В поисках паранойева ковчега. Глава третья

продолжение

Муданафт поднялся из-за стола с бокалом «гречневого» полусухого вина. Чтобы не напрягать читателя описанием его внешности, сразу скажу. Внешне вылитый Михаил Иванович Калинин, бывший в свое время председателем президиума Верховного Совета СССР. Такого встретишь, и не сразу поймёшь. То ли Муданафт, то ли Калинин.

Михаил Калинин

— Дорогие мои товарищи и лично вы, Василий Иванович!

Я благодарен всем вам за понимание и поддержку моих, на первый взгляд, безумных идей. Все гениальные открытия поначалу кажутся такими. Отдельная благодарность нашему выдающемуся журналисту Лямсу. Глыба. Его статьи про надои и рост благосостояния настолько мощны, что «Фауст» Гёте отдыхает. Очень признателен уважаемому журналисту. Крепко жму руку. При написании письма про открытие воспользовался некоторыми советами Лямса. Он подсказал мне, что надо усилить линию последствий второй мировой войны. Поэтому продолжу свою мысль. «Своровали Победу» следует понимать, что на деньги, предназначенные для СССР и Соцлагеря, с 1946 года МВФ и МБРР, под прикрытием силы оружия НАТО, создали государства Европы и Японии, НАТО и G7. На этом основании все имущество и разработки этих государств по праву является собственностью советского народа России и меня суверена.

За столом повисла тишина.

— Если внимательно прослушать, все становится на свои места. Лукьян Модестович говорит от имени народа, носителя суверенитета и совершенно справедливо считает себя сувереном. Он отождествляет себя с народом. Это непреложная истина, — произнесла женщина сидящая рядом с Муданафтом.

— Спасибо, Матушка, — обратился к ней Муданафт.

Матушка была очень симпатичной женщиной моложе Луки лет на двадцать пять. Она одна из немногих, кто понимала его с полуслова. Матушка жалела его, занималась его бытом и ездила с ним на все мероприятия переводчиком.

— Муданафтов много не бывает. Государственник. Уважаю. Приму участие в поисках ковчега, — раздался мужской голос с противоположной стороны стола. Это Маслов-Говорливый. В красной шелковой косоворотке, шароварах и хромовых сапогах он выглядел импозатно. Девушки его любили, потому что он играл на баяне роковые композиции собственного сочинения.

«Гречнёвку» Бабушки не пил по идейным соображениям. Предпочитал крымский коньяк, за которым каждые три месяца ездил на полуостров.

На другой стороне сторона появился плакат «а-ха-ха-ха». В руках его держал Маслов-Немой. Принципиальный сторонник «коллективного Запада» он и одевался по-западному. Разноцветная рубаха с изображением бананов, шорты цвета и сандалеты, надетые на носки тоже цвета хаки.

Онемел он года два назад. Как это случилось никто не знает. Но он ловко вёл дискуссию с помощью плакатов.

— В отличие от тебя, шелупони, Муданафт человек известный в определённых кругах и уважаемый, — спокойно возразил Маслов — Говорливый.

«А-ха-ха-ха», — не согласился Маслов — Немой. И вытащил новый плакат. «Муданафт ничего не понимает в истории. Ковчег находится в США».

— Что вы накинулись на самого спокойного персонажа. Я не припоминаю никакой рьяной защиты истории, когда либерасты лили помои на отечественные исторические фигуры, от Невского до Кутузова и Зои Космодемьянской. Теперь пытаетесь лить помои на Ноя. Я с тобой Муданафт.

Ввязался в спор Ваня Нойман. Он слыл человеком разносторонне образованным, потому что заведовал паранойевской библиотекой. По вечерам в библиотеке собирались члены патриотического клуба любви к родине. Говорили про любовь, про родину. У каждого члена клуба был свой музыкальный инструмент. Устраивались кружком и исполняли народные патриотические песни. Муданафт был без инструмента и сидел всегда в уголке. А Ваня Нойман дирижировал.

— Всех жидов вон из России. А ещё лучше их всех расстрелять.

Присутствующие обернулись к говорящему. Федота Болбасова знал весь Паранойев. Всегда в ленинской кепке он был единственным в Паранойеве революционером, местной достопримечательностью.

— Сталин. Партия. Коммунизм, — продолжал кричать Болбасов.

Сидящая рядом Матушка, гладила по плечу кричащего Федота и приговаривала:

— Успокойтесь, Федот Модестович. Коммунизм обязательно будет.

— А почему Модестович? — удивился Чапаев.

— Болбасов — это революционная кличка Федота Васильевича, как у Ленина со Сталиным. А так он чистокровный Муданафт. Младший брат Луки, — пояснил Лямс.

— Здесь в Паранойеве наличествует временно оккупированная территория государства Союз Советских Социалистических Республик, фактически полностью контролируемая транснациональным капиталом, при посредстве коллаборационистских, несамостоятельных в своих действиях режимов. Не надо тыкать пальцем в образовавшуюся тут «частную собственность». А ты Лука самое настоящее говно. Оппортунист, — не унимался Болбасов.

— Заткнись, Федот. Не позорь фамилию, — перебил Муданафт-старший младшего и продолжил:

И ещё радостная весть. Василий Иванович сообщил, что 1 сентября будут юбилейные торжества по случаю дня рождения Ноя. Нам уже сегодня надо создать оргкомитет и выбрать его председателя.

Все чокнулись, звон бокалов прошелестел над столом.

Из-за стола поднялся Чапаев.

— Прошу всех налить. Между первой и второй перерывчик небольшой. Благодарю за оказанное доверие. Своим первым заместителем назначаю Лукьян Модестовича. Такой юбилей закатим. Всю упущенную выгоду вернем, эти МФЦ…

— МВФ, — подсказал Лямс. Он уже наливал себе третий стакан.

— Какая разница. Все равно задушим.

Луканафт, как мало пьющий, уже захмелел. Поэтому полез целоваться к Чапаеву.

— Суверен, ты мой дорогой и любимый.

Бабушка не пила, только зорко наблюдала, как поглощается её «Гречневка». Улыбалась под маской и уже подсчитывала будущие юбилейные дивиденды. Она уже решила, что откроет в деревне фирменный магазин «Гречневка». Такие виды были у неё на Лямса. Тем не менее, не могла не встрять в разговор. Бабушка натянула маску на глаза и освободила рот, чтобы высказаться.

— Пользуйтесь моментом! Ловите синюю птицу за хвост, — обратилась она к Муданафту .

Разошлите поклонникам вашего таланта координаты kiwi-кошелька. На их материальное восхищение вашими шедеврами издайте отдельной книгой свои мысли. Потом не забудьте выслать меценатам по экземпляру.

— Это потом, потом, — замахал руками Чапаев. — Завершаем организационную часть нашего заседания. Проходимся по третьей и идём искать ковчег.

После третьей объявили перерыв. Отдохнуть перед поисками.

— Петька, — громко крикнул Чапаев Исаеву.- Караоке привёз?

— Так точно Василий Иваныч.

— Врубай.

«Черный ворон что ж ты вьешься надо моею головой»…

Через час Чапаев призвал всех к столу.

— Сейчас пару раз выпьем на «посошок» и приступим к поиску остатков ковчега.

— Позвольте мне, Василий Иванович, перед началом исторического события сказать несколько слов, — попросил Муданафт.

— Валяй, — согласился Чапаев, — Только коротко.

— Друзья, товарищи мои боевые, — начал свои «несколько слов» Муданафт.- За этим столом нас объединили не только предстоящие тяготы, но и общая идея. Здесь в Нойке, на берегу величественной и одноименной реки, возрождается наша национальная идея, которой нам так долго не хватало.

И хотя Ной приплыл к нам тысячи лет назад, он по-прежнему, живет в наших горячих сердцах потому, что он из наших, из крестьян. Когда мы найдем остатки ковчега, то возможно найдем и самого Ноя. И, когда это случится, — в голосе Муданафта послышались патетические нотки. — Я попрошу всех внимательно посмотреть на его руки. Это руки крестьянина, труженика села — мозолистые и обветренные. Эти руки вернут нам упущенную выгоду

— Что ещё труп будет? — удивился Чапаев.

— Василий Иванович, это пока только смелая гипотеза Лукьяна Модестовича, которая не найдет подтверждения, — вмешался Лямс. — А, все-таки, жаль. Так хотелось бы посмотреть на мозолистые и обветренные руки, — мечтательно продолжил журналист. — Так за что пьем, Василий Иванович? За национальную идею с длинными и мозолистыми руками.

Все выпили.

— А я все равно буду искать труп, — неожиданно вскочил Федот Болбасов. — Труп товарища Сталина.

Вновь над столом повисла тишина.

— Мне в горкоме поручили найти ковчег с Иосифом Виссарионовичем, — не унимался Болбасов. — Когда товарища Сталина вынесли из мавзолея, его не захоронили. Преданные и верные сторонники вывезли его саркофаг сюда в Нойку. Буду искать, — упрямо закончил Болбасов.

-Ну, что ж, флаг тебе в руки Федот, — резюмировал Лямс.

Выпили еще на «посошок» и разошлись искать остатки ковчега. Остались только Чапаев и Исаев.

Лямс пошёл с Муданафтом, а Матушка и Нойман отправились с Болбасовым. Матушка боялась оставлять Федота одного. Что еще в голову ему взбрести. Ноймана попросила пойти. Вдруг придется труп нести. Остальные разбрелись кто куда.

Часа через полтора из леса вышли Матушка, сзади шли Болбасов и Нойман, которые несли тело.

— Неужели Сталина нашли? — Вскрикнул Чапаев.

— Да нет, — с досадой ответил Болбасов. — Член бюро горкома. Нажрался гад.

Вскоре появились Муданафт и Лямс. Они несли огромную корягу.

— Нашли, — радостно кричал Муданафт. — Нашли остатки ковчега. Моя теория подтвердилась.

Они бросили корягу на землю.

— И это остатки ковчега? — недоверчиво спросил Исаев.

— Да, Петька, остатки, — убедительно заявил Лямс. — Объясняю. Ковчег был деревянный. От времени он стал сыпаться. Сколько тысяч лет прошло. Щепки от него падали в землю. Из них вырастали деревья. Одно из них упало в воду, и превратилось в корягу. Но главное доказательство здесь.

Лямс приподнял корягу.

— Видите надпись. Что написано?

— «Здесь был Ной», — прочитала Матушка.

— Вот, вот. Какие же еще нужны доказательства? — тряся корягой, говорил Лямс.

— Никаких, — подтвердил Маслов-Говорливый. — Не было бы здесь Ноя, не было бы такой надписи. Слава Муданафту. Настоящий государственник.

— Слава Муданафту. Муданафту слава — разнеслось над лесом.

Только Маслов — Немой стоял с плакатом «А-ха-ха-ха.

Остался только эпилог

3.141.32.53