Разматывать цепочку жизни

30 октября 2009, 23:56

Фестиваль журналистов в Дагомысе - это не только море, замечательная погода, но и россыпь интересных людей. Не «звезд» (этого добра везде навалом, и не всегда они интересны), а именно, интересных людей. Одним из таких людей был Юрий Батурин – Герой России, космонавт, писатель, журналист. Есть у него и немаленький опыт работы во власти. Юрий Михайлович в 90-е годы прошлого века был помощником президента России Б.Н.Ельцина.

Мы с ним договорились об интервью, которое могло закончиться уже после первого же моего вопроса. В нем, к своему стыду и сожалению, я собрал все журналистские штампы о космонавтике. Но интервью, как песня, и вопрос из него не выкинешь.

 

- Юрий Михайлович, хочу начать с традиционного вопроса, который состоит из трех частей. Как вы попали в космонавты? Было ли чувство страха перед стартом? Встречались ли вам в космосе НЛО?

 

- Я отвечал на эти вопросы столько раз, что проще нажать кнопку в Интернете, и все это прочитать. Когда мне задают подобные вопросы, чувствую себя попугаем. Вы придумайте вопрос, на который нельзя найти ответ в Интернете.

 

- Попробую. Тогда я задам вам такой вопрос. Вполне, возможно, что на него тоже есть ответ в Интернете, но все же рискну. В отряд космонавтов вы пришли с должности помощника президента?

- Когда я первый раз попытался попасть в отряд космонавтов, то работал в НПО «Энергия», куда пришел из института со специальностью «управление полетом космических аппаратов». Это было примерно в середине 70-х годов прошлого века. Но в отряд не был зачислен, так как не прошел по зрению.

 

- Что же изменилось за время между первой и второй попыткой попасть в космонавты? Зрение? Или были другие обстоятельства?

- Изменились требования, предъявляемые к здоровью кандидата. Они стали более дифференцированными. К командирам, пилотам предъявляются одни требования, к космонавтам-исследователям – другие. К тому же был накоплен опыт полета космонавтов в очках. В общем, требования к здоровью стали более разумными.

Вторая и удачная попытка состоялась в 1997 году. Я, как раз, перестал быть помощником президента. Как только я сказал Борису Ельцину, что собираюсь в отряд космонавтов, меня сразу же уволили по сокращению штатов. Я был готов к тому, что придется уйти с этой должности. После 1996 года стало понятно, что меня и многих коллег быстро уберут из Кремля. Вот я и решил вернуться к своей профессии.

 

- Ваша профессиональная деятельность началась в НПО «Энергия». Вы тогда жили в Королёве?

- Нет не жил. На работу ездил из Москвы. Так уж у меня сложилось, что приходилось много ездить на электричках. Сначала в Долгопрудный, где я учился на Физтехе, потом в Подлипки, затем в Звёздный городок. Кстати, в Подликах я прошел еще одно профессиональное крещение. В «Калининградке» появились мои самые первые статьи. Я собирался поступать на факультет журналистики, и мне нужны были публикации.

 

- А с чем связана такая резкая смена профессиональных приоритетов? Из космоса в журналистику.

- На самом деле после школы я собирался поступать на факультет журналистики. Но родные меня отговорили, так как считали, что я гарантированно не поступлю. В итоге поступил в МФТИ. Но я люблю реализовывать свои планы. Поступил на вечернее отделение, и продолжал работать в «Энергии».

 

- Возможно, что я нарушаю определенную последовательность нашего интервью, но мне очень интересно, а, как вы стали помощником Ельцина?

- Когда началась перестройка, меня пригласил к себе работать Георгий Шахназаров, который был помощником у Горбачева. Я поработал у него всего полгода, до декабря 1991 года. С Михаилом Сергеевичем приходилось общаться иногда довольно близко по его заданиям. После известных событий декабря 1991 года нас попросили из Кремля.

В этот момент меня пригласил на Первый канал телевидения Евгений Киселев в программу «Итоги». Наверное, мало, кто помнит, что эта программа начиналась на именно Первом канале, а на НТВ попала сложным путем, через «пятую кнопку». Писал тексты, подводки к сюжетам, находил экспертов. Иногда сам появлялся «в кадре». Видимо, по экрану меня заметили, и Ельцин меня пригласил в Президентский совет. Поработал всего месяц, и Борис Николаевич сделал мне новое предложение стать его помощником.

Мне тогда не очень хотелось идти на эту должность. Были совсем другие планы. Появилась идея делать свою программу на телевидении. Я тогда ответил: «Давайте, я у вас поработаю помощником на общественных началах». Он отвечает: «Как же я буду доверять вашим рекомендациям, если не плачу вам деньги». Я сказал, что подумаю. «Думай, но не долго», - был его ответ. И показал указ о моем назначении, он уже был напечатан на бланке, оставалось поставить только подпись президента. Я думал, советовался с близкими. Почти все мне говорили, что мне не надо идти к Ельцину.

Но я решил попросить еще одну встречу с Ельциным. У меня были вопросы, в зависимости от ответов на которые я принял бы окончательное решение. В администрации на мою просьбу о встречу мне говорят, ты что, сумасшедший? У нас министры по году ждут аудиенции, а ты был у президента два месяца назад.

Если бы мне встречу не устроили, вздохнул бы с облегчением и продолжил бы работу на ТВ. Но встреча состоялась. Ответы президента меня устроили, и я сказал «да».

 

- Все-таки мне непонятно, как вы оказались в поле зрения власти? Например, приглашение работать от того же Шахназарова.

- Если разматывать цепочку моей жизни, чтобы понять, из каких поворотов судьбы и складывается судьба, то, в конце концов, мы придем к моменту моего рождения,

 

- У вас, наверное, были влиятельные родители, если вы уже подошли к моменту своего рождения?

- У меня самые обычные родители. Мама – библиотекарь. Правда, у отца была особая профессия. Он был разведчиком. Его рассекретили только в 2003 году.

А знакомство с Шахназаровым, действительно было делом случая. Я еще работал тогда инженером в «Энергии». Шел 1978 год. Мой товарищ, журналист-международник, решил подготовить доклад на конгресс международной ассоциации политических наук, который впервые должен был состояться в Москве. Он подготовил доклад, в котором присутствовала некая математическая модель, и попросил посмотреть ее. С точки зрения математика, модель была слабенькая, но идею я понял, посидел ночку и показал товарищу то, что придумал. Он предложил подать доклад от нас двоих. Я согласился, мы заявили его на конгресс. Но я попасть на него не смог, так как работал на секретном предприятии. Доклад прозвучал на секции, которой руководил Георгий Шахназаров. Он был президентом советской ассоциации политических наук и первым вице-президентом международной ассоциации.

Через несколько месяцев Шахназаров мне позвонил и пригласил к себе. Так я с ним познакомился, Тогда наши контакты были чисто научными. Может быть, это и есть начальная точка моей политической карьеры. А можно цепочку жизни еще отмотать назад и вспомнить, как я познакомился с товарищем, с которым написали доклад.

 

- Вы более одиннадцати лет прослужили в отряде космонавтов. У вас есть друзья среди них?

- Естественно, есть друзья. Вот, Гена Падалка, он сейчас на МКС летает. Да, и, вообще, у меня со всеми космонавтами сохраняются хорошие отношения. Это важное жизненное приобретение, и я ценю его.

 

- А, о чем вы беседовали со своими товарищами в космосе?

- В полете практически нет свободного времени, чтобы вести беседы на отвлеченные темы. Свободное время есть перед самым стартом. Циклограмма подготовки ракеты к пуску такова, что экипаж около двух часов просто сидит в корабле и ждет. На проверку систем уходит полчаса, а еще полтора – свободное время. Не самые приятные ощущения, когда сидишь на бочке с горючим, которую вскоре подожгут. Поэтому Земля старалась нас отвлекать разговорами. Была возможность и между собой поболтать.

Перед первым стартом у меня с товарищами по экипажу интересный разговор состоялся. Он занял почти все время до запуска. Мы даже не заметили, как оно пролетело. Я им рассказал, как Ельцин меня в космос не пускал. Ведь меня уволили сразу после того, что я доложил президенту, что в будущем собираюсь в отряд космонавтов.

Через пару месяцев Борис Николаевич смилостивился и предложил мне поехать послом НАТО, но я уже закусил удила: «Вы же меня уволили по сокращению штатов, теперь я сам буду заниматься своим трудоустройством». И пошел в Центр подготовки космонавтов с трудовой книжкой. А Борис Николаевич очень не любил, когда не по его выходило.

Наш разговор, сидя в корабле на ракете, начался с того, что я за последние два месяца изменился. Ребята относили такое мое состояние на счет предстартового волнения. А я им поведал, что же на самом деле произошло.

Это случилось 12 июня 1998 года. Был официальный прием в Кремле по случаю Дня России. Меня тогда еще по старой памяти приглашали на такие мероприятия. А у меня, кстати, день рождения. Почему бы не отметить его в Кремле?

Стою я за дальним столом – для «отставников». Вижу, к нам идет президент. Борис Николаевич проходит мимо всех и направляется прямо ко мне. Я держу бокал с водой. На следующий день главная медицинская комиссия была назначена по допуску к полету, и я не мог позволить себе спиртное. Приподнимаю бокал, показывая, чокаюсь, мол, с вами в честь праздника. А он мне с расстановкой этак, с паузой и говорит: «Космос – нет!» Смотрит на меня, а я улыбаюсь. Ельцин понимает, что до меня не дошел смысл сказанного. Тут чокается со мной по-настоящему – бокал в бокал, и повторяет: «В космос не пущу».

Тут-то меня и проняло. Это был сильный психологический удар. До старта меньше двух месяцев. К тому же из-за меня могут заменить весь экипаж. А ребята чем виноваты? Переживал очень сильно. Все время считал, с какого момента президент уже не сможет снять меня с полета. Как не считаю, все выходит, что лишь за сорок минут до старта, когда взводится система аварийного спасения.

И все же уверенность в том, что все будет хорошо, пришла не за сорок минут, а накануне, когда мы по традиции посмотрели «Белое солнце пустыни». Вот это за полтора часа ожидания я ребятам и рассказал.

 

 

- За тот полет вы получили орден Мужества, а не звезду Героя. Не связано ли это обстоятельство с вашими особыми отношениями с президентом?

- Да, конечно. Менее статусная награда, наверное, расстроила меня. Но мне полегчало, когда я узнал, что предшествовало моему награждению. Мне потом об этом рассказывал высокопоставленный сотрудник из кремлевской администрации. Он носил указы президенту на подпись. На меня был подготовлен указ о присвоении звания Героя России. Этот чиновник приходит к Ельцину с пачкой указов и тот все, кроме моего, подписывает. Он выжидает некоторое время и снова несет указ на меня. Опять не подписывает. В третий раз он уже напоминает президенту, что указ не подписан. Ельцин говорит: «Вам, что непонятно?» Берет ручку и крест накрест перечеркивает бланк. Не знаю уж, как президента убеждали, но орден он все же дал. Когда вручали орден, Ельцин тихонечко сказал всего одну фразу: «Добился-таки своего!»

Героя я получил уже за второй полет, через три года. Но это было уже при другом президенте. Да, так, вообще-то и лучше. Хоть никто не говорит, что награда не за полет, а за прежнюю работу.

 

- Вы работали и Михаилом Горбачевым, и Борисом Ельциным. С кем из них вам работалось интереснее?

- С Горбачевым по-человечески было приятнее работать. Мы садились, обсуждали ту или иную проблему. Он задавал вопросы, пытаясь докопаться до сути проблемы. С Ельциным было по-другому. Не было у него стремления глубоко вникнуть в вопрос. Он только рассматривал варианты, какие плюсы и минусы. Почему выбрал тот или иной вариант решения он не объяснял. При всем при этом Горбачев использовал 3-4 процента советов при принятии решения, а Ельцин до 40 процентов. С этой точки зрения с Борисом Николаевичем было интереснее работать.

 

- Вы во власти пробыли около пяти лет. По российским меркам срок не такой уж и маленький. Нахождение во власти изменило вас, или эти изменения вас не коснулись?

- Власть меняет всех, кто бы туда не ходил. Я хорошо понимал, что власть и меня меняет. Более того, ощущал, как власть деформирует мою личность. Должно было случиться какое-то очень сильное переживание, которое бы такую деформацию пересилило бы. Полет в космос и стал тем переживанием-альтернативой.

Есть ошибочное восприятие прихода во власть и ухода из нее. Дескать, если ты пришел во власть, то добился успеха. Если же покидаешь ее, то обязательно неудачник. Во властных кругах на меня смотрели, как на ненормального. Его возил водитель на лимузине, а он пересел на переднее сиденье и сам крутит «баранку». Не идиот разве? Я слышал такие оценки моего поступка. И видел, как пальцем у виска крутили. А ведь я просто вернулся к своей профессии.

Я постоянно был готов к уходу из власти. Совершенно четко осознавал, что нахождение в Кремле – для меня временное явление. Понимал также, что придется уходить не под фанфары, что даже спасибо не скажут.

Когда я давал Борису Николаевичу согласие на работу, попросил его: если перестану устраивать его как помощник, пусть не ищет причин для увольнения, уйду сам. Уже в том разговоре готовил себя к уходу. Надеюсь, что интоксикация властью или не произошла со мной, или была в излечимых доза.

Беседовал Георгий ЯНС

Фото из архива Юрия Батурина

 

 

18.188.39.178

Ошибка в тексте? Выдели её и нажми Ctrl+Enter
1 272
Комментировать могут только зарегистрированные пользователи