Лютики-цветочки

Костя Сапрыкин оставил вещи в номере, быстро переоделся и направился к морю. Так он начинал свой отдых уже восемь лет подряд в одно и то же время, в одном и том же месте – в сентябре, в Хосте. Вода и воздух плюс 25, разумный минимум отдыхающих на пляже, но которого вполне достаточно, чтобы провести эти две недели в романтических приключениях.

Еще в самолете Сапрыкин почти до деталей представил свой двухнедельный отдых, под которым подразумевался, естественно, курортный роман. Единственное, что Костя не знал точно, блондинкой или брюнеткой будет его подруга. Что будет, в этом не было никакого сомнения. На море женщины становятся удивительно доступными, независимо от того, замужем или нет. Психологи высказывают самые разные мнения на этот счет, но Сапрыкин подобными вопросами не заморачивался - у него только две недели беззаботного времени. Надо получать удовольствие, а не грузить себя проблемами.

Сапрыкин снял шорты и майку, и, не раздумывая, решительно шагнул в море, плавал минут сорок. Переворачивался на спину и любовался наступающим закатом.

Сегодняшний вечер Костя решил посвятить исключительно себе – никаких знакомств, никаких ухаживаний. Так он вел себя последние семь лет. В первый год было не так. В первый год все было не так.

После ужина мать сказала сыну, что ему надо съездить отдохнуть. Она приглядела хорошую путевку в Хосту. «Приличные люди должны отдыхать в бархатный сезон, чтобы  любоваться морем, а не чьим-то телом», - безапелляционно добавила она.

«Ты думаешь, мне уместно сейчас поехать на море»? - спросил Константин. Мать ответила, что вполне уместно. «Ты уже три года не отдыхал». «Два», - поправил Сапрыкин. «Неважно, два года тоже немало. Ты должен поехать, чтобы развеяться, отдохнуть набраться сил».

«Но ты же знаешь, в какой непростой ситуации я нахожусь?» - не очень уверенно возразил сын. Мать ответила, что все знает и все понимает. «Это тот случай, когда ситуацию изменить невозможно, а надо изменить отношение к ситуации. Отдых на море, как раз, и есть такое отношение к ситуации», - подвела итог разговору.

Через две недели Сапрыкин уже купался в море. И уже в первую же ночь у него в номере осталась хохотушка из Саратова. С утра при трезвом взгляде она показалась не такой интересной – с большой грудью и короткими ногами, а вместо беспричинного смеха в глазах недоумение. В течение двух следующих дней Костя избегал знакомств, а только приглядывался и приценивался, чтобы не ошибиться еще раз. Он не ошибся, выбрав женщину старше себя. Сорок пять – это, что надо для кратковременного романа – без претензий, но с жизненным опытом. Секс – часть этого опыта. Новая знакомая - чопорная и безынициативная на людях – в постели была заводилой. В общем-то, распространенный тип женщин, но все равно здорово и местами неожиданно. Поэтому оставшиеся десять дней отдыха пролетели незаметно и беззаботно. При расставании они сказали друг другу «пока», не выразив никакого сожаления от того, что пришло время расстаться.

В последующие годы отдыха Сапрыкин выходил на охоту всегда только на третий день, зорко высматривая добычу на заповедной территории пансионата. Он знакомился с любыми симпатичными женщинами, единственное требование, которое он к ним предъявлял – они должны быть старше. В этом плане годы отдыха были похожи один другой. Такая уж получилась курортная традиция.

Сапрыкин вышел из моря, крепко растерся, оделся и направился в отель. По дороге он позвонил домой и сообщил, что доехал нормально, погода отличная и, что уже успел искупаться. Мама, как обычно, ответила, что пусть он эти две недели проведет, как можно, беззаботнее и наберется сил. Это тоже была традиция, звонить не тогда, когда самолет приземлился, а только после купания в море.

За ужином Сапрыкин сидел за столом с тремя дамами в возрастном интервале от 30 до 50. Они с любопытством рассматривали своего соседа. Костя не имел яркой внешности с белоснежной улыбкой и накачанным торсом. Но для своих сорока неплохо сохранился. Из издержек возраста – легкие залысины и едва наметившийся живот, который на третий-четвертый день активного отдыха практически исчезал. Женщин западали на его глаза – почти всегда печальные и усталые. Он легко нравился им, потому что такого мужчину хотелось пожалеть и приласкать.

Соседки за ужином пытались завязать с ним беседу, но Костя отделывался равнодушными «да и «нет», так как, только, еще садясь за стол, сходу определил, что они не его героини. Возможно, Сапрыкин ошибался, и каждая из них могла бы стать его спутницей на эти две недели. Может быть, кто-то из них привлек бы его внимание, если бы он не поставил табу на знакомстве в первый день. Выйдя из-за стола, Константин откланялся и отправился в номер. Сменил шорты на белоснежные джинсы и вышел на прогулку.

Несмотря на позднее время, на набережной было людно. Кто-то из отдыхающих неторопливо вышагивал, кто-то (самая малость) купался, большинство же рассредоточились по многочисленным кафе, которые, похожие друг на друга, как городские многоэтажки, растянулись от начала до конца набережной. И хотя Сапрыкин всего лишь бесцельно прогуливался, лицо его было сосредоточенным. Он считал. Шаги. Количество шагов от начала набережной до любимого кафе, в котором он уже не один год начинал «бархатный» сезон. В позапрошлом году расстояние составило 479 шагов, в прошлом – 486, сейчас – 473. Сапрыкин недовольно крякнул. Вновь не удалось пройти шаг в шаг с позапрошлым годом. Хорошая память и привычка считать шаги у него с детства. Счет отвлекал от ненужных мыслей, а хорошая память позволяла гордиться собой.

Он привычно заказал 50 грамм коньяка и чашечку, оглянулся в поисках свободного места. Оно оказалось за столом, за которым одиноко сидела женщина.

- Вы, позволите?

- Да, конечно.

По оценке Сапрыкина незнакомке было лет тридцать пять. Ну, может быть, плюс- минус два- три года. Скорее, минус. Он отхлебнул коньяка и еще раз посмотрел на женщину, всматриваясь, в ее глаза. В них не было никакого любопытства, даже малейшего интереса к нему. Такой взгляд он наблюдал всего один раз, двенадцать лет назад, когда он познакомился с Викой. Костя продолжал смотреть на женщину, но она, казалось, не обращала внимания, погруженная в себя.

- Что изучаете меня на предмет «лягу я койку или нет», - неожиданно спросила она.

Сапрыкин растерялся от неожиданного вопроса, но собрался и также неожиданно ответил:

- Проблему «койки» я решаю с другими дамами. Вы же не подходите мне, так как я вам не интересен.

- Это почему вы так решили? – в ее глазах проявилось любопытство, на которое рассчитывал Сапрыкин, давая такой ответ.

А потому, что на вашем лбу каленым железом не выжжено «хочу в койку».

- Это как же?

- Да, очень просто. Гуляют вроде бы праздно женщины по набережной, а глазами ищут, кто им эту койку предложит. Ищут настойчиво, иногда беззастенчиво, поэтому и загораются эти слова на лбу.

- Интересно вы рассуждаете.

Женщина оживилась. Она предполагала, что этот мужчина после ее вопроса ретируется, а он принял удар и не отступил.

- Таких «ищущих» вы только на отдыхе встречаете или они везде?

- Наверное, везде, - ответил Сапрыкин и продолжил. – Просто на море их невозможно не заметить. Складывается впечатление, что здесь собрались одинокие и неприкаянные со всей страны, хотя дома есть муж или любовник. Здесь концентрация временного одиночества.

- Я тоже здесь одна, но это не значит…

- Исключение лишь подтверждает правило, - перебил ее Костя. Он воодушевился, так как «подкоркой чувствовал, что у нее пробудилось любопытство к нему. Уже перескакивал с темы на тему, успел выпить два раза по пятьдесят, незнакомке заказал бокал сухого вина, который она вполне благосклонно приняла. Ему с этой женщиной пока было просто интересно. По крайней мере, сейчас ему в «койку» не хотелось. Потом они бродили по набережной, спускались к морю, вновь поднимались. Сапрыкин говорил и говорил, шутил и дурачился.

Уже, проводив ее до номера, Костя сказал:

- А мы ведь так и не познакомились. Провели вечер вместе, а мы даже друг другу не представились. Я – Костя.

- Я как-то и не заметила, что мы незнакомы. Было полное ощущение, что знаю вас. Я – Лиза.

- Лизавета, значит. Тогда Лизавета, спокойной ночи вам. Надеюсь, что завтра увидимся.

- Увидимся.

Сапрыкину показалось, что в голосе Лизы послышалось разочарование. Костя даже остановился, но не хотелось портить очарование вечера, наткнувшись на отказ, поэтому только повторил: «Спокойной ночи».

Сапрыкину не спалось. Он вспоминал сегодняшний вечер, свои ощущения. Это были совсем не те ощущения, которые он испытывал каждый год на море – познакомился – положил – лег – встал – ушел. Он сразу узнал эти свои «не те ощущения», так было, когда двенадцать лет назад влюбился в Вику. Ситуация почти зеркальная с поправкой на время и место действия – май, подмосковный дом отдыха. Утром за завтраком познакомились, а вечером он уже влюбился. Хотелось смотреть, хотелось любоваться Викой. И все с замиранием сердца. Это, когда хочется умереть от умиления, но совсем ненадолго – на полсекунды. Никакой койки – только на полмгновения умереть. Конечно, была потом и койка. Но секс по любви это совсем другой секс. Это, как свежая ягода после мороженной. Вкус похожий, но не то, совсем не то. У Сапрыкина имелся опыт для подобного сравнения.

На следующий день Сапрыкин встретил Лизавету после завтрака, и они уже весь день не расставались. Пляж, прогулка на катере, ужин в ресторане, поход на дискотеку. Лиза оказалась хорошей партнершей. Сапрыкин очень прилично танцевал – пластично и эмоционально, поэтому он был очень привередлив в выборе, с кем танцевать. Лиза чувствовала ритм танца и желания партнера. Они не пропустили ни одного танца.

Как и в прошлый вечер, Костя проводил Лизавету до номера.

- Может быть, зайдешь. Кофе предлагать не буду. Мне не хочется с тобой расставаться, - призналась она. – Я не слишком, навязываюсь?

- Нет, это я просто не успел навязаться.

Ключ в дверь. Шаг, еще шаг. Поцелуй, еще поцелуй. Движенье рук. Немногочисленные одежды на полу. Шаг, еще шаг. Нежный и затяжной поцелуй. Кровать. Поцелуй, еще поцелуй. Разбросанные простыни, потные тела. Балкон. Умиротворяющая прохлада южной ночи. Красный огонек сигареты. Поцелуй, еще поцелуй. Кровать. Поцелуй, еще поцелуй. Забытье сна. Утро.

Оставшиеся одиннадцать дней отдыха, они практически не расставались ни на минуту. А ночи по негласному уговору проводили то у Сапрыкина, то у Лизаветы. Каждая ночь была похожа одна на другую (даже номера у них были одинаковые – одноместные со стандартным набором мебели), но это нисколько не притупляло их чувств – при взаимной симпатии десять дней не срок. Поэтому ночи проходили в полном молчании – на слова не было ни времени, ни желания. Только однажды, стоя на балконе, Лиза спросила Сапрыкина о его семейном положении. «Формально женат», - ответил Сапрыкин. Лиза ждала такого же вопроса от Сапрыкина. Тот спросил, но не безо всякого интереса. Она это почувствовала, поэтому ответила односложно – живу одна. Хотя могла рассказать, что вдова и, что живет с десятилетним сыном и мамой.

Днем же они говорили и говорили. И Сапрыкин шептал Лизавете на ушко, что ему с ней замечательно и, что он ждет, не дождется ночи.

В предпоследний день Костя даже хотел поменять билет, чтобы полететь одним рейсом с Лизаветой. Но потом передумал – ни к чему эти долгие расставания, но в аэропорт приехали вместе, хотя рейс Сапрыкина был двумя часами позже.

При прощании он нежно поцеловал Лизавету в губы и сказал банальное, что все было замечательно. Но телефона не попросил, и свой не дал. Это обстоятельство Лизавету глубоко расстроило, хотя умом она понимала, какое может быть продолжение в курортном романе.

Мама Сапрыкина рассчитала все точно. Она позвонила в тот момент, когда Костя выходил из самолета в Москве, расспросила его, как он долетел, через сколько времени он будет дома, а потом, как бы, между прочим, добавила: «Вика, умерла». Эта печальная новость принесла ему долгожданное облегчение.

Вика умерла еще вчера, но мать Сапрыкина не хотела портить отдых сына. Один день ничего не изменит, а сыну ненужная нервотрепка. Мать Сапрыкина любила Вику. Она видела, как рядом с нею, любящей и любимой женщиной, преобразился ее сын – он стал мужественнее что ли. Поэтому она нисколько не ревновала Вику к сыну. Счастье сына – это и ее счастье. Она даже переживала, что Вика с Костей медлят обзаводиться потомством. «Мам, не переживай, будет у тебя через год внук или внучка», - успокаивал сын.

Счастье не может быть безмятежным. Безмятежность – это неготовность к несчастью, которое всегда случается неожиданно. Всегда надо помнить, что счастье не может длиться вечно. Вику сбил автомобиль. Полгода она провела в больницах, операция следовала за операцией. Врачи, мать и сын делали все возможное и невозможное, чтобы спасти Вику. И она была спасена. Полная недвижимость, потеря речи, но жива. Жизнь теплилась в открывающихся и закрывающихся глазах, в которых ничего не читалось. Растение. Цветочек, пусть и красивый.

Сапрыкин, когда впервые увидел жену в таком состоянии, испытал не потрясение, а почему-то вспомнил анекдот.

В поле растут два цветочка ромашка и лютик. «Ромашка, я тебя люблю», - говорит лютик. «Я тебя тоже, лютик», - отвечает ромашка. «Эх, пчелку бы», - с печалью подумал лютик».

Большую часть тягот по уходу за Викой взяла на себя мать. Не только потому, что сын работал. Она видела, что сыну каждый приход к Вике стоил больших усилий. Сапрыкин , входя к Вике, пытался улыбаться, говорить хорошие, ободряющие слова. Получалось плохо – Костя физически не мог побороть отвращение к жене.

Мать видела состояние сына, жалела его. Именно в те дни, семь лет назад она убедила сына уехать на море. В последующие годы он жил от поездки до поездки, потому что там, на море мог любить Вику. Другие женщины были только оболочкой, а под ней была Вика, его любимая женщина.

Лизавета не стала той оболочкой, под которой была бы Вика. Была только Лизавета, а Вики уже не было. Поэтому звонок матери и стал для него облегчением, так как точно знал, что Вика обязана умереть, чтобы не мучить его.

После звонка матери он помчался в зал прилета в надежде отыскать Лизавету. Он почти час бродил по залу, но тщетно – Лизаветы нигде не было. Да, и с какой стати ей здесь быть. Дома ее ждут сын и мать. Только Сапрыкин об этом не знал.

Январь 2010

3.16.82.182