканов скептически ухмыльнулся. Увидев его ухмылку, Аниканов повторил:

— Нет, правда, так думал. Ты производил внешность очень успешного человека, который деньги зарабатывает, походя. Я же не предполагал, что твоя внешность обманчива.

Пеструхин не отказал себе в удовольствии съязвить.

— Даже, епсли бы знал, все равно бы попытался тебя кинуть. У меня отрафировались какие-либо понятия о морали и нравственности. Вот так, Паш. Я по-прежнему нищий, но я свободный человек — не боюсь выходить на улицу или наоборот, оставаться дома, появился аппетит, по ночам стал спать. Эти сволочи больше никогда ко мне приедут. Я им ничего больше не должен. Я даже тебе ничего не должен. Я не брал у тебя никаких денег. Доказать обратное ты не в состоянии.

Пеструхин сухо откашлялся и закурил очередную сигарету.

— Получается, что весь этот путь придется пройти мне? — обращаясь то ли к Пеструхину, то ли размышляя вслух, произнес Пал Сергеевич.

— Не знаю. Ты по жизни везунчик. У тебя все легко всегда получалось. Может быть, и из этой ситуации выкрутишься. У тебя же мозги реактивные. Я это еще по институту хорошо помню.

— Это для меня слабое утешение. Но в одном ты прав — ты мне ничего не должен. Прощай.

Аникаков резко повернулся и быстрым шагом направился к машине. Отчаяние как утренний туман постепенно накрывало его. Он еще пытался сопротивляться, прикидывая в уме, что можно еще предпринять. Пал Сергеевич уже посчитал, что от продажи земельного участка, машины и кое-чего по мелочи, он в лучшем случае закроет треть долга. Где взять остальное? Ответа он не знал.

Аниканов позвонил жене и сообщил, что несколько дней его не будет дома. «Хорошо», — ответила Елена и, не дожидаясь продолжения разговора, повесила трубку. Пал Сергеевича задело такое равнодушие жены к его проблемам. Он забыл, что еще совсем недавно такое положение вещей его вполне устраивало.

Аниканов позвонил еще раз, но теперь уже Аллочке и сказал, что скоро будет.

 

Глава пятая

Алла расстроилась после того, как Аниканов рассказал о своей беде, но вида не показала. Ей стало очень жалко Пашу. Что же с ним теперь будет?

— Ты не будешь возражать, если я у тебя некоторое время поживу, пока не решу свои проблемы? — спросил Пал Сергеевич.

Он даже не представлял, когда и как сможет решить проблемы. Ему в данный момент просто хотелось спрятаться от всех проблем. Он панически боялся услышать по телефону еще раз голос банкира. И поэтому ему хотелось напиться. Напиться банально до беспамятства.

— Конечно, поживи некоторое время, — ответила Алла.

Она вдруг поняла, что действительно хочет, чтобы Паша пожил у нее только некоторое время. За столько лет она привыкла, что он приходит и обязательно уходит, что длительное его пребывание в ее квартире может нарушить привычный ритм жизни.

— Спасибо, что не гонишь, — через силу улыбнулся Аниканов. — Да, и еще… — Пал Сергеевич сделал паузу. — В ближайшее время я не смогу вернуть тебе долг. Видишь, как все обернулось.

— Да, бог с ними, с деньгами. Ты лучше скажи, что делать собираешься дальше?

— Не знаю. Надо себя привести в порядок. Пока я просто не представляю даже, как смогу отдать такой долг.

— Может быть, попробовать с ним поговорить. Объяснить ситуацию. Назвать, в конце концов, Пеструхина. Пусть они с ним разбираются.

— Не могу я на Пеструхина долг перевести. У меня даже сраной расписки нет от него, а я банкиру расписку дал.

— Паш, как же можно было вот так просто такие огромные деньги отдавать? — в голосе Аллы прозвучали ужас и удивление.

— Я и сам не понимаю, почему расписку не взял? Вернее, знаю. Дурак легковерный, — последние слова Аниканов прокричал. — И потом, я у очень серьезного человека деньги брал, — Пал Сергеевич успокоился. — Его не будут интересовать «кому отдал?», «зачем отдал?», а будет только один вопрос: «Когда отдашь деньги?»

— И, когда же ты отдашь? — неожиданно перебила его Алла. — Ведь нельзя это тянуть до бесконечности? Ты же это понимаешь, надеюсь?

— Понимаю, — Пал Сергеевич с любопытством на Аллу. Такой решительно-жесткой он ее никогда не видел. — Я только другого не пойму. Ты обо мне беспокоишься? Или переживаешь за то, что я поживу у тебя? Если я тебе в тягость, то могу хоть сейчас уйти.

— Паш, что ты несешь? Живи, столько у меня, сколько нужно. Я просто о том говорю, что нужно что-то предпринимать.

— У меня есть машина и земельный участок. Это все, что я могу продать. Но даже при самом благоприятном раскладе закрою только половину. Где-то надо еще деньги взять.

— Отдашь хотя бы половину. Человек увидит, что ты стараешься долг отдать, но все отдать, пока не можешь.

— Если бы это был человек. Это бандит. Он мне и за 100 баксов без раздумий голову отвернет. Там совсем другие понятия. Мне нужно что-то кардинально придумать или в бега пуститься. Других вариантов у меня нет.

— А с женой поговорить? Может, она, чем поможет?

— Семью я в свои дела вмешивать не хочу. Я поэтому…

— Ты поэтому ко мне и собрался переехать, чтобы семью не вмешивать. Нечего сказать — заботливый муж и отец.

Алла обиделась на Аниканова. Она никогда не претендовала на первые роли в его жизни, но такое откровенное пренебрежение… К тому же она неожиданно для самой себя ощутила собственную значимость. Она не позволит ему обращаться с ней, как раньше. Или он будет считаться с ней или…

— Алик, все не так, как ты думаешь, — Аникакнов старался говорить ласково. — Просто, когда они начнут меня искать, то начнут с дома. Только и всего. Сюда они никогда не приедут.

— Если надо, приедут, — Алла тоже смягчилась. — Ладно, давай все эти разговоры отложим. Ужинать будешь?

— Будешь. И выпить будешь, — Пал Сергеевич повеселел. Закончился не самый приятный разговор, и, наконец, можно будет напиться. Через час он уже напился и крепко заснул.

Утром, когда он проснулся, Аллочки дома уже не было. Пал Сергеевич вылез из кровати и пересел в кресло. Состояние было препаскуднейшее. Полная апатия. Аниканов не мог ни на чем сосредоточиться. Он взял со столика недопитую бутылку коньяка и налил в стакан. Выпил и тут же закурил. Уже через несколько минут почувствовал некоторое облегчение. Аниканов прикинул, чем сегодня может заняться. В первую очередь надо дать объявления о продаже машины и земельного участка. Пал Сергеевич легко пересел к компьютеру, вошел в интернет, и уже минут через смог разместить объявления сразу на нескольких сайтах. Закончив, вдруг неожиданно понял, что особо ему больше заниматься нечем. Выпил еще. «Сегодня расслаблюсь, а завтра уже начну вплотную заниматься делами, — говорил он себе, убаюканный алкоголем. — В первую очередь позвоню банкиру. Нет, даже лучше без звонка, сразу поеду к нему. Объясню ситуацию. Он же тоже, в конце концов, человек. Отдам часть долга. Ставшуюся часть попрошу растянуть на год. Сколько там останется, тысяч двести? По 17-18 тысяч в месяц отдавать. Вполне реально. Восемь-десять хороших сделок. Можно и на банкира поработать. Предложу свои услуги. Скажу, что готов год на него поработать в счет долга. Думаю, что мой опыт ему пригодится. И Нилычу позвоню. Покаюсь. Думаю, что простит. С кем не бывает. Найду хорошую сделку и предложу ему вновь вместе порабоать».

Аниканов выпил еще. Будущее уже не казалось таким безрадостным. Он перелез из кресла в кровать, и моментально заснул. 

Разбудил его звонок мобильника.

— Слушаю.

— Паш, привет.

Звонил начальник отдела, в котором Аниканов числился сотрудником.

— Здравствуй, Коль.

— Я, что звоню. Хочу на всякий уточнить. Зарплату твою сегодня получаю?

Пауза. Пал Сергеевич не сразу понял, о чем идет речь.

— А-а, зарплата. Конечно, получай. Какие проблемы.

— Понял. Ты сам-то подъедешь? Посидим.

Аниканов опять взял паузу. Посмотрел на часы. Два. Теперь он раздумывал, ехать или не ехать?

— Договорились. Часикам к пяти подрулю.

Аниканов пошел ванную, чтобы принять душ и побриться. После душа и чашки кофе он почти протрезвел. Тем не менее, Пал Сергеевич решил поехать на метро. Нет, смысла лишний раз рисковать. Теперь деньги надо экономить. Осталось всего ничего — тысяч тридцать-тридцать пять. Рублей, конечно. На холодильнике он повесил записку для Аллочки: «Буду поздно. Не волнуйся. Паша».

«Надо будет вечером жене позвонить. Узнать, как она там», — напомнил он сам себе.

Аниканов жене вечером не позвонил, а до Аллы он добрался только через три дня. Пал Сергеевич загулял. После посиделок на работе начальник отдела пригласил Аниканова к себе домой.

— Сегодня пятница. Девочек пригласим. Как в прошлый раз. По-моему, неплохо получилось?

— Нормально.

— Тогда поехали.

Выходные Пал Сергеевич провел на квартире своего начальника. Все было как обычно. Ничего нового. Даже девочки вроде бы были те же. Если и не те, то все равно очень похожие. Пили, трахались, снова пили, снова трахались. Для разнообразия меняли выпивку и девочек. Отчего все становилось еще однообразнее и слилось в один нескончаемый день. Аниканов помнил, что были звонки на мобильный, но после третьего не отвеченного звонка он телефон отключил. Алкоголь и отключенный телефон загнали аникановские тревоги куда-то далеко вглубь. Но в те редкие моменты просветления он понимал, что тешит себя иллюзиями. Вместе с протрезвлением вернутся и тревоги, и проблемы, а телефон все равно придется включить.

 

Глава шестая

Аниканов вернулся к Аллочке утром в понедельник. Аллочка уже ушла на работу. Никаких записок она ему не оставила, как обычно это делала жена, когда долго его не видела. Пал Сергеевич включил телефон. Аллочка звонила три раза. Было еще пять звонков, но номера незнакомые. Банкир не звонил. По крайней мере, его телефонного номера среди не отвеченных не было. «Может, уехал из Москвы, — с надеждой подумал Аниканов. — Сегодня же дам объявление о продаже участка. А сейчас — спать».

Проснулся Пал Сергеевич от того, что протрезвел. Вместе с трезвостью вернулись и отчаяние, и страх, и полная безнадега. Бутылка хорошего вина из Аллочкиных запасов вернула надежды на светлое будущее, но не надолго. Недостаток хорошего вина — его всегда мало. К тому же он не привык бездельничать. Палу Сергеевичу стало совсем худо. В эти трезвые промежутки времени он ясно осознавал, что реально отработать такие деньги ему вряд ли удастся. Помочь ему может только чудо.

Аниканов нашел еще полбутылки хорошего вина в Аллочкиных запасах, что позволило ему предаться мечтам о чуде. Сначала чудо явилось в виде кейса, который валялся в кустах. В кейсе столько денег, что после раздачи долгов еще и на жизнь останется. Но даже после выпитого это чудо выглядело мало осуществимым. Пал Сергеевич никак не мог представить, а, как должны выглядеть кусты, в которых лежит такой замечательный кейс. Тогда он решил поговорить с банкиром. Душевный разговор получился. Банкир проникся проблемами Аниканова, неожиданно расчувствовался и решает простить долг. Это даже не чудо, а сюжет из индийского фильма. Или лучше вот так. В ресторане Аниканов знакомится с женщиной. Очень прилично выглядящая, но однозначно старше его. Выпив не только для храбрости, Пал Сергеевич выходит из-за своего столика и приглашает даму на танец. Аниканов всегда танцевал хорошо. У него было удивительное чувство ритма. Дама, польщенная и удивленная, приглашает после танца Пал Сергеевича к себе за столик. Остальное было уже делом техники — ночь Аниканов провел в роскошном загородном доме, что на Рублевке. Женщина, (Аниканов задумался, какое дать ей имя. Пусть будет Анна Сергеевна) оказалась владельцем банка. В процессе страстной ночи он рассказывает ей о своих проблемах. Анна Сергеевна зажимает ему нежно рот руками и говорит: «Это не проблема. Завтра решим». Утром они едут в банк. Анна Сергеевна передает ему необходимую сумму. Пал Сергеевич со всеми расплачивается и становится ее заместителем. Н даже неожиданно почувствовал, что еще никогда так не любил.

Аниканов сосредоточенно цедил остатки вина в стакан — получилось мало. Он выпил и задумался. А не бросить ли все, и не сбегать в магазин. Деньги еще есть. Вечером, когда Аллочка пришла домой, она увидела валяющегося на диване пьяного Аниканова. В ней впервые по отношению к своему любовнику пробудилось чувство брезгливости. Она достала себе раскладушку и провела на ней не самую комфортную ночь в своей жизни. Утром, когда она уходила, Аниканов все еще спал. «Вечером обязательно поговорю с ним. Или приводит себя в норму и начинает заниматься делами, или пусть выматывается на все четыре стороны», — злилась Аллочка, выходя из дома.

Но не в этот вечер, не в последующие разговора у Аллочки с Аникановым не вышло. Каждый день она заставала его в одной и той же позе и состоянии — лежащий на диване и пьяный. Она делала даже робкие попытки его поднять, но в силу своей слабохарактерности ей этого не удалось. Пал Сергеевич недовольно мычал и не поднимался. Аллочка стала плакать по ночам на раскладушке. Ей захотелось изменить свою жизнь. Чтобы была новая жизнь, но без Аниканова.

Аниканова настолько сильно трясли и хлестали по лицу, что он проснулся и даже приоткрыл глаза. Пал Сергеевич словно в туманной дымке увидел, а, точнее, догадался, что перед ним два лица — одно, склонившееся над ним, а другое чуть поодаль. Он приподнялся и облокотился о спинку дивана. Прошло еще несколько мгновений, прежде, чем Пал Сергеевич смог начать ориентироваться в пространстве. О времени, понятное дело, речь идти не может. Выглядел он ужасно- грязные и нечесаные волосы прядями свисали на лицо сверху, а бесформенная и жиденькая бородка подпирала его снизу. Но в этом не было ничего удивительного и необычного — длительное и беспробудное пьянство еще никому не добавляло красоты и свежести.

— Я, что куда-то проспал? — первое, что спросил Аниканов, озираясь вокруг и пытаясь сосредоточиться.

— Ты, Паш, много чего проспал, — услышал Пал Сергеевич тихий, но очень зловещий голос.

Аниканов смог сообразить, что голос принадлежит его партнеру и соседу Алексею Нилычу. В кресле напротив дивана сидела Аллочка.

— Ты, Нилыч, зачем приехал сюда? Случилось что? Впрочем, что я спрашиваю. Сюда бы ты просто так не приехал бы. Я и сам знаю, какая я сволочь, подлец, негодяй. Как же мне плохо. Выпить, ничего нет? Все горит во мне.

— Алла у вас есть что-нибудь, чтобы помочь страждущему? — спросил Алексей Нилыч.

— Ничего не осталось. Он даже одеколон свой выпил, — ответила Аллочка.

— Неужели? Я ничего не помню. Как же мне тяжко. Пойду хоть водички попью.

Аниканов встал с дивана, но не удержался на ногах и неловко упал на пол. Никто не бросился ему помочь. Пал Сергеевич вернулся на диван и попросил Аллочку:

— Принеси мне воды, пожалуйста

— Алла я еще попрошу вас, если не трудно, сделайте что-нибудь горячего — кофе или чай.

Аллочка принесла воды Аниканову и снова вернулась на кухню.

— Ты из-за денег приехал? — спросил Аниканов.

Стакан воды, конечно, не то средство, чтобы поправить здоровье, но к реальности Пал Сергеевича вернул.

— Точно из-за денег. Иначе, зачем бы ты меня разыскивал?

— А ты не допускаешь мысли, что о тебе семья беспокоится. Все-таки, две недели от тебя не было ни слуху, ни духу.

— Да, брось ты, Нилыч, сказки рассказывать. Лена обо мне волнуется? Да, не поверю. И ты бы не стал меня из-за этого разыскивать. Беспокоятся. Кому я нужен, чтобы обо мне беспокоились. Аллочка, принеси мне еще воды, пожалуйста.

Алла принесла воды.

— Алексей Нилыч, вы что будете? Чай или кофе? — спросила Аллочка.

— Если нетрудно, то лучше чайку.

— А мне, если не трудно, кофе.

— Знаю, — только и ответила Аллочка.

— Вот видишь, я даже и подруге своей не нужен, — продолжил Аниканов. — Все только были бы рады, если бы я куда-нибудь исчез. Так ведь. Я даже представить не мог, что когда-нибудь окажусь в таком дерьме. И ведь винить некого. В это дерьмо я усадил себя сам. С тобой поступил некрасиво. Ты извини меня, Нилыч. Дело не в том, что я хотел один деньги заработать, вернее не только в том…

Аниканов осекся, в комнату вошла Аллочка, неся на подносе чай и кофе. Пал Сергеевич сел, придвинув к себе поближе журнальный столик.

— Спасибо, Аллочка. Ты очень добра ко мне.

В голосе Аниканова не было иронии.

— Надеюсь, что это в последний раз.

— Что в последний раз?

— Моя доброта. Ты все мое хорошее к тебе отношение загубил на корню. Я только жду, когда ты меня, наконец, покинешь.

— Вот видишь, Нилыч, я был прав — никому не нужен. Аллочка, потерпи немного. Я твое желание осуществлю в самое ближайшее время. А пока я еще здесь, у меня к тебе просьба — оставь нас с Алексеем Нилычем вдвоем. Нам поговорить надо.

— Если можно, Алла. Нам действительно с Пашей хотелось бы поговорить вдвоем, — присоединился к просьбе Алексей Нилыч. — Я надеюсь, что мы больше вам ничем надоедать не будем.

— Мне лучше совсем уйти? — только и спросила Аллочка.

— Алла, зачем вы так. Совсем мы уйдем. Нам нужно времени не больше часа, — улыбнулся Алексей Нилыч. — Через час возвращаетесь.

 — Значит, прощение Паш просишь? — продолжил разговор Алексей Нилыч, когда Аллочка вышла из квартиры.

— Да, Нилыч, прошу прощения.

Аниканов слез с дивана и перебрался в кресло. Он нутром чуял, что разговор не сулит ему ничего хорошего. Тем, не менее, он почувствовал облегчение — наконец-то, наступит хоть какая-то определенность. Ему казалось, что он готов к самому худшему.

— Я даже представить себе не мог, что Пеструхин так подло со мной поступит. Ведь вместе учились. Я приехал к нему — убогая квартира, несчастные жена, дочь. Даже взять у него нечего.

— Даже, если бы и было, хрен бы ты, что получил. Никаких документов. Даже сраной расписки не взял.

— Да, Нилыч. Это моя ошибка. Бес меня попутал. Не знаю, что на меня нашло.

— Бес, говоришь, попутал? Значит, ты считаешь, что поступил со мной не по-джентльменски. Один хотел все деньги срубить?

— Да, нет, Нилыч. Не так. Вернее, не совсем так. Дело не только в деньгах. Хотелось сделать все одному. Попробовать себя в самостоятельном бизнесе. Мне казалось, что все легко получится. Ты же меня многому научил.

— Видно, хреновый ученик попался. Я даже не представляю, как можно было так поступить. Да, ладно. В конце концов, это твои проблемы, а не мои. Видишь, как красиво говоришь. «Многому научил», «самостоятельный бизнес», — Алексей Нилыч недовольно поморщился. — Врешь, ты все Паша. Легких денег захотел. С тобой, наверное, как сумму ты услышал, помутнение случилось. Вот тогда и решил меня отцепить. Посчитал, что я даром хлеб ем.

— Нет, Нилыч, что ты, — запротестовал Аниканов.

— Посчитал, посчитал. Иначе, ты так бы не поступил. Подумал, я кручусь, бегаю, с клиентами встречаюсь. А Нилыч лежит себе на диване и только «бабки» срубает. Зачем ему ни за что деньги давать, когда все без него можно. Халявщик, одним словом.

Алексей Нилыч распалился от собственного монолога, даже вспотел. Он отер лоб рукой и продолжил:

— Ты, Паша без меня в бизнесе ноль. Слишком легкомыслен. Я — гарантия надежности бизнеса, а ты нет. Отсюда и все проблемы. Но я к тебе не за этим пришел, обсуждать, кто хороший, кто плохой. Не в том возрасте уже. Только знай, что мои заработки с наших совместных сделок, копейки по сравнению с тем, что имею в других местах. Мне тебе хотелось помочь. Был ты мне симпатичен.

— Я так понимаю, что ты Нилыч и сегодня пришел мне помочь? — в голосе Аниканова послышалась нескрываемая ирония.

— Зря ёрничаешь. Я можно сказать, твои проблемы решил. Не безвозмездно, конечно. Хотя, с какой стороны посмотреть, может тебе это и покажется даром.

— Это как же? — в голосе Аниканова уже слышались не только интерес, но и надежда.

— Очень просто. Ты больше никому ничего не должен. Все твои финансовые пробелы я уладил. Но не просто так, — повторился Алексей Нилыч.

— Как ты уладил, говори, — в голосе Пал Сергеевича уже слышалось нетерпение. — Может быть, твои условия будут для меня не выполнимы.

— Выполнимы, куда ты денешься. У тебя выбора нет. Лучше я, чем те, кому ты должен.

— Это точно, — согласился Аниканов.

— Тогда слушай, — Алексей Нилыч сделал паузу. — Квартиры ты лишился. Я тебя уже выписал.

— Это как?

— Очень просто. Взял твой паспорт и выписал. Что, не знаешь, как такие дела делаются?

— А как же моя семья. Я-то ладно, а дочь с женой, куда денутся?

— Они никуда не денутся.

— Это как?

— Очень просто. Они, как жили, так и будут жить. Только без тебя.

— Я что-то не понимаю, — по голосу чувствовалось, что Аниканов протрезвел. — А как ты мои долги закрыл. Участок что ли мой продал?

— Нет, на участок я тебя прописал. Деревня Горенки, дом 125А. Паспорт посмотри.

Алексей Нилыч неожиданно хихикнул. Пал Сергеевич вытащил из кармана пиджака паспорт. Минуты две он разглядывал паспорт.

— Это как же тебе удалось? Впрочем, что я спрашиваю. Из квартиры ты же меня выписал.

— Как понимаешь Паш, твоя семья практически ничего не лишилась. Да и тебя по миру не пустили. Домик в деревне есть. Машина останется. Только жены у тебя теперь не будет. Да я думаю, что об этом обстоятельстве ты не особо будешь горевать.

— Ты, что Нилыч, и с женой меня развел.

Аниканов схватил паспорт.

— Точно развел. А Лена в курсе?

— Конечно, в курсе. Она за меня замуж выходит.

Пал Сергеевич от изумления раскрыл рот.

— Это, когда же ты успел? — только и спросил он.

— Успел. Пока ты пьянствовал, ее ходоки одолевали. Тебя искали, угрожали, пугали. За помощью, как выяснилось, ей и обратиться было не к кому. Пришла ко мне. Я, естественно, все вопросы уладил. Результат ты знаешь. А к Лене я твоей давно присматривался. Очень мне нравится. Сделал предложение — она согласилась.

— Как ей не согласиться. Ты бы и ее из квартиры выкинул.

Аниканов сказал это, если и не с гневом, то с возмущением.

— Ошибаешься Паш. Это ты деньгами все меряешь. Я, когда делал ей предложение, то сразу сказал, что ее ответ никак не связан с квартирой. Она не сразу дала ответ. Тебя, наверное, надеялась увидеть. Да, где там. Тебя разве близкие твои волнуют? В горе своем купался. В общем, через два дня дала положительный ответ. Ну, как, Паш, принимаешь мои условия?

— Что можно отказаться?

— А, что ты хочешь отказаться? У тебя есть другие варианты?

— Нет, у меня никаких вариантов. Получается, что я семью за долги продал? Что дочь об отце подумает.

— Ты позвони ей. Она очень за тебя переживает.

— Правда?

— Правда. Позвони. Да и вообще, приходи, когда захочешь. Ладно, Паш. Я пошел. Вроде все вопросы мы с тобой утрясли.

Алексей Нилыч поднялся со стула.

— Да, и Аллу оставь в покое. Будь мужиком. Найди себе жилье.

— Она тебе сказала?

— Она.

 Через полгода Пал Сергеевич женился. Новая жена оказалась постарше прежней, но зато работала вице-президентом банка. Аниканов познакомился с ней в ресторане, и настолько ее очаровал, что уже в этот вечер переехал к ней жить. И работает, конечно, он тоже в банке.

Аллочка замуж не вышла, но завела себе постоянного любовника из приезжих. Очень хозяйственный оказался мужик.

2007 год

Георгий ЯНС

13.58.200.78