Совесть

Рано утром выскакиваю из дома. Громко хлопнула подъездная дверь. Недовольные возгласы разбуженных соседей. Дорога до станции всегда бегом. Вот, наконец, забегаю в электричку. Мне везло - поезд на моей станции выезжал из депо совершенно пустой, поэтому я всегда могла присесть на удобное место около окна. Ух! Теперь можно просто вздремнуть или почитать легкую книжку. А можно просто смотреть в окно и удивляться. Когда деревья успели вырасти? И куда же делся N-этажный дом? Дорога в институт занимала много времени, и отнимала силы. Электричка ехала почти час. На первой городской остановке вагон набивался до отказа едва проснувшимися людьми. Злыми, недовольными. Все ехали на работу со своими проблемами, головной болью или тяжелым похмельем. Еще ни одна поездка не обходилась без скандалов, склок, обмороков. Оголтелая толпа врывается в вагон, сбивая все на своем пути. Дикая, злая стихия. Как-то раз людской поток вынес старую бабку. Напротив меня еще оставалось свободное место. И она присела туда. «Куда тебя несет в такую рань, старая? - думала я, глядя на нее. – Уже песок сыплется, а все туда же!» Бабка, тем временем, достала из грязной котомки замызганный чебурек. Отрывала кусочки и отправляла их в беззубый рот. Долго шамкала высохшими губами, закрыв глаза. На какую-то долю секунды я почувствовала жалость. Но очередной транспортный детектив вернул меня к сытой жизни новых русских и родной милиции. Напротив непрерывно кашлял мужчина. Я зло на него посмотрела и перевела взгляд на бабку, которая продолжала мять чебурек. И тогда я обратила внимание на ее руки. Это были руки знающие тяжелую работу – скрюченные, с вздутыми венами. Женщина рядом со мной копошилась в сумке. Достала горсть карамелек и протянула бабке. Та открыла глаза, глянула на ладонь с конфетами, дрожащие пальцы спрятали их в котомку.

- Спасибо, доченька. Бабке сегодня девяноста лет, вот уж мне подарочек, - она плакала. Тогда женщина протянула ей десять рублей:

- На, бабуля. Хлебушка себе купишь.

Я улыбнулась. Мне захотелось тоже сделать приятное. В сумке у меня лежал кошелек. Я думала: «Может, денег дать? А вдруг все подумают, что я не от чистого сердца, а так… что я, мол, тоже хорошая. Ладно, - подумала я. – Когда будем выходить, я ей тоже немного денег дам». Но на вокзале бабка затерялась в толпе, как и женщина, которой мне хотелось сказать спасибо за  теплоту. Спускаясь в метро, я успокоилась. Бабка едет к внучатам, и огромная семья будет поднимать бокалы за долголетие…

Потеплело. Пришла весна. Влюбленные парочки и молодые и не очень мамаши прогуливались по бульвару. Мне нужно было спуститься в переход. Ничего, я его быстро перебегу, и выскочу вот у той красивой витрины. В переходе было мрачно – сыро и темно. Я шла как можно быстрее. Стоп. Тут я увидела ее. Она стояла, прижавшись к стене. Это была она, моя Совесть. Со сгорбленной спиной, протянутыми скрюченными пальцами. Та, от которой я пыталась откупиться. Успокоить себя, выгребая медь из кармана, чтобы не мешалась. Как крошки на простыни. Вот тебе и дети и внуки, поднимающие тост за долгую и счастливую жизнь. Она просила милостыню. А ее гнал молодой ОМОНовец, толкая в горбатую спину:

- Иди отсюда, бабка! И чтоб больше я тебя здесь не видел!

Он толкал ее, а я думала: «Дай Бог тебе, парень, никогда не видеть высохших губ, шамкающих чебурек, и горсти карамелек в мозолистой ладони.
А наверху была весна…

Поселок у нас маленький. После окончания школы друзей видишь часто. Редко кто куда-то уезжает. Как-то вечером, после очередной встречи одноклассников, мой друг провожал меня домой. Было уже очень поздно, в окнах было темно, лишь у редких полуночников моргал сизым светом телевизор. Вдруг нас кто-то окликнул. На балконе стояла бабка и плакала. Ее слов невозможно было разобрать. Через десять минут разговора я хоть и стала различать слова, но понять смысл не могла. Мы были не совсем трезвые, поэтому пошли дальше, не обратив внимания. Она заорала еще громче. Мы остановились.

- Что случилось? – поинтересовалась я у нее.

- Там стреляют.

- Где? – я огляделась по сторонам.

- Да дома у меня!

Я вопросительно посмотрела на Дениса. Он выразительно икнул.

- Я одна, – рыдала она. – Меня убьют. Помогите, выведите меня на улицу.
Мы прислушались, но ничего подозрительного или странного так и не услышали. Немного растерявшись, я попыталась ее успокоить, убедить остаться дома, говорила именно те фразы, вроде бы обычные в этой ситуации:
- Останьтесь дома, все в порядке. Кругом тихо, никого нет.

После этого она завыла еще сильнее, продолжала настаивать на своем. В конце концов, я осознала всю бесполезность моего внушения и направилась было к подъезду, но мой приятель остановил меня:
- Ты что, дурочка совсем? Куда ты ее поведешь? Сейчас привяжется, не отстанет потом. Идем домой – успокоится. Телевизора насмотрятся, а потом играют на публику. Идем.

Старуха, которая вроде начала успокаиваться, вновь завопила, увидев, что мы уходим. Но на всякий случай, скурив по сигаретке, тем самым потянув время, направились дальше, решив, что помочь мы ни чем не можем.
- Куда вы? – взвыла она. – Ради Бога, выведите меня отсюда! Это все, о чем я вас прошу!

Я замерла. И направилась было к подъезду. Денис хватанул меня за капюшон:

- Ты чего? Сдурела что ли? Видишь – у бабки маразм! Пойдем домой.

Я послушалась. Старуха увидела, что мы уходим, и вновь завыла, как человек, теряющий последнюю надежду. Я опять остановилась.

- Да пойдем же! Не видишь – старуха совсем из ума выжила, - уговаривал меня Денис. И мы ушли. Мы молча брели по пустынной улице, у меня в ушах стоял этот вой. Привкус горечи во рту и странное неспокойствие, злость.
Только через неделю я узнаю, что под утро она умерла. Через два дня ее хоронили. Из подъезда вынесли бедно обитый гроб, а провожали четыре таких же вот старых «маразматички». Тихо погрузили и увезли. Если бы мы не ушли тогда, возможно человек был жив. Ей и нужно то было только выйти на улицу из пустой темной квартиры, где было страшно одиноко. Но мы прошли мимо, как обычно. Ведь если человек валяется на улице – значит он пьяная свинья, а о том, что ему может быть плохо редко кто подумает.

Вот и я думаю – до каких пор мы будем бояться выстрелов и умирать от страха и одиночества. До каких пор мы будем находить отговорки сумасшествием и пьянством, живя в безумной и пьяной стране?

3.14.246.101