ВСТАНЬ, РУСЬ!

346

Понедельник, 24 августа 2015, 08:52

Самым непокорным народом в мире называли русских враги. От полумифических обров до вполне реальных византийцев в прошлом и бжезинских в настоящем.

И для того, чтобы перековать русских в покорных, им приписывали рабскую психологию и ломали через колено. «Свои» и чужие. Но первым делом стремились лишить нас собственной истории и вообще всех предметов гордости…

Русские этим гнусностям верить не хотели. И не хотят.

Их, как известно, мало убить — надо еще повалить.

Беда Москвы в том, что она со всех сторон окружена Россией, поэтому до деревенского дома — уже в Россию — надо добираться на нескольких электричках…

Попутчиков уже много, несмотря на рань. Описывать или даже упоминать всех нет ни возможности, ни необходимости. Бытописатель позапрошлого века пытался выяснить, как сход общины решит свои проблемы. Так он так и не понял, каким образом только что лаевшиеся, чуть не до дубья, крестьяне вдруг полюбовно разошлись по домам. Оказывается, они все решили. А он, интиль, ничего не успел уловить.

— А вот что значит «Россия»? — вопрошает окружающих один из «мужиков в электричке», отложив в сторону газетку. — Это значит «Ра-сея», светоносная. Ра — бог солнца в Египте, читай — свет. «Сеющая свет», понятно?

И, довольный собой, видимо, слегка «под шафе», попутчик отваливается к мутному окну вагона.

«Расея» же, казалось, была вся тут: каре- и голубоглазая, тайком пьющая и тайком думающая, пересыпанная рюкзаками с рыболовными прибамбасами и теми же газетками, накопленными для внимательного чтения в очередной мутный период политической «непонятки». В который раз она была стронута и втиснута в вагоны. Но люди все шутили, ругались беззлобно, рассказывали «про страшное» (кризис, путаный «тандем», бесчинства «черных» по лондонам и России), да про случаи небывалого везения, ибо здесь, в замызганном вагоне, где нет и не может быть никакого начальства, никакого чужого уха, они отдыхали душой, будто в семье, не совсем благополучной, но родной; громогласно делились житейским опытом и беззаботно «копали» — исследовали все, что на ум приходило, иной раз делая выводы то немыслимо нелепые, то похожие на озарение.

— А «славяне» что значит? — вновь вещал от окна «любитель словесности». — Говорили раньше «словене», то есть знающие слово, умственные, добрые люди.

— А немцы что ж, немые, что ли? — спросил татуированный мужик, сидевший поодаль, и, казалось, совершенно отрешенный от окружающих.

— А точно, «немые»! — ахнул первый. — Славяне весь запад называли немцами — по радио слыхал!

Да, и при Фридрихе Великом, в середине «осьмнадцатого» века, вокруг Берлина народ в основном говорил по-русски.

— А мы — немытые, — хохотнул невесело второй, даже не обернувшись, и взглянул на запястье, где были вытатуированы часы, будто с чем-то сверяя одному ему известное время.

— Отчего ж это немытые? — обиделся первый под всеобщее внимание. — Баньки по всей России каждую неделю дымились.

— Не каждую, а раз в десять дён, — готовно подсказала старушка, из сумки которой, пришпиленный булавками, озирался толстый серый котище.

— Ну, в десять… — согласился «любитель словесности». — У меня зять в Париже был, в музее — видал там богатой работы вшигонялки. Это к ихним высоким прическам приложение, к маркизам-баронессам…

Да, язык наш — чудо-чудное, диво дивное, — подумалось в который раз.

«Аз Буки Веди!» — вспоминался разволновавшийся академик Борис Александрович Рыбаков. — Значит «Я буквы знаю! Я грамотен!»

И продолжал: «Глагол Добро Есть!» — «Слово — добро есть!» — маститый академик был явно восхищен звучащим смыслом старой русской азбуки в свои восемьдесят так же, как и в тот день, когда впервые узнал о нём, в гимназическом детстве.

— Или — «Добро Есть Жизнь» — все равно прекрасно! Или — «Рцы Слово Твердо!» — говори твердо, искренне, отвечай за свои слова, не прячь глаза!

Нет, это само по себе — великая поэма, нами постыдно забытая…

Родина моя иной раз напоминает мне пьяную бабу, холодным рассветом пробудившуюся в придорожной канаве. Изодранную душевно, с побоями по всему телу. В голове шум, обрывки вчерашнего беснования, лица тех, кому беспредельно вдруг поверила-доверилась, — оскалившиеся в глумливой улыбке, со смаком предающие. Мучит ее совесть за оставленных без присмотра деток… Все тело болит, и мысль съеживается до примитивного желания вылезти из канавы. Со стоном нестарая женщина пытается опереться на осклизлые края той канавы, но вновь и вновь срывается. И, может быть, к лучшему: вдали слышится топот ищущих её. Женским звериным чутьем она угадывает — чтобы добить, замести следы, надругаться в остатний, грозный час. И отползает, отползает в придорожные заросли, догадываясь, что где-то там, в стороне, есть ручей с чистой водой, в котором можно омыться, прийти в себя и спастись, все-таки спастись! Успеет ли скрыться? Успеет ли прийти в себя? Успеет ли, мать моя, поруганная родина моя?…

Калаши (Русо-Арии Афгана-Пакистана-Ирана-Индии), Русские, Амазахи (Белый Север Африки) — Один Народ — Один Лик

Да, это очень подходит к России, втиснутой в вагон. Глядя на бескрайние дали, на остовы некогда белоснежных церквей, хотелось выкрикнуть-выдохнуть, как стон-заклинание: «Хватит смерти! Зову я жизнь!» И все мы в этом вагоне-России — жизнь призываем, для жизнестроительства великого рожденные.

Но, если говорить совсем серьезно, очевидное упорство властей, с которым они не желают слышать о правах русских, бросается в глаза, становится неприличным. Бесправные и ограбленные не имеют возможности проявить свой истинный характер.

Умиляют разговоры об исконном грузинском, или узбекском, например, гостеприимстве, когда гостя заливают вином и заваливают мандаринами. Но вспомните, как шли навстречу прибывшим из Армении пострадавшим от землетрясения деревенские старушки, неся в подарок мыло и сахар, сверх-дефицит эпохи плюрализма? Ярославская область готова была принять (хотя и ее, и другие области России унизили тем, что слали беженцев, не спросясь даже для проформы, как и сейчас) свыше шестисот семей турок-месхетинцев, но те выслали «разведчиков», и решили в такую тьмутаракань, к такой голи перекатной не ехать.

И вот, полууничтоженный народ, некогда сплотивший на шестой части планеты территорию, обездолен и даже лишен надежд на процветание (не только для русских и не только для славян — для всех почти народов Союза).

Но начинали с выбивания исторической памяти.

Только в конце 1930-х годов появились учебники и пособия по истории СССР, где в отделе «Период феодализма» в общих чертах рассказывалось об основных этапах и деятелях российской истории с древнейших времён, но — в такой марксистско-ленинско-сталинской обработке, что учащимся простоскучно было изучать этот «период». Он подавался только как некая тёмная предыстория: настоящая же история советского народа (народов) начиналась, по заверениям «учёных», только с октября 1917 года! По родству духа выделяли только двух царей из всей истории России — Ивана IV «Ужасного», и Петра I. О них писались романы и ставились фильмы и пьесы. Могилу Петра I полагалось заваливать живыми цветами…

О Петре ныне говорят, что его подменили в Голландии, и не зря именовали «Антихристом». Грозный же подминал под Москву русские земли, и кровушки не жалел. Хотя и с ганзейским Новгородом надо бы разобраться…

Слова и понятия «Россия», «Русь», «русский народ» были начисто исключены, вычеркнуты из употребления, заменены понятиями и словами «Советский Союз» (или СССР) и «советский народ».

И вот интересно, как сработал пагубный дух измены, заложенный ещё в 1917 году. Кто развалил СССР, как не сами коммунистические вожди? Обратите внимание, все руководители СССР, при которых он не распадался, родились ещё до революции, при царе, и какое-то время жили в православной Российской империи. Ленин прожил при Империи 47 лет, Сталин — 38, Хрущёв — 23, Брежнев — 10.

Даже последние правители СССР Андропов и Черненко, хотя их влияние на страну было минимальным (у власти они были около года), жили до революции 3 и 9 лет соответственно. Но как только всем им на смену пришли чисто советские руководители — те, кто родился после революции и сформировался как личность уже только в СССР, а это Горбачёв и Ельцин, — то страна рухнула! При первом же стопроцентно советском поколении руководителей! То есть тех руководителей, которых система сама и вырастила! Беспамятней.

В войнах, которые вели русские православные цари столетиями, умудрившись при этом построить огромную империю, погибло народу меньше, чем за годы советской власти. При этом территория СССР так и не превзошла территорию дореволюционной России. Интересно, что победителями в Великую Отечественную войну опять же стали те, кого отметила Империя, — это кавалеры ещё царских православных орденов св. Георгия Победоносца маршалы Жуков и Рокоссовский.

Описание послевоенного периода вплоть до наших дней, 1945-1991 гг. — бесконечные перечисления лишений, бесправия населения, ужасающей бедности.

Какие же выводы может сделать и с каким «багажом» выйдет в жизнь ученик, прошедший эту «историю»? Вся эта подло писанная история «Отечества» говорит о том, что первые 1000 лет народ угнетали «феодалы», «попы», «капиталисты и буржуи», «кулаки», «проклятый царизм» и прочие «враги прогресса». Последние 80 лет — тоже вроде как не пришей кобыле хвост.

От такого «Отечества» впору полезть в петлю или бежать куда глаза глядят. И получается, что в России на сегодня две беды — дорогие дураки и дешевые умные. И два варианта развития событий: наихудший и маловероятный.

Вся история страны представляется как нескончаемая похоронная процессия — несут венки, ордена, все время мы прощаемся с кем-то.

Но умные люди всерьез говорили: патриотизм — это убеждение, что твоя страна лучше других просто потому, что именно ты в ней родился (где родился — там и пригодился). Права она или нет — это твоя страна. Не нравится флаг — выстирай его, но не смей сжигать!

Лохотроном с историей занимаются корыстные правители. И нынешние — не исключение.

Вот в марте появилась новость, от которой волосы встают дыбом.

В Центральном архиве Минобороны в Подольске (ЦАМО), касающееся Второй Мировой войны, будут ликвидированы архивные фонды, якобы не имеющие культурной и исторической ценности. Это означает, что у власти — по-прежнему материалисты-русофобы, которые подыгрывают Западу за счет русского народа. Марк-си-сты!

А задача у Карла Маркса была конкретной: ошельмовать производственников как капиталистов, представить их врагами общества и государства, чуть ли не чертями, и вывести из-под удара истинных капиталистов — денежных капиталистов — банкиров. А заодно расчехвостить национальные государства, превратив население в управляемую биомассу.

Интересно, что Маркс, для сведения КПРФ, попросту украл основные положения своего «Манифеста» у малоизвестного французского социалиста Виктора Конседериана. Тот опубликовал свои «Принципы социализма» за пять лет до появления «Манифеста». Так что великий и обожаемый Маркс на поверку оказался вором, причем хорошо оплаченным тогдашними «буржуинами». Катался как сыр в масле на «тюти», в частности, бывшего пирата (!) Жана Лаффита, тайного посыльного американских банкиров и предпринимателей…

Так что, запомните, капитализм — это эксплуатация человека человеком, а коммунизм — наоборот!

Один из попутчиков, сухощавый и рыжеусый, говорил, глядя прямо перед собой:

— Отовсюду слышишь, что все плохо. И говорят-то лучше всех и больше всех те, кто это «плохо» сварганил. А что делать-то — вроде и неясно. Кошки-мышки какие-то. У нас район — на одном меде можно было бы озолотиться. А лес? А земель брошенных сколько? Да только тем, кто дело делать хочет, ходу и нет.

Другой, рядом сидящий, назвавшийся механизатором, загорелый, возвращался из отпуска. Молчал всю дорогу, а на слова рыжеусого не вытерпел, ответил:

— А им лишь бы деньгу гнать. Обо всем на свете забыли. Вскорости «товарищам миллионерам» американским кусками продаваться будем — помяните мое слово… Ты говоришь, твердят, что «все плохо». Правильно, только хуже есть куда. Какой-нибудь пузырь мыльный договор на нефть подпишет непосильный — и стали все трактора. Нам — голодуха, ему — хоть бы хны. Вот и выращивай семена в колбах, сей до упаду. Один козел, где-то свою подпись поставит — и все горит синим пламенем! А у Чавеса с Каддафи бензина литр — наши сорок копеек!

— Это верно, — задумался рыжеусый, — лошадок-то забыли. А они бензина не употребляют…

— Вот-вот, — оживился отпускник, — а в Америке не дураки — свою нефть «заморозили», не трогают. Моря целые, говорят, под землей. Друзья хреновы.

Больше ста лет назад вышел один программный документик, где враги России открывали свои карты. Они намеревались «…переутомить всех разладом, враждою, ненавистью и даже мученичеством, голодом, прививкою болезней, нуждою, чтобы… не видели другого исхода, как прибегнуть к нашему денежному и полному владычеству».

Этот документик был сначала признан фальшивкой, в потом официально, в швейцарском суде — однозначно подлинным.

И вот в наше время, которые многие считают последним, государственные финансы превратились в искусство передавать деньги из рук в руки до тех пор, пока они не исчезнут. Это называется скромненько так — нецелевое использование, или «деньги не дошли».

И никто из бывших комсомольцев — нынешних олигархов, в тюряге не сидит, ничего в казну не возвращает. И правительство, которое им покровительствует, помалкивает в тряпочку. Только иногда руками разводит.

И вообще оно похоже на сплоченную банду «голубых воришек». Все всех прикрывают. Все сидят на местах. Потому что одного тронь — все посыплются. Сговор, комплот! Перепуганные марионетки, чьё бабло хранится в западных банках.

Совокупный доход этих олигархов сопоставим с годовым бюджетом РФ. Все эти миллиарды, оказавшиеся в их карманах, — результат беспощадной эксплуатации рабочих, которых они превратили в настоящих рабов и которым платят за труд жалкие гроши.

По TV ежедневно выступают то президент страны, то председатель правительства. Без зазрения совести они рассказывают нам, как они в поте лица работают на благо страны и своего народа, но мы видим, что на самом деле происходит в стране. Ильф и Петров! Тарапунька и Штепсель!

И ежедневно же происходят разного рода техногенные катастрофы, взрываются шахты, падают самолеты, тонут пароходы, горят леса, взрываются снаряды на военных складах, совершаются аварии на многих объектах. Происходят террористические акты, везде гибнут ни в чем не повинные люди.

Виной всего этого является поголовная безответственность руководителей всех рангов, которых интересует только одно: как бы побольше положить в свои карманы государственных денег, так как для этого созданы все условия. Горькой шуткой стала такая: у нас самый безопасный рейс — это тот, который отменен.

И эти нелюди, как и их покровители, заинтересованы в управляемом хаосе. Они сеют зло. Всеми способами.

Вот в Туле произошло страшное убийство пяти человек, в том числе троих малолетних детей.

Впору ужаснуться. Но нет. Это событие по нынешним временам почти обычное. В этом убедиться, к несчастью, несложно. Достаточно, например, зайти на сайт Следственного комитета и посмотреть сводку криминальных новостей.

Вот, скажем, заголовки лишь некоторых из них от 3 августа: «В городе Ноябрьске Ямало-Ненецкого автономного округа возбуждено уголовное дело по факту убийства женщины, отсеченная голова которой обнаружена в строящемся гараже. Кровью выведены два слова: «Русским сметь!»; «В Москве направлено в суд уголовное дело об убийстве 6-летней девочки»; «В Карелии местный житель осужден за убийство брата-инвалида»; «В Санкт-Петербурге перед судом предстанут двое национал-социалистов по обвинению в жестоком убийстве своего несовершеннолетнего товарища»; «В Челябинской области завершено расследование уголовного дела в отношении 20-летней жительницы Пластовского района, обвиняемой в причинении смерти своей 11-месячной дочери».

Многие криминальные истории всё же приводят в шок.

2 августа в Красноярске по подозрению в разбойном нападении и изнасиловании задержан 14-летний подросток. Через открытое окно он проник в квартиру, расположенную на первом этаже, и, угрожая ножом, забрал два сотовых телефона и золотые часы, принадлежащие 30-летней хозяйке квартиры, после чего изнасиловал ее. Через несколько часов подозреваемый вставил в один из сотовых телефонов SIM-карту, по которой и удалось установить его местонахождение.

Этот мальчик, едва достигший возраста уголовной ответственности, также является типичным продуктом нашего времени, двух постсоветских десятилетий. Помнится, в сентябре 1991-го, в эйфории «победы над ГКЧП» тогдашние отморозки говорили, что настоящая демократия настанет в нашей стране через 10 лет: именно тогда окончит, по их словам, школу первое «свободное поколение» тех, кто не побывал ни в октябрятах, ни в пионерах. Подбросивший бомбу в детский сад — по возрасту представитель того самого «первого свободного поколения». А 19-летний тульский убийца пятерых людей в 1991-м не то что в школу еще не ходил — на свет не появился!

Сегодня, через 20 лет, во взрослую жизнь вошли уже два «свободных поколения» — без октябрят, пионеров и комсомольцев, без заводских спортивных секций (да и самих заводов) и общедоступных пионерских лагерей. Зато с демократическим, якобы бесцензурным, телевидением, повальной компьютеризацией школ на фоне деградирующей системы образования и с многократно выросшим количеством церквей и мечетей.

Однако нравственное разложение затронуло не только молодежь.

40-летняя жительница Ростовской области посадила на цепь собственного отца, чтобы не мельтешил перед глазами и не надоедал. Четыре дня семидесятилетний старик просидел на улице прикованным к дереву, плакал и молил о помощи. Но дочь смилостивилась только на алюминиевую миску и бутылку воды. Четверо внуков, живущие в доме, не обращали никакого внимания на страдания деда.

47-летняя москвичка «заказала» собственного 20-летнего сына. Сын не отдавал ей деньги за оформленный на женщину кредит на покупку ноутбука. Тогда мать тоже взяла в банке кредит, чтобы заплатить из него наемному убийце задаток в 5 тысяч евро…

В этой истории все современно: от компьютера, оказавшегося дороже человеческой жизни и родственных отношений, до кредита на убийство, которое обычные обыватели, а не представители бандитского и уголовного мира, заказывают легко, словно пиццу на дом.

До траура по утонувшим с «Булгарией», в день траура, после траура в стране множество происшествий с человеческими жертвами. Самолет разбился — 7 погибших, 30 раненых. Катер утонул на Алтае — 4 погибших, под Магаданом — 11. Вертолеты падают, как звезды. С ДТП вообще что-то страшное. Каждый день тяжкие аварии с жертвами. Только в Ростовской области и только за неделю — 4 катастрофы с автобусами. Погибшие, десятки раненых, в том числе детишки.

Кадры местных новостей — плюшевые игрушки в лужах крови на асфальте. И сколько таких кадров в региональных новостях каждый день! Федеральные уже почти не показывают провинциальные трагедии — их, трагедий, становится все больше.

Но страдают не только невинные. Костлявая рука преступности дотянулась и до тех, кто сеял бурю. В один день случился знаменательный дубль. Был избит и ограблен в Серебряном Бору, у себя на даче, писатель-сатирик Михаил Жванецкий. У него отобрано: 600 $, купленный накануне новенький автомобиль «Мерседес» и старый-престарый портфель-талисман с рукописями. Сам сатирик высажен где-то у Капотни. Одновременно, час в час, под Петербургом был избит Алексей Герман, режиссёр. Оба многое сделали для торжества «демократических реформ».

По этому поводу современный Салтыков-Щедрин, писатель Борис Диденко, который тоже ездит на электричке, заметил: «Две столицы русского государства — это красиво, ни у кого такого нет. Надо было бы начистить рыла ещё многим. Но добр русский народ, себе же на горе. Ещё красивее было бы сделать четыре столицы. Новосибирск и Владивосток добавить. Столица Сибирская и Пальмира Восточная. Очень красиво: «РИА-Новости. Под Новосибирском при осмотре ЛЭП перед её отключением убит шаговым напряжением Анатолий Чубайс, погибли и его 12 замов. Во Владивостоке голодающие школьные преподавательницы и медсёстры разорвали на куски и съели Ирину Хакамаду, осматривавшую достопримечательности Восточной Пальмиры на своём пути в Японию. Дикие крики жертв». Звучало бы… «Чубайс был одет в синий костюм от Версаче, а Хакамада — в бело-красное платье от Кардена. Цвета российского флага». Смотрелось бы…»

А взять Кавказ? Что за кроличья покорность по отношению к его диким выходкам? В марте мы узнаем, что в Кабарде 15 местных абреков насилуют русскую девушку! Она приехала к родственникам в гости — её насилуют целый месяц! И даже не возбуждают уголовное дело! И прокуроры молчат, и суды молчат! И как жить русским на своей земле?

Приезжают в Москву — убивают русских, и опять никакой реакции власти, будто это в порядке вещей! На Урале врываются в русскую деревню — обещают всю ее вырезать, потому что русские не хотят быть под ярмом этнических преступных группировок!

Как случилось, что огромное количество вроде как соотечественников имеют собственные тюрьмы-зинданы и там содержит русских пленных, а потом показывает, как им отрезают гениталии и выкалывают глаза, и снимают это на видео, и рассылают по всему земному шару?

Не станем давать никаких определений. Есть специалисты в Институте судебной психиатрии имени Сербского, вот пусть они дают диагноз на групповом уровне, подчеркнем: на групповом… Покажите такое поведение у якутов, селькупов? Нет, невозможно.

Ну, а как объяснить то, что на одного жителя Нечерноземья приходится 1900 рублей дотации в год. А на кавказца — в 7 (семь!) раз больше? Ленинским тезисом о борьбе с «великорусским шовинизмом»? Так вроде у нас «Новая Россия», и с заветами мавзолейной мумии мы вроде как расстались. Это поощрение геноцида русских. Вот что это.

И как же реагирует власть на эти дикости?

А власть создает новый орган по борьбе с экстремизмом. Как показывает опыт — исключительно с русским. Орган этот называется «Межведомственная комиссия по противодействию экстремизму». Возглавлять комиссию будет министр внутренних дел. Его заместителем стал директор ФСБ. В общей сложности в состав комиссии войдет половина правительства.

А еще власть реализует программу переселения кавказцев в российскую глубинку (естественно, не спросив мнения коренных жителей). При переезде дает им подъемные в 57 тысяч рублей, а еще оплачивает билеты и суточные.

В создавшейся ситуации «новые Чингисханы» не встречают никаких преград для тихой агрессии против собственно русских, замещения их на их собственных землях.

Аппетит приходит во время еды, как известно. И одной из причин роста аппетитов является факт существования представительств национальных республик в русских городах. Существования, как правило, за счет общефедерального бюджета. Таким образом, русские, его практически наполняющие, оплачивают новых баскаков (сборщиков подати), а потенциально — и новых опричников себе на голову!

Вопрос: за чей счет дотационная республика, Дагестан, к примеру, учреждает практически посольства? Или по-другому спросим: а есть ли в «взаимные» русские представительства? И что, разве федеральных структур недостаточно для кооперации субъектов ОДНОЙ СТРАНЫ?

Мы рады, что по стране созданы и активно функционируют десятки культурных и культурно-национальных центров и объединений, торговых домов, библиотек, школ выходного дня по изучению родного языка, проводится работа по оказанию гуманитарной помощи кавказским республикам.

Но где все подобное у русских? Не в Дагестане, а в Москве хотя бы? Нет, русским впихивают «толерантность» и «мультикультурность». Любое требование прильнуть к чисто русским началам именуется ксенофобией, если не хуже.

Особая тема — Чечня. Она открыла собственные представительства в шести странах Западной Европы! Как будто в них исчезли посольства РФ, частью которой формально (?) является Чечня. Разрешение получено лично от министра иностранных дел РФ.

Так что надежный пласт паразитов надежно защищен и юридически, и материально. Да и нахальный абсолютизм неустанно самоутверждается.

И это на фоне того, что в стране без вести ежегодно пропадает 50 тысяч человек. При этом минимальный размер оплаты труда в 15 раз меньше, чем в Бельгии или Ирландии. А чиновников — втрое больше, чем в СССР, — полтора миллиона. Они не служат людям, а давят их откатами, поборами, взятками.

Коррупция стала сутью режима. Законы не работают. А если законы не работают, работают воры в законе.

Шаги по обездоливанию населения просчитаны. Для прикрытия истинных целей они сопровождаются циничным враньём.

А спросить у грамотного Дворковича, которого натаскивали янки в университете Дьюка, что в Северной Каролине: «Если доллары печатают в США, то почему их вывозят из России?» Что ответит?

Меньшинство — лицемеры из отдельных коммунистов-комсомольцев, самые ничтожные, алчные, отмороженные — вместе с криминалом поднялось до злата и неги. И эта «элита» может называть себя крысоловами. Потому что в их понимании мы все — крысы, быдло, население-пипл. И под их дудочку уже 25 лет идем по краю пропасти к своей погибели, ежедневно теряя сорвавшихся в бездну сограждан.

И в первую очередь это касается русских.

«Плохой и нехороший» Сталин аборты запрещал, и население стало расти чуть ли не геометрической прогрессии. Сегодня же цветут и пахнут абортные клиники. У этих убийственных заведений всё чаще проходят пикеты православных людей. Ведь до чего дошло: эти цеха по убийству детей рекламируют «рождественские скидки» на аборты. Устраиваются циничные рекламные акции «Помощь в трудную минуту», «Скидка студентам при сдаче анализов для абортов»…

«Всё хорошо, только русские мешают», — такое приходится слышать в разговорах между иными загостившимися «гостями столицы». С другой стороны, в чиновных кругах столицы циркулируют слухи, что в Москве планируется создать национальные анклавы. На фоне уроков толерантности для русских аборигенов это, согласитесь, звучит зловеще.

Вот столичный роддом №24. В скверике неподалёку шумно веселятся многочисленные родственники новорожденного москвича. Рекой льётся молодое вино, мужчины режут баранов, варят плов, танцуют лезгинку, по старинной русской традиции стреляя в воздух из автоматического оружия.

А вот находящийся неподалёку ЗАГС.

Заведующая ЗАГСом Аревик Гургеновна — само радушие. Она принесла книгу записей, нашла нужную страницу и пояснила:

— Самое популярное имя для мальчиков, как вы видите, Лю Бэй. Только за август наш ЗАГС зарегистрировал 120 маленьких Лю Бэев. Также в августе Россия пополнилась 75 Цао Лянами и 47 Мао Фэями.

Немного отстают по популярности имена Вахтанг, Шамиль и Рамзан. Девочек называют Хуан Цзю, Чин Юн, Азиза, Гюзель, Дарина… Хотя вот есть один Николай, и фамилия красивая — Галустян.

…Когда жена Любимова в Праге публично называет актеров его театра «русским быдлом» — это считается нормальным. Упоминание в этом контексте любой другой национальности вызвало бы немедленное обвинение по 282-й статье, — а русских, с точки зрения нынешнего российского государства, похоже, так называть можно, а может быть, и нужно: ничего, утрутся.

В России идет — пока «холодная» — этническая война, и государство, частью закрывающее на нее глаза, а частью разжигающее ее, обречено в очередной раз перевести ее в «горячую» и самому пасть ее жертвой.

Вы только вслушайтесь в лозунги современного российского экстремизма: «Хватит убивать русских», «Один за всех, все за одного», «Русский — значит трезвый», «Закон един для всех». Что здесь «экстремистского»?

Как многие помнят, расчленение России было встречено бурным восторгом «мировой общественности». Антирусская кампания в мировых СМИ, начавшаяся в начале ХХ столетия, не прекращалась все эти годы. Так, радиостанции Америки, направлявшие свои программы на СССР, всё это время активно поддерживали шовинистические силы среди всех народностей Советского Союза, за исключением русских.

С созданием СНГ положение нисколько не изменилось. Любые попытки России защищать свои интересы встречаются дружными обвинениями в «великодержавном шовинизме», «русском империализме», «антисемитизме» и проч. Единственный член СНГ, в котором не ведётся никакой национальной пропаганды — РФ. Все остальные члены усиленно ведут шовинистическую пропаганду, направленную против русских и всего русского. В то же самое время все члены СНГ требуют от РФ, чтобы та продолжала оказывать им всяческую экономическую помощь (в советское время большинство республик получали от РСФСР гораздо больше, чем давали).

Все последние десятилетия Россия исподволь подталкивалась на место «врага номер один».

Пока в «расказаченных», полупустых станицах Дона метались по полям остатние механизаторы; пока, сцепив зубы, вгрызались в забои шахтеры Воркуты и Кузбасса, пока усмирял огненных змей металлург на заводе в загазованном Чусовом; пока вырезал свои деревянные цветы под Ростовом Великим школьный учитель Пичугин, светло-радостный, несмотря на четверть века лагерей (фашистских и «наших»), пока Россия строила, растила, лечила и беззаветно приходила на помощь всем нуждавшимся, — ее подталкивали к пропасти лукавые пастыри от Аппарата, сидевшие, как это у них принято, не на виду, но у рычагов…

Подталкивали и сеяли раздоры: между отцами и детьми, между рабочими и крестьянами, между разными национальностями и даже между мужчинами и женщинами. Способов этими «пастырями» отработано немало. Они монополизировали главное — знание о них.

Общество — живой организм. Даже не зная точно, но чуя опасность, оно начинает метаться. Начинает слой за слоем снимать позднейшие пласты, предчувствуя, что под ними, прекрасно, казалось бы, разрисованными, таится то ли чудодейственная фреска, то ли диагноз. Или — как в сказке о Кощее Бессмертном — ищем дерево, потом сундук на нем, потом утку, в ней яйцо, и уж в нем… ищем корень наших бед. Грош нам цена, если мы устроим конечные торжества при виде сундука. Или утки.

Нам надо найти яйцо, догадаться его разбить, вынуть иглу и сломать ее!

Есть Россия воинской славы, Россия либеральная, Россия конституционная, Россия крестьянская, Россия допетровская и петровская, есть Россия-империя и Россия-песня, есть и Русь православная, Русь Святая. Какая твоя, читатель? «Ненужное вычеркнуть»? Это было бы слишком просто. Глубокая внутренняя работа, сугубо самостоятельная и индивидуальная, потребна для решения этого вопроса для себя. А решать его придется всем нам. Иначе — полное нестроение и смерть, безо всяких оговорок.

Хочешь не хочешь — видишь контуры геноцида, охватившие наш многострадальный народ. Без термоядерных взрывов, без «звездных войн», без открытой интервенции. И русских защитить некому. С ними как русскими попросту не считаются, их как бы нет, или почти нет, — так, досадный архаизм. Более того, какое-то нетерпеливое ожидание их исчезновения сквозит то в речи, то в статейке, то — по большей части — в действии. «Неравнодушен к месту проживания? — так подыхай» — это уже почти произносится в России…

Как-то зашел среди мужиков разговор о нашем скорбном экономическом положении, — один из миллионов разговоров, вспыхивающих одновременно во всякое время суток на бескрайних пространствах нашей страны. Один из попутчиков слушал-слушал привычные сетования, да и вставил вдруг: «Чего вы все плачетесь? Не надоело вам?… У нас самая отлаженная в мире экономическая система. Даже японская в сравнении с ней — фигня, примитив».

Все приумолкли, вопросительно глядя на пропахшего «Беломором» пожилого мужика в подростковой куртке. Из-под кепки его молодо выбивалась русая прядь.

— Напился, что ли? — беззлобно спросил кто-то. — Чего ахинею порешь?…

— А вот ни хрена не ахинею, — бодро и с какой-то даже радостью произнес «оптимист». — Система вправду — шикарная! Только… с обратным знаком. Она идеально отлажена на уничтожение и только выглядит дурью. Вы прикиньте: какое ж надо иметь дарование, чтобы нажирались только кровопийцы? Разве не так?

— И кто ж это такой «гений» — управитель?

— А я почем знаю? Я простой работяга. Но могу мыслишку подбросить: сдается мне, что нами управляют не те, кого мы перед глазами видим и слух на чьи речи изводим в дурацких надеждах. Глянь-ка: ихняя Тэтчер — баба и впрямь была железная. А наши? Она к нам и приезжала, как наш председатель на птичник. А мы для нее — не люди, а цыплаки безмозглые. Пищим себе, порхаем: «перестройка, гласность». Теперь «модернизация, нанотехнологии». Тьфу! Брехуны…

А потом нагнулся, но громким шепотом продолжил:

— Читал я, что среди людей нелюди живут, только на рожу на человеков похожие. А так — зверье, хищники! Или даже инопланетяне, или служки инопланетян, которые всё золото, всю кровь выпивают у настоящих человеков! И ящеров-то выдумали огромадных, чтобы скрыть, что сами-то — ящеры, только с нас ростом и с бабами человечьими поперемешались!

— О-о! — вздыбил очки «любитель словесности». — Так вы знаете, что пирамиды всякие в разных странах, даже в Китае — сделаны так, что нынче и не повторить. Такие технологии! Не иначе как пришлецы. Или какая до нас цивилизация.

— Может, Россию и жрут с таким смаком, что мы — самые простодыры, да на такой земле? — задумчиво промолвил «механизатор»…

Главная причина смертности в России — от постоянного стресса. Дух уныния — самого страшного из смертных грехов — витает над страной. Ощущение мерзопакостности бытия усугубляют осатаневшие СМИ: сплошные убийства, насилия, катастрофы, катаклизмы. Отечественная история представляется бездонной выгребной ямой. Глумление, ёрничанье и клевета, злокозненная старательность в поисках грязи и снайперская непрерывная информационная пальба по всему тому, что являлось и по праву является предметом гордости великороссов, — одна из главных примет нашего дикого времени.

Писатель матерился (мат изымем): «В Москве в Концертном зале им. Чайковского выступал хор педерастов из Сан-Франциско по приглашению Аллы Пугачёвой, всегда приветствовавшей всевозможных сексуальных монстров. Вот нарваться бы ей на некросадиста! Устроил бы ей на старость лет такой арлекин миллион шипов от алых роз в задницу на вечную память!…»

«Телеакадемик» Познер недавно проговорился, что имеет «стоп-листы» — списки тех, кто на экран не может быть допущен ни в коем разе. И действительно, никогда не было на экране главных редакторов патриотических журналов и газет, никогда — могучих русских публицистов Шафаревича, Бушина и Лобанова, лет двадцать — писателей Распутина, Белова, Бондарева, Крупина, Сегеня…

Так что РАСЧЕЛОВЕЧИВАНИЕ идет по стране семимильными шагами. И идет давно. Даже с милых, казалось бы, советских фильмов.

Вот только что умерла прекрасная актриса и женщина Жанна Прохоренко.

Ей в свое время повезло: она попала в старую обойму, ещё при Хрущёве, в два известных фильма — в безупречный «Баллада о солдате», и двусмысленный «А если это любовь» Райзмана. И этот фильм впервые посеял в русских мысль, что школа создана не для того, чтобы учиться, а чтобы в ней заниматься любовью. Это привело последовательно к «Маленькой Вере» и «Интердевочке», а потом и к тому дерьму, что мы видим на экранах сейчас. А началось всё с «А если это любовь», «Дикой собаки Динго» и «Доживём до понедельника».

В этом-то и был в свое время смысл раздельного обучения мальчиков и девочек! Становись человеком, не отвлекайся на ерунду! «А девочки — потом!» — чистые и романтичные.

Расчеловечивание пошло в тотальное наступление. Посмотрите хотя бы на то, сколько по всем телепрограммам развелось усердных сатириков, глумящихся над непрерывными народными бедами!

Сколько «остепененных» экспертов-советников, по чьей вине эти беды множатся! Сколько режиссеров, плодящих насилие, и по поводу насилия негодующих! Поэтов-песенников, «пекущих» высочайше оплачиваемую дрянь!

И хоть бы один из них, хоть бы разочек да покаялся в тяжких грехах! Нет, — все валят на «темную массу», которой недосуг спорить и митинговать. Вот и матерятся у телевизоров миллионы пожарных-трактористов-шахтеров, миллионы «мужиков в электричках».

— Чую, что знаю мало, а тут еще довирают, — жаловался один из них. — Совсем обнаглели!

А для того, чтобы «фильтровать базар», отрасли знаний разбиты на участки, на каждом из которых правит бал один или несколько «общепризнанных» авторитетов. То есть патентованных брехометов.

Эх, закрыть бы страну на ремонт, да без помех взяться за дело созидания, за РУССКОЕ ДЕЛО. Не дают! И не дадут, пока не перестанем по-дикарски прикупаться на все, что обладает внешним блеском. И трепетать перед людоедским начальством хотя бы на выборах.

…Ехал в ночном автобусе из Углича в Ростов Великий, и почему-то вспомнилось начало «перестройки». Что осталось из обещаний горбачевых-ельциных устроить в стране «сладкую жизнь»? Увы, вспомнить нечего. Да и позднее. Остров Тарабарова, отданный Китаю? Половину Баренцева моря с богатейшими в мире рыбными запасами, отданную Норвегии? Утопленный американцами «Курск»? Или утопленную по настоянию тех же гамбургеромозглых станцию «Мир»? Тоска зеленая!…

«Лиазик» ни шатко ни валко ехал по черному асфальту. Темный лес обступал дорогу, плавно изгибавшуюся. В просветах виднелись деревеньки — вблизи и вдали, на пригорках и в долинах.

Тысячи и тысячи русских хлебопашцев холили эту землю. Поколения за поколениями молились в этих храмах, рождаясь, живя и умирая не в какой-то географической точке, не в России даже, — во Вселенной. И не кратким веком человечьим жили они. Вечностью!

— Снится: река кровью плывет, берега костьми сложены, а моста нету…

— А мой сон такой: коршун ширяет великий, ширяет и низится. И чем коршун ниже, тем росту в нем больше. И станет коршун как туча, и вдруг небо всё застит, на крылах замрет, — и камнем на меня…

— А у меня сон с одним началом и до единого конца: поле колосится, ни облака, как вдруг черная туча грачей саранчою на колос села, до самой земли взялась, и заместо поля золотого — черная грачья сила…

— А я будто мальчонок с товарищами в школу пришел. А в школе немец учит по-иностранному. И что мы не так, все он в книжку записывает, а за школой пулеметом наказывают за ошибочки. И во всем сне словечка русского не слыхать — только речь его немецкая, да за школою та-та-та-та…

Сны предков наших: что ни поколение — мука мученическая. Уж ладно мы, полу-молодые: без войны да в сытости какой-никакой прожили. А старикам за что в который раз лихо испытывать? А деткам нашим?

Нет, длится пытка, и на них её хватит. И гуляет на весь свет сытая наглая Америка, сжирает эта двадцатая часть человечества чуть не половину мировых ресурсов, пакостит на 70 процентов среду земного общего обитания, и малейшее ущемление аппетита своего принимает как страшную опасность. И ненавидит всем своим ростовщическим умом, пластиковой душой своею тех, кто смеет желать жить, кто не позволяет грабить свои земные богатства.

Адвокатская изворотливость «мировой закулисы» непримирима к «восточной схизме», нестяжательству, все еще растворенному в народе нашем. Хочется, чтобы всё покупалось-продавалось, иначе не понять ростовщику другой жизни, становится она враждебной ему, ускользает от цепких лапок его.

Уж целыми народами люди согласились «быть как все», надев футляр «цивилизации». Уже чуть ли не везде «общечеловеческими ценностями» попрана совесть, а интересы желудка возведены в наивысшую ценность. И Европа согнулась под прессом тотальной унификации, загнала вглубь свою «самость».

А Россия все еще смеет помнить себя, исконную! Смеют курить на тесных кухнях, смеют невидящим взглядом вглядываться в прошлое и будущее остатние мужики, терзаемые мыслью о поруганном Отечестве, болящие болями Родины.

Талонами их, дефицитом искусственным, рублем, обессмысливающим труд! Нет, и малым довольствуются, дурни, и нейдет из головы великая Русская держава, выбиваемая из-под ног.

Водкой их, пещерным уровнем медицины, выхлопными неочищенными газами, жратвою списанной, да лбами, лбами стукнуть! — пыхтит, старается «мировое сообщество», ищет и находит исполнителей сатанинских своих планов.

То и дело раздаются с концлагерных вышек предупредительные очереди, то и дело мордуют надсмотрщики изможденных людей идеологической дубинкой со свинцовой головой очередного вождя на конце. Уходят, побитые, зализывают раны, но в глазах — непреклонность, и давно поняли каратели, что только смерть окончательно сломает этих людей. Духовная смерть через не-дачу воздуха России, через потчевание ядом в ярких западных обертках.

Но единственное государство в мире, задуманное и осуществленное на понятии совести, понятии, не имеющем аналогов в других языках, продолжает существовать в душе русского человека.

Вслушиваюсь в голоса, живущие над погостами.

— Охохонюшки-хо-хо! Повыбирали больших людей, образованных, на все страны известные люди. А наш-то мужик: сам и дороги торит, и землю строит, и суд чинит. Один за всё правительство отвечает…

— Слышать противно, как лодыри теперь рассуждать приучились. Коли добёр, так, по себе судья, работу похерит вовсе; а коли зол, так кого-нито в палачи произведет, а сам глаза заплющит да на бархатах новых и разоспится.

— Из простых многие теперь в лодыри подадутся. Особенно, которые говорить горазды. Языку работа минуточка, а в одну такую минуточку на всю жизнь руки нежнеют…

— Я думаю, обидят нас. За себя постоять мы только сгоряча умеем… Как бы туману не напустили…

Слышишь и не знаешь, то ли покойники перекликаются, то ли живые.

«Только сгоряча умеем», «как бы туману не напустили»…

Когда-то, в 60-х, создали мощный фильм «Мы — русский народ». Слеза прошибала. Характер русский показан был мощно. Но весь пафос фильма в конце концов был повернут «за совецку власть», которая была антирусской, на жертвенность ради подсунутой идеи, на готовность крови своей не жалеть за чужие, по сути, интересы. И играли-то актеры могучие. Но представляли и Кавказ, и еврейство, и других инородцев. И русских всеэкранно призывали жертвовать собой и за этих самых инородцев. На самом-то деле только до 1924 года под красной звездой — троцкистским символом смертного приговора — было уничтожено до 30 миллионов именно русских. С тех пор практически ничего не изменилось. Раскрутят ситуацию до «сгоряча», и станут звать «За Родину, за Абрамовича!» А заградотряды из кавказских и моссадовских наемников подтолкнут к очередным ненужным подвигам. Не дай-то Бог!

…Долгая дорога. Молчит водитель почти неподвижно — только вымпел над лобовым стеклом какой-то треугольный болтается, кисточкой «разметая» дорогу, освещенную фарами. Темно снаружи, темно внутри.

Оглядываюсь. Сидят порознь трое мужчин, каждый свою думу думает. Лица не видны, только силуэты.

— Господа! — произносит вдруг статный бородач на заднем сиденье. — Я вынужден предостеречь соотечественников от создания собственного культа…

Вглядываюсь: придерживает правую руку… В белом мундире… Лица не разобрать, но лоб высок, лысина… Пятно темное на груди… Нет, не может быть!…

— Думский путь оказался гибельным для России. Я не сделал того, что был обязан сделать как подданный своего Государя, как православный человек, как премьер-министр…

Столыпин! «Доизучался», — мелькнула мысль.

— И «левая», и «правая» оказались нераздельным разрушительным целым, направленным против державных основ Святой Руси. Яд либерализма, видимо, проник во все поры государства и достиг престола. Моё правительство несёт ответственность за потакание революции, как это не может показаться странным в моих устах.

Бездействие — самый тяжкий, свинцовый грех правительства, если оно не игрушка в чужих руках. Если игрушка — это всего лишь государственная измена. Моей ошибкой было противодействие восстановлению патриаршества, сохранение синода. Государь ещё в 1905 году предлагал Себя в патриархи — этого, мягко говоря, не оценили. Государь исполнил свой долг до конца: Россия потеряла почти всё, но нравственный идеал её в лице Государя остался незапятнанным. И страшно подумать: ведь выстрел Богрова мог тогда, в киевском театре, оборвать Его жизнь. Я же расплатился за нагромождение разгильдяйства и предательства, которое обязан был расчистить… Ещё раз повторяю, господа: не совершайте ошибок, создавая идолов из людей, действием или бездействием своим приближавших гибель России…

Твердый ровный голос умолк. Видно было, как величавая фигура говорившего подалась назад с видимым облегчением от высказанности.

Молчание прервал другой голос. Кавказский акцент, усиленный волнением и подчеркнутой взвешенностью каждого слова, не оставлял никаких сомнений в личности задумчиво сидевшего на сиденье, расположенном сразу за водителем.

— Я каяться не буду: имя и дело Сталина так изгажено, что мне впору претендовать на титул мученика всесоветского. Скажу правду — никто не поймет, совру — верить не станут. Что можно добавить? История России до 1917 года, её тайные пружины — это одна цепочка. История после 1917-го — другая. И они лишь частично едины… То, куда идёт дело, я понял задолго до революции. Режим прогнил. На смену ему плыли пароходами из Америки, ехали в пломбированных вагонах через Германию. Погром был уже неизбежен, потому что — ритуален. Пришлось вооружиться всем демагогическим набором и стать завзятым талмудистом, чтобы не быть «белой вороной». Тайные пружины истории России после 1917-го ещё не начали обнажаться: вы не выпросите доступа к архивам Сталина! Но относительной полноты власти я достиг в 1934 году. Дальше были краткие периоды, пока меня не ликвидировали за «антисемитизм» — то есть за попытку ввести вместо доллара в качестве мировой валюты золото. Потом Кеннеди практически за то же и убили «химики» Федерального Резерва США.

Странно, что в Израиле мне не поставлен памятник — без меня этого псевдогосударства не было б. Мне нужна была эмиграция. Но те, для кого создавался анклав на Ближнем Востоке, посчитали, что настало время громить «сталинскую империю» — СССР. Он стал им не нужен и опасен.

Через сорок лет после моего убийства премьер-министр Израиля Эхуд Ольмерт поблагодарил советских евреев за развал СССР и за то, что они сделали Израиль более богатым и преуспевающим. Потом он объяснил, что именно борьба евреев против СССР и стала «главным элементом развала советского режима». Это был циничный плевок — нет, не в меня! — в нашу историю и прошлое нашей страны. И опять в меня харкают, будто Лейбы с его бандой и не бывало.

Страшны тайны войны и революции, второй войны и «сталинских» репрессий… Но кто мне поверит? Передайте привет тем, кто меня помнит лично. С кем мы вершили государственные дела. Мужчинам передайте, а не тем слюнявым фиглярам, которые устроили шабаш на теле «сталинской империи». Праху не больно: пусть попирают ногами. История еще не написана, не рассказана. Суд ее только начинается, и пусть он будет объективным. Пусть помнят и «злодея», и «вождя». Пусть помнят полупустую Москву с бежавшим правительством, с райкомами, устланными «периной» из изорванных партбилетов. Пусть помнят крестный ход вокруг Кремля в декабре сорок первого, тысячи восстановленных после войны храмов, десятки тысяч разоблаченных спекулянтов на крови — кто погибал, а кто и наживался, и теперь мстят. Пусть помнят изгнанных мною хаммеров и возвращенных из лагерей офицеров русской армии. Пусть всё вспомнят и ничего больше не забывают.

И пусть откроют мои архивы!…

Говоривший умолк и поднес ко рту трубку. «Закурит? Чиркнет спичкой — и увижу лицо?» Нет, не закурил.

И настала очередь третьего, сидевшего за спиной.

— Что ж, господа, позвольте не представляться! Вы — из прошлого, я — из вероятного будущего. Пресса станет величать меня «русским Пиночетом», да уже и называла, аж до «Гитрела» доходило. А по мне — назови хоть горшком…

«Русский Пиночет» усмехнулся простодушно и жестом дал понять, что разглядеть его лицо не удастся.

— Мы вспомним законы Российской Империи в приложении к новым условиям. По совести решим, что оставить, что добавить. Мы — за понимание истории как непрерывного процесса. Танком пройдемся по всем дутым разногласиям, которые только дробят общество. И тогда возрождение России будет означать духовное обновление всего мира. Конец же России будет означать и его конец.

Вот почему русский народ так легко расстаётся со всеми своими правящими режимами и господствующими идеологиями?! Царя Николая свергли. Попов («жеребячье сословие») осмеивали, да и само христианство затем — по боку, церкви взрывали. Теперь говорят, что и ига татаро-монгольского не было, а придумано оно только для того, чтобы скрыть миллионные жертвы времен христианизации Руси. И памятники товарищу Сталину, — говорящий чуть помедлил, глядя в затылок предыдущего оратора, — сносили. Над смещённым Хрущёвым издевались. Жидко оконфузившихся коммунистов, заодно спустивших в унитаз и всю страну, не поддержали. Нынешнюю «демократическую» власть, сокруши её кто, будут проклинать последними словами, хотя очень многие клянут дерьмократов и сейчас. Тем не менее «рейтинг» досдающего страну на новом посту (так эффективнее) Путина ещё недавно был около 50%…

Поэтому нас называют Иванами, не помнящими родства.

Но дело-то в том, что все наши властные учреждения и действия (законы, указы и прочая) всегда были неправедными, лживыми. Честной же власти никогда на Руси (в историческом плане) не было. А нам подавай именно такую. И в этом наше главное отличие, одновременно и нимб, и ахиллесова пята. Никогда на Руси не было власти, защищавшей интересы русского народа.

Неправду, несправедливость русский народ видит, и чувствует печёнкой. Часть русских людей, естественно, могут и заблуждаться. Даже способны принимать чёрное за белое, и упорствовать в этом. Но большая часть народа даёт всё же правильный этический ответ. Это — истоки народного духа. Русский народ придал по крайней мере человеческое выражение лица и христианству, и коммунизму.

А сейчас народ и умирающая страна кричат нынешней власти: «Одумайтесь! Это отвратительно, мерзко — оправлять своих детей за границу на учебу, а наших лишать возможности учиться. Гнусно и подло — жрать черную икру в ледяных блюдах, видя, как ваши же родные или близкие умирают с голоду. Гадко и сволочно — совершать преступления, прикрываясь ксивами, а от народа требовать абсолютного подчинения…»

Всю свою историю Россия только и знает, что поднимается с колен, но наше время — пародия на все предшествующие. Потому что нет ориентиров, нет целей, нет маяков, нет ограничений! У нас Махнодействует — Махно убивал, а сейчас власть в своей сути какие-то махновские приемы применяет: она и красных бьет, и белых бьет!

При этих словах раздался выразительный кашель предыдущего оратора.

Но Неизвестного было не сбить. Он продолжал:

— Мы не станем топтать наше прошлое, выстреливать чьи-то останки в стратосферу. Наше дело — созидание, но и расчистка авгиевых конюшен. Дело это веселое и посильное. Мы — счастливые люди: нам идеала придумывать не надо. Только фальшивки отбросить, да вспомнить подлинный!…

Мы с оптимизмом смотрим в будущее, мы не будем стонать, скулить.

Просто перестанем прикрываться фиговым листком так называемой дружбы народов и запретим высасывать соки из русского народа — это более недопустимо, и этому положит конец русский народ. И это начнется 4 декабря этого года и продолжится 4 марта следующего года, и в ближайшие десятилетия мы окончательно определим свою национальную идеологию.

После царизма, коммунизма и ублюдочной демократии мы предлагаем четвертый путь. Это будет Русский Синтез: сочетание всего наилучшего, что было в нашей истории. Только надо урезонить питерских…

— Питерских? — переспросил «Столыпин».

— Я в курсе, — одобрительно заметил «Сталин». — Гражданской войны не было и нет. Была и, возможно, будет — интервенция.

Что он имел в виду — было понятно без пояснений. Это повторялось многократно.

Сначала войска вторжения ищут в «нужной» стране своё «меньшинство», или любое меньшинство, чтобы на него опереться. В Ираке — это были мусульмане-шииты, потому что Ирак — это суннитская страна. Какая разница между ними? Да никакой, просто нужен повод, чтобы население стало резать глотки друг другу из-за этой самой разницы. Если же такого меньшинства нет, оно создается. Как, например, в России в 1917 году, когда Нью-Йорк прислал тов. Бронштейна-Троцкого с нью-йоркскими гангстерами на пароходе, и Троцкий-Бронштейн просто создал это искусственное меньшинство в виде «большевиков», сделал их «авангардом», и во главе этого «авангарда» истребил за несколько лет несколько десятков миллионов русских.

Главное в тактике войск вторжения — это не карячиться самим на палАческой работе, а передать всю грязную работу по геноциду «пятой колонне». В нашем случае — нацменьшинствам. Кроме того, финансируются и призуются деньгами и оружием все отморозки, которые готовы уничтожать население своей страны.

Вот и вся недолга!

Автобус остановился. Мне надо было выходить около громады Борисоглебского монастыря. Назавтра в недавно открытом храме предстояло много встреч.

И тут шофер, до того не проронивший ни слова, протянул мне вымпел:

— Возьми на память. Мне так интересно еще не было. Тебе, наверное, тоже.

Он оглянулся на третьего «выступавшего», который сейчас отрешенно смотрел на скалообразную монастырскую башню.

— Им, — сказал водитель, кивнув в небо, — питерским и прочим, ставить палки в колеса этим ребятам — дело гиблое. Это не телега, а и вправду танк! Пока, может, свидимся!

Я взял в руки вымпел, до того «расчищавший» дорогу.

Это был вымпел польских харцеров (пионеров) — точно такой же, какой мы с друзьями сняли с вершины дереве на вершине Ай-Петри — Медведь-горы, что под Гурзуфом около Артека.

Через год я там бродил с будущей невестой.

К чему всё это? Ничего не понял-понял.

Назавтра в храме на Илью-пророка (2 августа) шла служба.

Церковь, построенная в первой трети XVI века, последние шестьдесят лет стояла заколоченной. Но более чем полувековой хлам был выброшен за два дня. Тогда глазам открылись следы былых бесчинств, они оказались как бы законсервированными.

Глаза святых на древних фресках выбиты. Сами фрески в доступных с пола местах злобно расцарапаны. Распятие изрешечено пулями, иконостас разбит, выбиты окна, местами вырваны доски пола. Сорвана крышка с саркофага, под которым погребены основатели монастыря. Или динамита не оказалось, или, что возможно, не взял динамит могучих стен, — но все, что возможно без динамита, было сделано… И вот прошло два месяца.

Затеплилась жизнь в древнем храме. Уходят пол купол леса, бесшумно работают художники-добровольцы. Иконостас еще импровизированный, дверь в заалтарную часть представляет собой просто раму на петлях. Лучи проникают сквозь щели в досках, которыми заколочены пока окна. Все напоминает времена первых христиан. Жизнь — затеплилась…

Отец Александр, сухощавый нестарый человек с печальными глазами, слегка усталым, но потому очень «домашним» голосом рассказывает об Илье-Пророке…

А взгляд грустных глаз дополняет слова проповеди. Взгляд читается как книга: «Нас, русских, постигших духом и разумом глубину происходящей с Россией трагедии, понявших — быть может, уже с некоторой отстраненностью, — ЧТО есть Россия в этом мире, — осталось мало. Мы не можем далее таиться. Но, будучи узнанными, мы будем растерзаны. И в этом примут участие наши соотечественники, даже «мирские» друзья наши. Нет нам спасения в этом мире. Но достоин ли этот мир сострадания?…»

Отец Александр говорит-размышляет, рассказывает-делится о том, что настанет время, и человечество настолько погрязнет во грехе, что не сможет терпеть пророков, обличающих его, желающих спасти его, — и уничтожит их.

И вместо чуть надтреснутого голоса отца Александра — толчками изнутри, из-под завалов наносного сознания — возникали волошинские строки:

Не слыхать людей, не видать церквей,

Ни белых монастырей, -

Лежит Русь, — разоренная, кровавленная, опаленная…

Боже мой! На величественном фоне исторического прошлого, цельности его и нравственной — в итоге — положительности, каким жалким, обеспокоенным возможностью разоблачения фигляром, мелким жуликом выглядит наше настоящее!

После службы в дело пошли колокола. У подножия звонницы стояли-сидели разного возраста люди, — мужчины и женщины. Приехавшие на «Икарусах» интуристы, задрав головы, очень серьезно вглядывались в выщербленные, но ясного голоса, колокола, откопанные, поднятые со дна озер и речек, до времени сохраненные в старых колодцах и заваленные рухлядью в хозяйственных пристройках изб.

«Тили-тили-бом-бом! Тили-тили-бом-бом!» — нарастало, обнимало древнее пение все окружающее нас. И время от времени: «Встань-нь… встань-нь…»

Встань, Русь! Поднимись, оживи, соберись, срастись -

Царство к царству, племя к племени!…

Августовская ночь в могучем срубе — это ночь не в квартире -»лежайле», это — ночь во вселенной. И звоны вечерние, хоть и глуше, и ниже, но — еще более всепроникающи ночью. А если прислушаться, голос слышен — мирный, увещевающий, врачующий душу: «Ты объехал много стран. Ты общался с кучей иностранцев. Среди них были профессора и дзен-буддисты, сенаторы и ксёндзы, бизнесмены и литераторы, патентованные философы и обласканные судьбой мафиози… И, повидав все это, и пообщавшись со всеми перечисленными и не упомянутыми, разве не понял ты, что центр, средостение жизни человеческого духа — здесь, в России? Несмотря на ее поруганность и видимое умирание…»

— Нет! — ответно встрепенулось во мне. — Это не поруганность, не умирание — это избывание грехов мира, и своих собственных.

Здесь жалок, неинтересен, скучен любой эгоизм, любая клановость, любая корысть. Но что же здесь?

И августовская ночь отвечала: «Понять это можно только душою. Не надо никому ничего доказывать, никого убеждать не надо».

У нас странная, загадочная Родина… Единственная в мире — и не только для нас. К ней не пристают никакие наветы, сплетни, домыслы, ложь. Чудесным образом она остается чиста после невиданных насилий и унижений.

И ничем не способен объяснить это чудо слабый ум человеческий. И, видно, ничем не объяснить эту сказочную неуязвимость…

Чу! Ступа в подклети зашевелилась, тихонько заржал конь — не красный игрушечный пластмассовый, — гнедой, стройный — под стать тому, что под Георгием Победоносцем.

Мерно раскачивается язык невидимого колокола, шумно дышит августовская ночь теплым ветром, чубато вздымаются листья-ветки молодого дубка.

И не трава зашумела — оратаи-предки неисчислимой добротолюбивой силищей возникли из мрака ночного. Ратью немереной явились они на родную землю, ими выпестованную.

Вот слышится весело-наступательное: «Я за то люблю Ивана. Что головушка кудрява…» — назад шажочек, да вперед два.

В лаптях, в сапожках, босиком, нательными крестиками посверкивая, копытами коней позвякивая о случайный булыжник.

С буренушками возвращаются, с махорочным запахом, при телегах нескрипучих, при рубашках камчатых-льняных-крапивных. Детишки со свистульками глиняными, бабы молодые в платках огненных. Плотники с топориками, умеющими дом срубить «под хозяина». Печники с руками в глине, кузнецы с молотами, блоху подковать могущими…

Кует кузнец Золотой венец — обруч кованый:

Царство Русское собирать, сковать,

Заклепать крепко-накрепко, туго-натуго…

Бог ты мой! — вон прадеды гарцуют на конях нахрапистых, — грудь в крестах, в головах ни сединки!

Чтоб оно — Царство Русское

Не рассыпалось, не расплавилось, не расплескалось…

А вон и деды появились, в пилотках и бескозырках набекрень — неизраненные на войне, живые…