Строчки на салфетках...

***

Тридцать один год, далее – более…

Рано терять смысл, поздно – искать,

издалека свет – это река…

Мне бы влюбиться в Иванушку-дурака,

вторгнуться на лягушкинскую

территорию…

 

 

Тридцать один час скорым до Чёрного,

Можно на бис петь тысячу раз,

Из-под колес – пыль, из-под пера –

Жалобы на неустроенность, на «вчера»,

на вечера, на «пора бы» стать

порабощённою…

 

 

***

Если с неба глядеть на мост,

Он - парабола, вросшая в землю,

Если верить, что я приемлю

Все твои недостатки в целом,

И не лезть от тоски на стену,

И освоить анабиоз

 

Можно жить без привычных схем,

Без мотивов первостепенных,

По утрам выходить из пены,

Аки самая Афродита,

И любить тебя, паразита,

Обленившегося совсем…

 

 

***

Живи, наслаждайся

хвоинственным видом елей,

Ступая по телу

лужайки лунообразной.

Ты знаешь, любовь – это,

в сущности, верх маразма.

Мы впали в маразм:

друг за другом недоглядели.

 

На впалых щеках облаков

не осталось грима.

Крадучись, осенняя серость

проникла всюду.

Я буду тебя обожать,

непременно буду…

На всём промежутке

безвременья

обозримом.

 

 

***

В декабре, двадцатого дня

сотвори, придумай меня

заново: из снега и льда,

чтоб ни сердца мне, ни стыда,

чтоб ни крыльев мне, ни души –

вот такой меня напиши:

ветреной, неверной, чужой

(красен долг… ага, платежом!)

Вот такой придумай и брось!

Все равно разлюбишь, небось…

 

 

Выступали хором и сольно...

 

Выступали хором и сольно,

Не пускали к небу, лупили

Крыльями по сердцу – не больно,

Больно было б - если б любили…

 

Раскрывали клювы, галдели:

Мол, не та я, мол, не такая,

Вспоминали общие цели,

Целовали, в пропасть толкая.

 

Говорили: что тебе эта

Правда! - правды людям не близки.

Было бы талантливо спето,

А высоким голосом – низким –

 

Наплевать. Не стоит бороться,

Согласись – делов-то! – покайся,

Оставайся в нашем болотце –

Раз и навсегда оставайся.

 

Я на них глядела, глядела…

До чего же чёрные птицы!

Не сроднится чёрное с белым,

Как бы ни старалось сродниться…

 

 

 

Крепдешиновое утро...

 

Крепдешиновое утро, легковесно белокрыло,

продвигается на запад, чтоб запасть за горизонт.

Мне один билет до солнца, то есть - мне билет до Крыма,

в общем - вниз, короче - к морю, сколько-сколько? ладно, вот!

 

День не более чем скучен, ночь не более чем пытка

в бессеребренном плацкарте, посреди фиктивных драм.

Разбиваю льдины будней о приятельство улыбки,

и сама себе не верю ни на йоту, ни на грамм.

 

Люди-люди, что нам будет за нелепую неверность,

за смешную откровенность, за разбившийся стакан?

В жизни есть закономерность? жизнь? сама? закономерность?

Поднимите Вию веки – ублажите старика!

 

Гоголь снова просит слова. Дайте слово, дайте славы,-

человек, служивший верой, то есть, правдой - заслужил!

Судьбоносные моменты жизни созданы из сплава

Полноцветности стремлений и прозрачности души.

 

 

 

Ты знаешь, я, пожалуй...

 

Ты знаешь, я, пожалуй, выхожу

Из круга не по-детски взрослых игрищ.

Я виртуозно варежки вяжу,

Но – не сильна в стратегии, как видишь…

Ты знаешь, мне не страшно быть ничьей.

Ничейственность – почти что превосходство.

В ней нет соблазна плакать на плече

Чужого дорогого благородства,

В ней нет соблазна ближнего винить

В нехватке сил и времени послушать.

Ничейственность – бездомности сродни,

Но быть бездомной несравнимо лучше,

Чем наспех жить, чем чувствовать бегом,

Чем ворожить над очагом чадящим.

Бездонность неба – это ли не дом

Для всех ничьих, ничейных, настоящих?

 

18.223.171.12