«Чувство собственного достоинства — это просто портрет любви»
Нет сомнений, что его песням уготована долгая жизнь. Вопрос только в одном — насколько долгая? Не знаю, могу только предполагать — пока русский человек будет читать Пушкина, он будет слушать и петь песни Булата Шалвовича Окуджавы.
Арбат — призвание, религия, отечество
Сын грузина и армянки, он практически полностью принадлежал русской культуре, и его родиной навсегда стал Арбат. По всем меркам СССР, поэт был советским человеком. Сын высокопоставленных партийных работников, которые были репрессированы и погибли в сталинское лихолетье (отец расстрелян, мать много лет провела в заключении), а потом реабилитированы. Воевал в Великую Отечественную, был ранен. После разоблачения культа личности Сталина исключительно по идейным соображениям вступил в партию. Атеист. Его квартира в Москве располагалась в Безбожном переулке. Член Союза писателей. Издавались книги. В целом никогда не бедствовал. И все же для власти он всегда оставался чужим, и к нему относилась с большим подозрением.
Он не был антисоветчиком, диссидентом. Не делал громких заявлений. Не примыкал ни к каким группам. Как он сам говорил про себя, «я кустарь-одиночка». Он мог пойти с властью и на компромиссы, совершать ошибки, но всему были границы. И охраняло эти границы чувство собственного достоинства, которое сохранил в себе Булат Шалвович навсегда. Чувство, которое означает внешне очень простые вещи: жить по совести, не делать гадостей и подлостей. Чувство, которое напрочь отсутствовало у части его коллег. Чувство, которое у власти всегда вызывало тревогу и подозрения. Собственное достоинство — это внутренняя свобода и независимость. Потерять их — значит потерять и собственное достоинство.
«Чтоб там тьма и зло ни пророчили…»
В стихотворении, посвященном одному из близких друзей, поэтессе Белле Ахмадулиной, он писал: «Чувство собственного достоинства — вот загадочная стезя, на которой разбиться запросто, но обратно свернуть нельзя, потому что без промедления, вдохновенный, чистый, живой, растворится, в пыль превратится человеческий образ твой. Чувство собственного достоинства — это просто портрет любви. Я люблю вас, мои товарищи, — боль и нежность в моей крови. Что б там тьма и зло ни пророчили, кроме этого ничего не придумало человечество для спасения своего».
Даже необязательно демонстрировать свою свободу и независимость, а только ощущать эти качества внутри себя, было достаточным, чтобы вызвать тревогу и подозрительность у представителей власти. В начале 60-х годов в Московском горкоме партии Окуджаве учинили допрос, он котором о сам вспоминал. Партийный чиновник спрашивал его:
— Вот у вас есть песня о Леньке Королеве. Почему это некому оплакать его жизнь? А коллектив?
— И потом почему война у вас подлая? Она великая, а не подлая.
Не сразу приняли Булата Окуджаву и его коллеги: поэты, артисты, музыканты. Первый концерт в Москве на сцене Дома кино прошел со скандалом. Это было в 1960 году. Он успел исполнить одну песню. Вторую — «Вы слышите, грохочут сапоги» — допеть не дали .
Из зала закричали: «Осторожно, пошлость!» Сегодня кажется дикостью назвать одну из самых пронзительных песен о войне «пошлостью». Окуджава закинул гитару на плечо, молча развернулся и ушел со сцены. Чувство собственного достоинства.
Свыше десяти лет ему был закрыт путь на радио и телевидение. Одна из комсомольских газет написала: «На эстраду вышел странный человек и запел пошлые песенки. Но за таким поэтом девушки не пойдут. Девушки пойдут за Твардовским и Исаковским».
Единственная тогда студия «Мелодия» не записывала его песен. Тем не менее у него появились миллионы слушателей записей и перезаписей с магнитофонных лет. На концерты, которые, конечно, не афишировались, попасть было трудно.
И вот через несколько лет после того случая в Доме кино он снова туда вернулся с концертом. И взял реванш. Выйдя на сцену, он сразу вспомнил свое первое здесь выступление: «Я не забыл, как тогда меня освистали. И сейчас я даже вижу здесь кое-кого из тех, кто мне кричал: «Пошлость!».
Секрет успеха его песен невозможно разложить по полочкам. Тихий голос без надрыва, незамысловатая игра на гитаре, камерное исполнение, а песни завораживали. За внешне простеньким текстом могла скрываться такая глубина, такая бездна смыслов.
Одна из самых моих любимых песен «Шарик голубой». Кстати, только ее он и успел исполнить на том концерте в Доме кино.
Женская судьба с несбывшимися надеждами и мечтами уложилась всего в восемь строк.
Знакомство благодаря… невстрече
Мое знакомство с Булатом Окуджавой началось с невстречи с ним в очень далекой юности. Наша учительница истории в старших классах ежемесячно приглашала нас на концерты в ЦДРИ (Центральный дом работников искусств), в котором выступали артисты самых разных жанров. Ездили с удовольствием. Во-первых, ехать недалеко — Кузнецкий мост. Во-вторых, действительно было интересно и познавательно. Был, по-моему, 1969 год.
Одноклассница спросила, поеду ли я в ЦДРИ? Будет петь какой-то ОкуджаМа. В нашей семье была пластинка с четырьмя песнями Окуджавы в исполнении других певцов (Майя Кристалинская, Иосиф Кобзон). Родители очень любили его песни. Особенно «По Смоленской дороге столбы, столбы, столбы».
Первая пластинка песен Булата Окуджавы
Поэтому я поправил одноклассницу — «Окуджава». Когда приехали на концерт, объявили, что поэт заболел. И администрация ЦДРИ сделала замену. Перед нами выступил чтец Рафаэль Клейнер. Это теперь я знаю, что он один из лучших актеров в жанре (умер буквально полтора месяца назад). А тогда сначала разочарование («Окуджамы» не будет), а потом на одном дыхании слушали, как Клейнер читает стихи поэтов, погибших на войне. Если бы не болезнь Булата Окуджавы, я бы никогда не услышал замечательные стихи в исполнении не менее замечательного артиста. Так сложилось, что больше я толком и не читал этих поэтов, да и на выступлениях Клейнера больше не был. «Я с детства не любил овал! Я с детства угол рисовал!» Первый и последний раз слышал это стихотворение Павла Когана 55 лет назад, но эти строчки врезались в память навсегда.
С Окуджавой — через два стула
В песни Окуджавы я окунулся, когда поступил в педагогический институт. Нашу аббревиатуру МГПИ в шутку расшифровывали так: московский государственный поющий институт. Его песни пели буквально везде — на студенческих концертах, в стройотрядах и походах, в перерывах между парами.
А в 1986 году случилось событие, которое можно описать фразой старого большевика, пришедшего на встречу со школьниками: «Я лично видел Ленина». Мне повезло больше. Я познакомился с Булатом Шалвовичем Окуджавой.
Итак, вторая половина сентября 1986 года, перестройка только началась. Я две недели как уволен с должности директора школы. Газета «Советская культура», где вышла моя публикация, в качестве утешения предложила мне выбрать командировку. Типа, развеяться. И я выбрал Саратов.
Во-первых, навестить родню. Во-вторых, сделать материал о первом всесоюзном фестивале самодеятельной песни. Первые плоды перестройки. Легализация авторской (бардовской) песни с доступом на радио и телевидение.
В Саратов приехало больше сотни исполнителей, в основном безвестных. Но и те, чьи имена и в те годы были на слуху. Татьяна и Сергей Никитины, Вероника Долина, Вадим Егоров, Александр Розенбаум. И, конечно, Булат Окуджава. В течение трех дней пообщался со многими исполнителями, сделал интервью с Никитиными, но с Окуджавой не пересекся.
Встретился с ним на заключительном концерте. Я сидел вместе с почетными гостями сбоку у сцены. Получил место там только потому, что представлял газету ЦК КПСС. И это позволило мне произнести ту самую сакральную фразу: «Я лично видел Булата Окуджаву». Сидел от него через два стула. Кожаный пиджак, водолазка, джинсы, в этом «прикиде» уже потом неоднократно видел его по телевизору. Пару раз выходили с ним на перекур. Тут же за сценой. О чем-то говорили. О чем, не помню. Потом он ушел на сцену, чтобы исполнить свои песни. Эта была моя первая и последняя встреча с живым поэтом.
Бронзовый триптих
После этой поездки с журналистикой завязал (оказалось, что временно) и вернулся на директорскую стезю (и тоже временно). И став уже окончательно профессиональным журналистом, почти через двадцать лет вновь встретился с поэтом. С бронзовым.
В директорские годы познакомился со своим коллегой Евгением Ямбургом, директором знаменитого теперь на всю Россию образовательного центра № 109. В мои газетные времена мы стали тесно общаться, приезжал к нему в школу по поводу и без повода.
Выдающийся педагог, он страстный поклонник творчества Булата Окуджавы. Еще при жизни поэта Ямбургом был поставлен в школе спектакль, посвященный творчеству поэта. На спектакле был и Булат Шалвович. Еще в школе есть свой «Арбат» — одна из рекреаций стилизована под Арбат «всамделишный».
Школьный Арбат
Здесь учащиеся читают стихи, поют песни под гитару. А во дворе школы стоит памятник поэту. Их в Москве всего два — На Арбате и в школе. Автор обоих — скульптор Георгий Франгулян. Еще один созданный им памятник стоит на могиле поэта. Своего рода получился триптих.
Благодаря Окуджаве, встреча с Георгием Франгуляном. Он так рассказывал мне об истории памятника в школьном дворе:
Надо знать Ямбурга. Если он что задумал, это конец всем и всему, пока он свою идею не реализует. Его очень многое связывало с Окуджавой: школьный спектакль, посвященный поэту, личное знакомство. Сначала Евгений Александрович обратился к другому автору, но сумма, которую надо было заплатить за памятник, оказалась для школы неподъемной. Прошло некоторое количество лет. Мы познакомились. Я взялся за реализацию проекта, и у нас получилось.
Памятник Булату Окуджаве на школьном дворе
«Нельзя провиниться перед гением»
В сентябре 2007-го памятник открыли. Было очень красиво, с массой известных людей. Ямбург умеет делать красиво без какого-либо налета пошлости. На открытии увидел еще одного гениального поэта. И, как все тот же старый большевик, вспоминаю теперь: «Я видел лично Беллу Ахмадулину».
Белла Ахмадулина
Она очень дружила с Окуджавой. Он для нее друг, брат и… Пушкин. С ним она его часто сравнивала:
Нельзя провиниться перед Пушкиным. Нельзя провиниться перед гением, образом Булата. Булат никому никогда не давал советов, указаний, приказаний, но некий приказ его я слышу: давайте будем благопристойны, давайте не станем совершать дурных поступков. Если успею — я напишу о Булате, кем он приходится нам и тем, кто будет после нас…
Мнение редакции может не совпадать с мнением автора
Чтобы осветить проблему с разных точек зрения мы даём возможность авторам высказаться, даже если их мнение частично или полностью не совпадает с мнением редакции. Стать нашим автором можно, предложив свою статью для публикации.
18.189.194.44
Введите логин и пароль, убедитесь, что пароль вводится в нужной языковой раскладке и регистре.
Быстрый вход/регистрация, используя профиль в:
А одно любимое мне трудно выделить, скорее большинство, и «Кавалергарды» и «Арбат», и «Здесь птицы не поют», и «Бери шинель», и «Солдатская», наверно всё же она одна из самых любимых:
и даже «Один корнет» и ещё много чего.
Правда автор зря подвирает:
«Единственная тогда студия «Мелодия» не записывала его песен.»
Вполне и грампластинки издавались (у меня ещё в школьные годы была) и песни чуть ли не каждый год в кинофильмах звучали, и стихи издавались, но в те времена не делали упор на одного исполнителя или автора.
Ну и с Праздником Победы всех!
Речь идет о конкретном промежутке времени. В Советском Союзе первая пластинка была записана в 1974-м.
Поскольку студия «Мелодия» (с филиалами) и в 70-е была практически единственной. И выпускали именно винила исполнителей немного, не помню точно, но вроде того же Городницкого в Союзе так и не выпустили в виниле, да и Высоцкого первый большой винил вроде где то году в 1978-м. Но в 60-х у Окуджавы вроде был один миньон.С выступления в 1960-ом?
«Первый концерт в Москве на сцене Дома кино прошел со скандалом. Это было в 1960 году.»
Период с 1960-го по 1970-й получается.
Тоже не катит, именно вроде в начале 60-х он стал членом союза писателей и за это время по крайней мере на ТВ были его песни, навскидку в фильме «Горизонт» года вроде 1962-го, «Застава Ильича»
«Белое солнце пустыни», «Белорусский вокзал» года вроде 1969-го.
Ну можно инет порыть, окажется наверняка не так уж мало его песен в кино в тот период. За радио не скажу, но что «закрыт путь на… телевидение» это не правда, насколько помню даже в одном или двух фильмах мелькал.
В принципе не больше и не меньше других, как и все артисты и исполнители в то десятилетие.
«- Булат Шалвович, вы смотрели по телевизору, как 4 октября обстреливали Белый дом?
— И всю ночь смотрел.
— У вас, как у воевавшего человека, какое было ощущение, когда раздался первый залп? Вас не передернуло?
— Для меня это было, конечно, неожиданно, но такого не было. Я другое вам скажу. С возрастом я вдруг стал с интересом смотреть по телевизору всякие детективные фильмы. Хотя среди них много и пустых, и пошлых, но я смотрю. Для меня главное, как я тут понял: когда этого мерзавца в конце фильма прижучивают. И я наслаждаюсь этим. И вдруг я поймал себя на том, что это же самое чувство во мне взыграло, когда я увидел, как Хасбулатова и Руцкова, и Макашова выводят под конвоем. Для меня это был финал детектива. Я наслаждался этим. Я терпеть не мог этих людей, и даже в таком положении никакой жалости у меня к ним не было. И может быть, когда первый выстрел прозвучал, я увидел, что это — заключительный акт. Поэтому на меня слишком удручающего впечатления это не произвело».
Мне понравилось тем, что не затягивали музицирование, в оличии от ране мною прослушиваемого Есенина в исполнении Горшенёва.
Да, там ещё в передаче презентовали издание к 100-летию, я глянул в продаже, почти 8 тр., ну может кто более фанатеет Окуджавой купит.В принципе неплохая, но как и многое в роке с текстами мутно, из того приведённого 20-ти летней давности помню только «Гагарин…», мелодия ничего так была. Это как у Миронова в юморе:
«У меня слова не главное, у меня танец главное»
Мы были клапаны и трубы,
И в нас не чьи-то дули губы,
А ветры духа и судьбы,
Да, мы не ждали зов трубы.»
И вообще близко к «не сотвори себе кумира».
Как-то по большому блату достались нам билеты на концерт, где среди прочих был Окуджава.
После чего всей студенческой компанией мы решили, что лучше будем его слушать на магнитоле.
«Он мечтал отомстить своему народу». Памяти русофоба Булата Окуджавы.
Почему я сегодня против Ельцина.
Андрей Синявский. «Российская газета» 13 октября 1993 года.
«Мне сегодня тяжело: почти вся русская интеллигенция за Ельцина, а я — против. А это трудно и стыдно — быть одному, и я бросаюсь к близкому другу, к доброй знакомой, к прохожему: ну как же так? Неужто вы не знаете, что не имеет права президент страны нарушать закон? И слышу в ответ: значит, вы за этот гнусный Верховный Совет, за омерзительного Хасбулатова, за коммунистов и красно-коричневых?
Да нет, кричу я во сне. я сам всю жизнь ругался с этой мастью, но… не смеет Ельцин распускать Верховный Совет. А если с ним нельзя было работать? — возражает московский друг, и я, в который раз, пытаюсь достучаться в родную душу.
Каков народ, говорю, таков у него и парламент. И как в отечестве нашем попадаются очень даже замечательные люди, так и в Верховном Совете были правозащитник и лагерник Сергей Ковалев, например, или легендарный адвокат Борис Золотухин (список можно продолжить). Поэтому любой вновь избранный в России парламент будет таким же дурным, а любой назначенный совет — не будет парламентом. Между тем без президентов демократии еще бывают (английская. скажем), а без парламента — нет.
Что же до коммунистов и других красно-коричневых патриотов, то я принимаю только один способ борьбы с ними: не голосуйте за них, и пусть они провалятся на очередных выборах, но если ваши соотечественники отдают сердца этим партиям, научитесь уважать право любого человека на собственное мнение.
Я ненавидел газету «День», презирал «Правду» и брезговал «Литературной Россией», где, кстати, почетные славянофилы объявляли меня русофобом и предлагали поступить со мной как мусульмане с Салманом Рушди. Я много лет положил на полемику с русским национализмом, с «Памятью», с Шафаревичем. Но сегодня я готов заступиться за своего врага, ибо в опасности моя самая любимая женщина — свобода слова. Неужели я больше христианин, чем все вы?
Я слишком хорошо помню, как терялись Россией декларированные в 17-м году свободы, как закрывались неугодные газеты, вводилась цензура, запрещались оппозиционные партии, а интеллигенция, моя любимая интеллигенция, все оправдывала, и сам Сталин ездил попить чайку с Горьким и обсудить, что же делать дальше. «Если враг не сдается, его уничтожают» — прошелестел великий старик.
Друзья не соглашаются: это, говорят, временно, вот, говорят, придавим оппозицию и начнется демократия. Но ведь Ленин, напоминаю, прикрывал газеты тоже временно, и нет ничего более постоянного, чем временные постройки…
Так почему же я против Ельцина? Потому что в этом противостоянии двух сил (кстати, напоминаю, что во время августовского путча они были вместе — президент России и его Верховный Совет) не должно было быть победителей. Уйти с политической арены должны были обе стороны. ибо искусство управления включает в себя, помимо прочих достоинств, мастерство компромисса, талант сотрудничества. Победа в данном случае одной стороны (любой) — это поражение демократии. А победа ценой такой крови — преступление победителя.
Но, может быть, я слишком резок? Может быть, он сделал России столько добра, что мы должны закрыть глаза на некоторую, так сказать, узурпацию власти? И память невольно сравнивает популярного у моих друзей Ельцина и непопулярного Горбачева. И мы опять спорим, и я загибаю пальцы. Что сделал Горбачев? — вспоминаю я. Войска из Афганистана убрал? — раз! Свободу слова подарил? — два! Восточной Европе освободиться позволил? Свободу Сахарову и другим политзаключенным вернул? С холодной войной покончил? — пять! В пределах, казалось бы, одной руки, но как это было много и важно, тем более что он был, в сущности, первым большевистским реформатором и разрушителем проклятой системы. Но интеллигенция, получившая из рук Горбачева свободу, дружно его невзлюбила, что вполне укладывается в наш национальный характер и формулу «никакое доброе дело не остается безнаказанным». В нашей истории такое уже бывало: стоило царю Александру II освободить крестьян, как русские интеллигенты тут же устроили на него охоту и не угомонились, пока не прикончили.
Сегодня почти все сердца отданы Ельцину. Почему? За что? Какие за ним добрые дела? Он пришел на расчищенное (или полурасчищенное) горбачевской командой поле и посеял на нем экономическую реформу Гайдара. Урожай? Падение общего уровня жизни в стране (по самому скромному подсчету) в 20 раз. Подавляющая часть населения отброшена на паек военного времени, а на фоне такого массового обнищания сколачиваются миллионные состояния разнообразных мафиози этого колоссального черного рынка. Но экономические реформы Ельцина — Гайдара привели и к серьезным политическим последствиям: если еще осенью 91-го года коммунисты и патриоты кучковались по углам и были фигурами в основном комическими, то сейчас их популярность заметно возросла — еще бы: они опять становятся народными заступниками.
Сегодня происходит самое для меня ужасное: мои старые враги начинают иногда говорить правду, а родное мне племя русских интеллигентов, вместо того чтобы составить хоть какую-то оппозицию Ельцину и этим хоть как-то корректировать некорректность его и его команды правления, опять приветствует все начинания вождя и опять призывает к жестким мерам.
Все это уже было. Так начиналась советская власть».