Снег

Голицыно. Небольшой городок. Чистый воздух, леса, много красивых мест. Неудивительно, что люди приезжают сюда отдыхать. Много дач, частных домов, особенно в той стороне, где я живу. Вообще, это старая часть города. Здесь очень тихо, всего три многоэтажки. Тихо, спокойно, как в деревне, все друг друга знают: кто чего, когда… А как же; школа у нас одна – даже учителя те самые, что и родителей учили. Свадьба у кого – весь поселок гуляет, похороны – все вместе скорбят.

Достопримечательности тоже есть, наши, местные. Каждый похвалится княжеской усадьбой – как будто она принадлежит всему поселку. А еще у нас жил писатель Аркадий Гайдар – даже дом сохранился. Он про Тимура и его команду написал, да и про Голубую чашку тоже он. Тимур наверняка из наших был, из голицынских. Дом Гайдара стоит по дороге в поликлинику – даже табличка висит. А еще у нас есть могила брата Пушкина. На Пасху бывает изумительный Крестный ход. Новостями тоже поделимся – расскажем, что по железнодорожным путям опять ходить запретили, сломали лестницу, гады, и на платформу приходится залезать по доске.

Среди жителей – больше всего пожилых людей, а молодежи очень много гибнет, девяносто процентов – наркоманы. Поселок у нас криминальный. Много завистливых и злых людей, и вообще разных отморозков.

- В кафе сегодня не стоит ходить.

- Но у меня день рождения, гости.

- А там сейчас бандиты гуляют.

В общем, заурядный подмосковный городок, каких много на карте. Куда ни поедешь – всюду одна и та же картина. И все же неясно, как эта грязь появилась в красивом уголке, где Пушкин придумал «Барышню-крестьянку», где отдыхали многие писатели, наслаждаясь природой и придумывая свои произведения? Почему этот белый домик с низенькими окошечками и небольшим садиком, бывший роддом, где появилась на свет я и мои сверстники, стал венерическим диспансером? Почему я и моя младшая сестра можем достать дурь на каждом углу? Я не знаю, что случилось со всеми нами. Кто виноват, и что делать?

Мои знакомые называют Голицыно ямой, удивляются, как мы живем тут. А мы и не живем, мы существуем. Приезжая сюда жить, люди начинают чахнуть и медленно погибать. Кладбище у нас большое, красивое, благо в лесу. Места всем хватит. Черные заборчики и кресты, кресты, среди высоких сосен. Странно и необъяснимо у приезжих рушится жизнь, начинаются проблемы со здоровьем, работой, учебой.

Может, энергетика плохая? На месте поселка раньше были болота, и мы действительно живем в яме. Петербург наш брат двоюродный. Эта самая пресловутая энергетика болтается на дне болот, шатается из стороны в сторону, от края к краю, и не исчезает. Не испаряется, а только накапливается. Я за свою короткую жизнь успела потерять много друзей. Пистолет все скользит мимо меня, выстреливая людей вокруг, а я живу в страхе, не зная, кто станет следующим. За год умирает десять молодых, сильных людей. Еловые ветки у подъезда – привычны. И, хоть и страшно, уже привыкаешь к смерти, которая бродит рядом.

Раньше все это задевало меня, я сходила с ума, не зная, что сделать, как помочь всем вокруг. Наркомания – это действительно страшно. Близкий мне молодой человек сидел на героине и его друзья тоже. Я не стала такой, как они, переборола себя. И меня, к счастью родителей, в статистике не оказалось, на карандаш меня не взяли. Но я продолжала общаться со своими потерянными друзьями. В общем-то, все они были по-своему хорошими людьми. Многие из них попадают в трясину по глупости, из неблагополучных семей, из-за неустроенности быта. А некоторых губят их же родители – балуют чадо незаслуженными деньгами, а дитятко находит карманным средствам достойное применение – покупает себе кусочек рая. Старшее поколение выбрало пепси, а супер-мега-кислотное – наркотик. И если те, кто постарше, литрами употребляют пепси, то народ помладше – гоняет по венам героин. Из ящика помоями льется пропаганда наркотика – крутой, накачанный стероидами герой боевика спокойно вынюхивает пару дорожек снега, а потом с безумными глазами палит по кукольным врагам. Вы видели такого героя-наркомана? Я – нет. Музыкальные каналы крутят клипы, герои которых дуют траву и распевают песни про кайф. А подростки ведутся, отплясывают на дискотеках, глотнув таблетку или засунув под язык марку. Кстати, и само слово герой созвучно с названием одного из наиболее доступных и очень опасных наркотиков – героина. Герой на героине. И героиня на героине. Наше поколение отравили. Сказками о рае. И мы вымираем. Иной раз кажется, что мы больше не нужны миру, и природа начала свой естественный отбор. Афганцы и кавказцы, любовно растящие мак на огромных плантациях, просто мстят нам за войны, изощренно уничтожая сильное поколение. Или, может, виной всему прогресс? Мы развиваемся, наука идет вперед, то, что казалось фантастикой, стало реальностью. Страшной. Дети увлечены «игрушками». Они играют с жизнью, разум свой они уже потеряли. Настолько, что могут убить. За дозу. За возможность уколоться. Вставить себе шприц и пустить рай в голову. Выследить незнакомого человека у подъезда, грея себя полученным задатком в полсотни зеленых. Подойти сзади, выстрелить и все – заработано вперед на много-много доз. Рай куплен, чужой жизнью. Невозможно забыть его, близкого человека. Истерики, перемену настроения и полной затмение в мозгу. Когда он, крепко примотав меня скотчем к батарее, заложил в пистолет патрон и, взяв зубами сигарету, раскрутил по руке. Треск казался сродни выстрелам, пулеметной очереди. Приставил себе к виску. Нажал. Осечка. Раскрутил снова и направил на меня. Я закричала, закрыла глаза, отвернулась. И опять осечка. Он опять, с ухмылкой, раскрутил барабан. Уже нет ни страха, ни боли, только паника, судорогой сжимающая все тело. И опять над ухом осечка. Как я не сошла с ума? Как я выжила? Помогли крики – услышали соседи. Он, близкий человек с пистолетом, обезумевший от дозы заметался. Задергался. И прошло. Я спаслась. Но мало ли было таких случаев, когда люди по глупости прощались с жизнью ради любви к белому порошку.

Смерть приходит не в черном, а в белом балахоне. Усыпанном снегом. И она пришла к нему, такая же ухмыляющаяся. Не с косой, какой ее привыкли изображать, а с иглой. Доза оказалась слишком большая. Что осталось от него? Ничего. Только дневник с предсмертной запиской, прощальной. Он хотел, чтобы я его простила. За все. И за то, что надышавшись бензином, он разговаривал с карликом, облитый с ног до головы. Облил и меня, а сам сидел, курил и смеялся. Что нас спасло тогда? Даже не нас, а меня? Простая случайность? Или странный карлик, привидевшийся в бензиновых глюках? Его-то не смогло спасти ничего, все равно он выбрал свой путь. Туда. Может, в лучшую для него жизнь.

Серебряный медальон на цепочке остался у барыг – залог за последнюю, смертельную дозу. Единственное напоминание, которое я хотела оставить у себя.

После того, как я видела его, лежащим на кровати, без движения, без дыхания, уже холодеющим, я возненавидела их всех. И барыг, и клиентов. Но ненависть прошла, она сменилась каким-то безразличием и презрением. Почему я выдержала? Почему я не покатилась по той же самой дорожке навстречу смерти с иглой? Что меня остановило? Мой ангел-хранитель? Или разум, беспощадный рассудок?

Барыг надо было искать на точке. Где передавались из рук в руки деньги, получалась доза. А по кустам, шатаясь и дрожа руками, презренные наркоманы вводили себе свой губительный кайф. Как же мне было противно в тот момент смотреть на них всех. Свысока. Потому что я не такая. Я сильнее, а они, эти отщепенцы общества, животные, запертые в своем инстинкте, ничего не могут с собой поделать. Спокойно, почти молча обменяла деньги на медальон. Предложили вместо денег дозу, я отказалась, посмотрев с презрением. Проходя мимо людей со стеклянными глазами, я поняла, насколько мне стало безразлично все, что с ними происходит. Я думала о них только ради своего близкого человека, который так и не смог выкарабкаться. И теперь это не моя проблема. Пусть сами разбираются с ней. Дохнут, сволочи или лечатся, если в них осталось хоть что-то человеческое.
В кустах кто-то суетился – группка ребят, уже получивших свое. Откачивали приятеля. Так ему и надо, нечего было начинать. Знал, куда совался. Может, побелку продали вместо героина, которую он и закатал себе под рукав? Такое тоже бывает. Все равно смерть бледная.

Но что-то меня остановило. Развернуло и понесло туда, где валялся несчастный парень. Дружки расступились. На земле, распластанный, лежал мой брат. И сразу не осталось ни ненависти, ни злости к ним ко всем. Только жалость и отчаянье. Куда его понесло? Зачем? Кто подсунул ему первую дозу? Я спрашивала себя, склонившись над ним, почти бездыханным, почти без пульса.

- Отойди, я все сделаю.

Я отошла. Кто-то сел рядом с ним, нажал на грудь – толкнул сердце. Брат открыл глаза, втянул воздух и сел, глядя на всех широкими глазами. Кто-то заметил, что жить он будет. Я не могла его оставить, я должна была его взять с собой, домой, чтобы отпоить, откачать, выходить. Он неделю жил у меня, вправлялся. И я знала, что этот кошмар не закончится. Он останется вечно со мной. Потеряв близкого человека я поняла, что могу потерять и многих многих других. Идя по кладбищу, я понимаю, что на кругом могилы моих друзей, моих сверстников, тех, с кем я общалась, пила, делилась своими переживаниями. Кто их сломил – этих, казалось бы, сильных людей? Почему они выбрали не тот путь, каким должны были идти? Почему им проще колоться, уходить от этой жизни в другой, так и не изведанный мною мир? Я смотрю на все это со стороны. С жалостью, но уже не с тем безразличием, которое появилось у меня внезапно после смерти близкого человека. Смерть приходит неожиданно и предвещает себя. Сидя в компании наркоманов и смотря на их безумные выходки, я не знала, что произойдет дальше.

- Там табор.

- Какой табор?

- Цыганский.

Не было там никакого табора. Только улица, по которой ездят машины, ходят люди. Но никакого табора. Ничего. И никто не видел этого табора.

- Да у них свадьба. Девушка идет в белом платке. Они веселятся. Они зовут всех с собой.

В белом, как снег, платке. Затянутом под самым горлом. С узлом за ухом. Этот парень, увидевший табор, он умер на следующий день. Ему вогнали шило за ухо и выбросили на дорогу, словно его сбила машина. Случайность? Совпадение? Или белая смерть подкрадывается все ближе и ближе, напоминая о своем незримом присутствии?

Почему люди, как животные, как крысы на дудочку, бегут за ней со всех ног? Ищут в канаве выброшенную зажигалку, напичканную героином? Зажигалку, которую выбросили во время облавы. С фонариками, по колено в воде, копошась в собачьем дерьме и грязи? Кто они? Свиньи? Эти животные и то меньше привязаны к своему инстинкту, нежели люди. А человеческие особи специально создают себе инстинкты, привязывают себя к тому, без чего бы они могли обойтись. Мало развлечений? Алкоголь? Желание продолжения рода? Кофе? Компьютерные игры? Почему человек, во всем многообразии своих извращений опустился ниже животных? Что его сделало таким? Что сделало всех нас такими? Почему мы тупеем и добровольно идем на заклание старухе в белом?

Колокола зазвонили над Голицыно. Пасха. Крестный ход. И снег на Пасху.

3.16.218.105