Долгожданный Праздник
28 января 2004, 16:44
Рождество Христово. Долгожданный и любимый праздник детворы. Да и взрослые с удовольствием участвуют и в праздничных богослужениях, и в традиционной рождественской елке. В этом году елка в нашем приходе проводилась совместно с администрацией города, которая порадовала детей замечательными вкусными подарками. А отдел молодежи при администрации предоставил уютный зал во вновь отстроенном здании Дома молодежи. Очень постарались художники-оформители и звукорежиссер — атмосфера праздника Рождества Христова передавала те традиции нашего русского культурного быта, которые мы всеми силами стараемся возродить в современных поколениях наших людей. Бабушки и дедушки с интересом смотрели и слушали поучительные истории из времен как двухтысячелетней давности, так и недавнего нашего прошлого. Ученики приходской Воскресной школы, участвовавшие в постановке сценок, трогательно и проникновенно пробуждали в сердцах зрителей те добрые чувства и любовь друг к другу, которые принес в мир родившийся Богомладенец. Свой подарок преподнес также коллектив скрипачей-виолончелистов из городской музыкальной школы: тропарь праздника Рождества Христова и изумительные композиции на зимние темы наших композиторов очень понравились всем зрителям. Отличительной чертой нынешней елки было то, что дети смогли поводить хоровод вокруг нарядной красавицы — пушистой ели, мигающей разноцветными огнями и переливающейся от блестящих елочных украшений. После хоровода детки рассказывали рождественские стихи, а батюшка награждал их сюрпризами из большого подарочного мешка. Дети очень старались — они так ждали это торжество и готовились к нему усердно — стихи рассказывали почти без запинки даже самые маленькие ребятишки, которые вызывали всеобщий восторг и умиление.
Ирина Башкардина.
Храм свт. Николая, с. Сидоровское.
Свеча израненной души
С Вадимом я познакомился случайно, на службе в храме. Свет свечей мягко освещал его лицо, которое несло на себе печать каких-то переживаний. Время от времени он припадал к иконе Божией Матери, как тот утомленный путник, мучимый жаждой, припадает к живительному источнику. Когда Вадим поднял руку, чтобы перекреститься, я увидел наколки на пальцах, и многое сразу прояснилось. Закончилась служба, прихожане стали покидать храм. А он все стоял у иконы и лишь иногда, поднимая голову, то ли что-то просил, то ли что-то рассказывал Божьей Матери. Затем, тяжело вздохнув, перекрестился и медленно пошел к выходу.
Так получилось, что я присел на лавочку рядом с Вадимом, наблюдавшим, как солнечные блики играют на золоте куполов. Я увидел его оживленные глаза, улыбку, удивительным образом осветившую лицо, и мне захотелось поговорить с ним. Вопросов так много… И страх — а вдруг зажмется, закроется, и наша встреча в храме останется лишь воспоминанием. Но, словно почувствовав внимание, он повернулся и приветливо улыбнулся. Мы разговорились.
Мне приходилось много беседовать с людьми, писать о них. Но такую судьбу, такую историю жизни слушал впервые. За спиной 40 лет, где школа, незаконченное училище, случайные заработки. В 20 лет попал за решетку… И вот по тюрьмам да зонам уже 18 лет. Умерла дочь, погибла любимая женщина… В лагере впервые исповедался перед священником, начал читать Библию… Мы договорились встретиться еще.
С нетерпением я ждал его в храме. Служба заканчивалась, а его все не было. Задумавшись о чем-то, я вышел из церкви и увидел запыхавшегося Вадима, который бежал навстречу. Быстро извинившись, он сказал, что уезжает, и вдруг протянул мне толстую тетрадь. На мой недоуменный взгляд, волнуясь, заговорил: «Это мои стихи… Берите, это вам… В них и найдете ответы на ваши вопросы…» И прощально махнув рукой, легко заскочил в отходивший автобус.
Мне не скоро удалось почитать его стихи. Срочная командировка, новые встречи и лица, «горящие» материалы в номер, текучка — все это закрутило меня. Но вот тетрадь лежит на столе. Что в ней? Знакомые перепевы из Шуфутинского, Круга, Кати Огонек про «колымский край, где зона и братва»? Или стихи о гордой сильной личности, которая, сознавая свою правоту, обвиняет и борется со всеми…
Открываю первую страницу и читаю: «Человек — это творение Божье. Ему дано право выбора между добром и злом. И к чему он придет, тому и служит — добру или злу». И еще: «Вера в Бога дает мне опору и смысл жизни». А дальше стихи. Без надрыва, без спекулирования воровской «романтикой» и лагерным жаргоном. Щемяще-исповедальная нота, в которой боль и покаяние. Осознание слов праведников: «Когда душа спит, плоть лютует». Ощущение огромного счастья за «улыбку судьбы», за возможность прикоснуться раскаленной душой к благодатной живительной прохладе, данной Христом Спасителем.
Как-то Булат Окуджава сказал: «Каждый пишет, как он дышит». Чувствуется, что стихи Вадима Никифорова написаны на «одном дыхании», а образы, из которых они сотканы, с запахом ветра и тайги, вкусом горя, оглушающей пронзительностью жизни-смерти. «Как надоели вышки и заборы. Собачий лай и крики часовых» и тут же: «Понял я, что зло приносит холод. Добро же согревает без огня». Даже гнетущее ощущение тоски, жизни на пределе: «Мир, где печаль, а на душе морозы…» А рядом неожиданно чистое и свежее: «Весна-девчонка-хулиганка» или «Звезды, словно ромашки на поле, расцвели над моей головой».
Много стихов о маме и для мамы, где оголенным, вибрирующим нервом проходит выстраданное: «Прости меня, моя любовь седая…»;
«Ты поверь мне, я исправлюсь и грехи все отмолю.
Я решил, что больше горя никому не принесу.
И пойду дорогой новой, в храм пойду, а не в тюрьму.
Попрошу тебе здоровья и молитву пропою…»
Вадим Никифоров, несмотря ни на что, не остановился, он в пути. Он зажег свою свечу, озарил ею свою израненную душу и теперь трепетно и с любовью несет этот живительный свет. Свет, который освещает не только его творчество, но главное — путь к спасению, путь к Богу.
Иван Терехов.
***
Какую ночь я вижу этот сон,
Что прихожу в храм Божий помолиться.
Но почему нельзя мне наяву
В него зайти, иконам поклониться?
Все от того, что не на воле я,
Не вправе сам собой распоряжаться.
Нас разделяет с вышками стена,
Я не могу сквозь тяжкий мрак пробраться.
И этот сон я вижу до сих пор,
Я не могу забыть того виденья:
Иконы, свечи и церковный хор…
Душа так жаждет доброты, прощенья.
Но скоро выйду я из этих стен,
Приду в тот Храм и поклонюсь святыне.
И попрошу у Господа о том,
Чтоб душу он очистил мне от гнили.
Вадим Никифоров.
Ирина Башкардина.
Храм свт. Николая, с. Сидоровское.
Свеча израненной души
С Вадимом я познакомился случайно, на службе в храме. Свет свечей мягко освещал его лицо, которое несло на себе печать каких-то переживаний. Время от времени он припадал к иконе Божией Матери, как тот утомленный путник, мучимый жаждой, припадает к живительному источнику. Когда Вадим поднял руку, чтобы перекреститься, я увидел наколки на пальцах, и многое сразу прояснилось. Закончилась служба, прихожане стали покидать храм. А он все стоял у иконы и лишь иногда, поднимая голову, то ли что-то просил, то ли что-то рассказывал Божьей Матери. Затем, тяжело вздохнув, перекрестился и медленно пошел к выходу.
Так получилось, что я присел на лавочку рядом с Вадимом, наблюдавшим, как солнечные блики играют на золоте куполов. Я увидел его оживленные глаза, улыбку, удивительным образом осветившую лицо, и мне захотелось поговорить с ним. Вопросов так много… И страх — а вдруг зажмется, закроется, и наша встреча в храме останется лишь воспоминанием. Но, словно почувствовав внимание, он повернулся и приветливо улыбнулся. Мы разговорились.
Мне приходилось много беседовать с людьми, писать о них. Но такую судьбу, такую историю жизни слушал впервые. За спиной 40 лет, где школа, незаконченное училище, случайные заработки. В 20 лет попал за решетку… И вот по тюрьмам да зонам уже 18 лет. Умерла дочь, погибла любимая женщина… В лагере впервые исповедался перед священником, начал читать Библию… Мы договорились встретиться еще.
С нетерпением я ждал его в храме. Служба заканчивалась, а его все не было. Задумавшись о чем-то, я вышел из церкви и увидел запыхавшегося Вадима, который бежал навстречу. Быстро извинившись, он сказал, что уезжает, и вдруг протянул мне толстую тетрадь. На мой недоуменный взгляд, волнуясь, заговорил: «Это мои стихи… Берите, это вам… В них и найдете ответы на ваши вопросы…» И прощально махнув рукой, легко заскочил в отходивший автобус.
Мне не скоро удалось почитать его стихи. Срочная командировка, новые встречи и лица, «горящие» материалы в номер, текучка — все это закрутило меня. Но вот тетрадь лежит на столе. Что в ней? Знакомые перепевы из Шуфутинского, Круга, Кати Огонек про «колымский край, где зона и братва»? Или стихи о гордой сильной личности, которая, сознавая свою правоту, обвиняет и борется со всеми…
Открываю первую страницу и читаю: «Человек — это творение Божье. Ему дано право выбора между добром и злом. И к чему он придет, тому и служит — добру или злу». И еще: «Вера в Бога дает мне опору и смысл жизни». А дальше стихи. Без надрыва, без спекулирования воровской «романтикой» и лагерным жаргоном. Щемяще-исповедальная нота, в которой боль и покаяние. Осознание слов праведников: «Когда душа спит, плоть лютует». Ощущение огромного счастья за «улыбку судьбы», за возможность прикоснуться раскаленной душой к благодатной живительной прохладе, данной Христом Спасителем.
Как-то Булат Окуджава сказал: «Каждый пишет, как он дышит». Чувствуется, что стихи Вадима Никифорова написаны на «одном дыхании», а образы, из которых они сотканы, с запахом ветра и тайги, вкусом горя, оглушающей пронзительностью жизни-смерти. «Как надоели вышки и заборы. Собачий лай и крики часовых» и тут же: «Понял я, что зло приносит холод. Добро же согревает без огня». Даже гнетущее ощущение тоски, жизни на пределе: «Мир, где печаль, а на душе морозы…» А рядом неожиданно чистое и свежее: «Весна-девчонка-хулиганка» или «Звезды, словно ромашки на поле, расцвели над моей головой».
Много стихов о маме и для мамы, где оголенным, вибрирующим нервом проходит выстраданное: «Прости меня, моя любовь седая…»;
«Ты поверь мне, я исправлюсь и грехи все отмолю.
Я решил, что больше горя никому не принесу.
И пойду дорогой новой, в храм пойду, а не в тюрьму.
Попрошу тебе здоровья и молитву пропою…»
Вадим Никифоров, несмотря ни на что, не остановился, он в пути. Он зажег свою свечу, озарил ею свою израненную душу и теперь трепетно и с любовью несет этот живительный свет. Свет, который освещает не только его творчество, но главное — путь к спасению, путь к Богу.
Иван Терехов.
***
Какую ночь я вижу этот сон,
Что прихожу в храм Божий помолиться.
Но почему нельзя мне наяву
В него зайти, иконам поклониться?
Все от того, что не на воле я,
Не вправе сам собой распоряжаться.
Нас разделяет с вышками стена,
Я не могу сквозь тяжкий мрак пробраться.
И этот сон я вижу до сих пор,
Я не могу забыть того виденья:
Иконы, свечи и церковный хор…
Душа так жаждет доброты, прощенья.
Но скоро выйду я из этих стен,
Приду в тот Храм и поклонюсь святыне.
И попрошу у Господа о том,
Чтоб душу он очистил мне от гнили.
Вадим Никифоров.
3.144.2.5
Ошибка в тексте? Выдели её и нажми Ctrl+Enter
89
Введите логин и пароль, убедитесь, что пароль вводится в нужной языковой раскладке и регистре.
Быстрый вход/регистрация, используя профиль в: