Только сон

 

Утреннее солнце прорвалось сквозь плотные шторы,  по стенке весело запрыгал солнечный зайчик. Пылинки со всей комнаты слетелись к маленькому лучику и закружились в танце. Игорёк понаблюдал за пылинками, попробовал поймать зайчик рукой и слез с кровати. Прошлёпав босиком к столу, Игорек взял будильник и стал определять который час.

 

Игорёк боялся проспать. Ведь сегодня воскресение, сегодня он идёт в Трек.

 

Маленькая стрелка стояла на семёрке, а большая — на пятёрке. Значит, ещё нет и семи часов.  Мама сказала, что они пойдут в Трек во второй половине дня. Игорёк пытался выяснить, когда же точно будет эта “вторая половина”, но не смог. Мама только смеялась и говорила: “Не бойся, малыш, не опоздаем!” Какой он малыш? Он уже и читать умеет.

 

Игорёк попытался посчитать, сколько же осталось ещё времени хотя бы до обеда, не смог и стал одеваться.

 

До завтрака Игорёк слонялся по квартире, приставал ко всем с вопросами и всё-таки выяснил, что до долгожданного похода ещё очень-очень долго, а если он будет мешаться под ногами, то вообще никуда не пойдёт.

 

После завтрака его послали гулять во двор. Там уже было полно ребят, и Игорек сразу объявил, что он сегодня пойдёт гулять в Трек. Витька посоветовал сходить там в тир, а Ленка сказала, что надо взять побольше хлеба — кормить уток и павлинов. Эдик попросил принести немного чакушек. Все завидовали Игорьку, но не зло, по-доброму. И только Славка сказал, что в Треке самое интересное — это парашютная вышка, а туда таких карапузов не пускают.

 

До обеда Игорёк успел всласть наиграться в ловитки и в ключики. Он так здорово спрятался в узкую щель за сараем, что его никто не смог найти. Игорёк давно хотел туда залезть, но боялся, а сегодня страха не было совсем.

 

Увидев Игорька, мама засмеялась.

 

— Ну, как только можно таких поросят в парк пускать! Марш в ванную!

 

На Игорька надели праздничную одежду — красивый белый костюмчик с чёрным ремешком. Мама расчесала Игорьку льняные волосы  и залюбовалась.

 

— Ну что за красавчик! Прямо девочка!

 

Игорёк хотел обидеться, но мама поцеловала его в лоб и сказала:

 

— Шучу, шучу, конечно же, мальчик.

 

Родители тоже приоделись.

 

Мама  надела любимое платье Игорька — белое в синий горошек и туфли на высоких каблуках. Папа — новые брюки, светлую рубашку и соломенную шляпу. Игорьку захотелось сказать маме что-нибудь приятное.

 

— Мамочка, ты такая красивая! Даже красивее Хрущёва!

 

Пошли пешком. Родители всё время смеялись, и Игорьку тоже было весело. Наверное, маме очень понравились его слова.

 

Дорога оказалась очень интересной. Перешли Сунжу по центральному мосту, прошли через два больших сквера и в каждом сфотографировались. Сначала около громадного фонтана. Мелкие брызги от него летели далеко, и на них играла радуга, как при слепом дождике. Потом Игорька сфотографировали рядом с каменной львицей. У Славки тоже была такая фотография — теперь не будет хвастаться.

 

После сквера прошли мимо большого, почти совсем разрушенного здания. Игорёк решил, что этот дом разбили во время войны, когда победили фашистов. Но папа сказал, что немцы в Грозный зайти не смогли и даже почти не бомбили. А здесь когда-то были Андреевские бани, потом их сломали, а убрать руки не доходят. Игорьку развалины очень понравились. Здорово было бы там полазать, может, даже что интересное найти. Клад, например.

 

Оказалось, что в Трек идёт очень много народа, все весёлые, нарядные. Много детей. Один мальчишка в матросском костюмчике нёс замечательный кораблик. Как настоящий: мачты, пушки, сзади — винт. Игорьку очень захотелось такой же, и он уже собрался воспользоваться подходящим моментом.

 

Но тут они пришли.

 

Папа встал в очередь за билетами, а Игорек, задрав голову, попробовал прочитать длинное название, написанное на высокой арке. Прочитав, Игорёк удивился, прочитал ещё раз и удивился ещё больше. Над входом было написано: “Парк культуры и отдыха имени С. М. Кирова”. Странно! А где же слово “трек”? Игорек подёргал за руку маму, разговаривавшую с незнакомой тётенькой.

 

— Мам, а почему там написано, что это парк? Это же Трек. А кто такой Киров? А почему культуры? Потому, что баловаться нельзя?

 

Тётенька улыбнулась, а мама сказала, что нехорошо перебивать старших, когда они разговаривают. Но потом всё объяснила. Оказалось, что правильное название Трека — парк культуры и отдыха. Потому что здесь можно отдыхать просто так, а можно культурно, то есть ходить в кино и на концерты. А когда-то здесь был стадион для велосипедистов, который называется трек. Потом построили другой трек, но название осталось.

 

— Трек. Тр-р-рек! Трррек! — тут же принялся повторять Игорек. Тётенька засмеялась.

 

Контролер проверил билеты, и Игрёк помчался вперёд по алее и тут же остановился: дикий крик заставил забыть его обо всём.

 

Игорёк обернулся и разинул рот. С высокой вышки стремительно опускался человек, а над ним выгибался громадный белый купол. Парашют! Через мгновение человек приземлился, упал и тут же со смехом поднялся. Его сразу окружили друзья, Игорёк услышал поздравления и шутки. Вот она — парашютная вышка!

 

— Папа! Смотри! — закричал Игорёк. — Парашют! Мам-пап, а мне можно прыгануть? Можно?

 

— Игорь, не показывай пальцем, — строго сказала мама.

 

— Нет, сынок, тебе нельзя, — сказал папа, — прыгать с парашютной вышки разрешают только с шестнадцати лет.

 

Игорёк чуть не заплакал. Ждать ещё десять лет! Это несправедливо. Ну почему всё интересное разрешается только взрослым? Зараза Славка, всё-то он знает!

 

           От расстройства Игорёк хотел  даже отказаться кататься на лодках но, увидев пруд, тут же передумал. Через десять минут подошла их очередь, и дальше всё закружилось как на балу у Золушки.

 

Сначала  покатались на лодке. Пруд был не очень большой, но из-за двух островков заросших деревьями казалось, что плывёшь по громадному озеру. Лодки сновали между островками, поворачивали, сталкивались, и это было особенно весело. За лодками плыли утки, выпрашивая еду, и  Игорёк скормил им весь припасённый хлеб. А вот павлинов покормить не удалось. Они расхаживали по острову, не обращая на людей никакого внимания, и противно орали. Зато, какие у них были хвосты! Один павлин поднялся в воздух и прямо над лодками пролетел  к Сунже. Кто-то свистнул ему вслед.

 

Папа провёл лодку под горбатым мостиком, и они оказались в маленьком прудике. Здесь Игорёк попробовал грести сам. Получилось не очень: тяжёлые вёсла не слушались, и лодка крутилась на месте. Папа пытался помогать, но Игорьку это занятие быстро надоело. Да и на берегу начиналось кое-что  поинтереснее: мальчик в матросском костюмчике запустил в воду свой катер. Катер быстро поплыл к другому берегу, но вдруг накренился набок, завертелся на месте и утонул.

 

Рёв мальчика надолго заглушил все другие звуки. Игорьку даже стало его жалко, хоть он и задавака.

 

Потом катались на качелях и на каруселях. На детских, с разными зверями, и на взрослых. На взрослых никаких зверей не было, сиденья застёгивались цепочками. Крутились они очень быстро, аж дух захватывало. Было весело и страшно. Мама спрашивала, не кружится ли голова, а Игорёк с гордостью отвечал, что не кружится ни капельки.

 

Потом ходили в комнату смеха с кривыми зеркалами. Какие там у всех были рожи! Вот потеха! От смеха Игорёк чуть не описался. Это конечно, потому что он выпил уже три стакана газировки с сиропом. С лимонным, вишнёвым, и ещё крем-соду.

 

Понемногу стемнело. В парке зажглись фонари. Фонари освещали аллеи, а за ними, в кустах стало ещё темнее. Казалось, что там прячутся страшные чудища и ждут подходящего момента. Игорёк взял маму за руку. Но тут зажглись  лампочки над аллейками, замигали весело разноцветными огоньками, и страх прошёл. Завели свою бесконечную песню цикады и скоро музыка, льющаяся из динамиков, утонула в их мощном хоре.

 

Народу в парке стало ещё больше.

 

Папа принёс пирожки и газировку. Ели на скамейке рядом с павильоном, где серьёзные мужчины играли в шахматы и бильярд На газировку Игорёк даже не смотрел, зато карманы пузырились от чакушек. Вот ребята обзавидуются!

 

Мама сказала, что теперь их с папой очередь — они пойдут танцевать. Игорёк уже немного устал, от пирожков хотелось спать. Пусть танцуют. Всё равно на парашют не пускают, а остальное всё перепробовано.

 

Оказалось не всё.

 

Рядом с танцплощадкой оказался тир, и сон как рукой сняло. Как он забыл! Папа же обещал ему дать пострелять. В тире никого не было, только мальчик в матросском костюме с мамой. Кораблика с ним не было — не достали, значит. Вот дурак! Папа взял Игорьку три пульки, зарядил ружье. В это время мальчик выстрелил, промазал и недовольно нахмурился. Игорек прищурился, прицелился в тигра, выстрелил и тоже промазал. Мальчик довольно усмехнулся. Вот гад! Через секунду мальчик опять скривился — мимо. Потом улыбнулся —  это промазал Игорёк. Выстрелил сам и опять скривился. У Игорька остался последний выстрел. Тяжеленная винтовка всё время дёргалась и норовила вырваться из рук. Противный пацан и не думал уходить, а стоял, смотрел и ухмылялся.

 

БАЦ! Рядом с тигром дёрнулся  буржуй в шляпе, покачался и опрокинулся вверх ногами.

 

Мальчик повернулся и вышел из тира. Родители Игорька похвалили, дядька-оружейник сказал, что это был отличный выстрел, и быть Игорьку снайпером. Ну как тут признаться, что он метился в тигра? Пусть это будет секрет.

 

Пока родители танцевали, Игорек сидел на скамейке, считал чакушки и представлял, как он приходит в трек через десять лет, сбивает все мишени в тире, а потом прыгает с вышки.

 

 

*****

 

 — Мамочка, а когда я вырасту, я смогу каждый день прыгать с вышки?

 

— Сможешь, малыш.

 

— А я ещё хочу научиться стрелять, чтоб вообще никогда не мазать.

 

—  Научишься, обязательно научишься. Давай спать, сынок.

 

— А знаешь, зачем? Когда на нас нападут враги, я всех их поубиваю.

 

— Ну что ты выдумываешь? Войны нет, и не будет никогда.

 

— Жаль.… Ну а всё-таки… Может, будет, потом? Мам, спой мою песенку, пожалуйста.

 

— Хорошо, но только потом сразу спать.

 

 

 

                                                     

                                               Встань пораньше, встань пораньше, встань пораньше.

 

                                               Только утро замаячит у ворот. 

 

                                               Ты увидишь, ты увидишь, как веселый барабанщик

 

                                               В руки палочки кленовые берет.

 

 

*****

 

 

— Мам, спой, как ты мне в детстве пела?

 

 

 

                                           Будет полдень, хлопотливый и гремящий,

 

                                           Звон трамваев и людской водоворот,

 

                                           Но прислушайся, услышишь, как веселый барабанщик

 

                                          С барабаном вдоль по улице идет.

 

 

 

*****

 

 

— Бабушка, спой мне папину песенку. Ну, пожалуйста!

 

 

 

                                         Будет вечер и кудесник и обмащик.

 

                                         Темнота на мостовые упадет.

 

                                         Но вглядись, и ты увидишь, как веселый барабанщик

 

                                         С барабаном вдоль по улице идет.

 

 

 

*****

 

 

К автоматным очередям присоединились гранатометы, глухо застучал пулемёт.  

 

 

 

                                      Грохот палочек - то ближе он, то дальше.

 

                                      Сквозь сумятицу и полночь и туман

 

                                      Неужели ты не видишь, как веселый барабанщик

 

                                      Вдоль по улице проносит барабан.

 

                                      Очень жаль, что ты не видишь, как веселый барабанщик

 

                                      Вдоль по улице проносит барабан.*

 

 

 

Некоторое время Игорь Петрович лежал, не открывая глаз. Где-то далеко продолжали выяснять отношения “барабанщики”, застучал второй пулемёт.

 

Сон не возвращался. Жаль. Опять на самом интересном месте. В последнее время Игоря Петровича,  наконец-то, отпустили кошмары, и теперь во сне возвращалось далёкое детство. Маленький Игорёк гуляет с родителями по Треку, катается на лодке, забирается на парашютную вышку.… На этом месте сон неизбежно обрывался.

 

Игорь Петрович ещё немного полежал, поёживаясь от холода, забравшегося под два одеяла. Заурчал пустой желудок, заныли суставы, затребовал своего мочевой пузырь.

 

Придётся вставать. Обидно, ещё очень рано. Игорь Петрович медленно вылез из-под одеяла, сел на диване, нащупывая тапочки ногами в толстых шерстяных носках. Он уже и не помнил, когда последний раз раздевался на ночь.

 

Через окно, затянутое полиэтиленовой плёнкой и забитое кусками фанеры, сочился мутный могильный свет. Где-то далеко продолжался бой. Привычным маршрутом, больше по памяти,  Игорь Петрович прошёл в зал, автоматически закрывая за собой двери. Помочился в ведро, машинально отметив, что до краёв ещё далеко. Канализация окончательно заполнилась несколько дней назад. Игорь Петрович отметил этот факт и больше о нём не думал. Он вообще почти ни о чём не думал.

 

Переждав очередной укол под лопаткой, вернулся в спальню, взял кастрюльку, прошёл в ванную. С трудом наклонившись, зачерпнул воды.

 

Когда в самом начале января Игорь Петрович, отчаявшийся и обессиленный, добрался до квартиры брата, полная ванна воды оказалась самым неожиданным, сказочным подарком. Он даже позволил себе потратить немного воды, чтоб умыться и стереть грязь с въевшимся пеплом. С тех пор он тратил воду только на еду. Две кастрюльки в день. Одна днём, одна вечером.  Сколько прошло этих самых дней, Игорь Петрович не помнил. Иногда казалось, что не больше недели, иногда, что месяц.

 

Воды ещё было много.

 

Игорь Петрович вернулся в спальню, поставил кастрюльку на подставку, зажёг спиртовку. Лист фанеры надёжно скрывал миниатюрную кухню, лишь на потолке плясали весёлыё блики. Стук пулемётов стих, прекратились разрывы гранат, почти замолчали автоматы. Вряд ли это надолго. Скорее всего, теперь ударит артиллерия.

 

Всё-таки брат уникальный человек, всё предусмотрел. Полиэтилен, еда, чай, спиртовка, полная ванна воды. Он всегда таким был — аккуратно записанные домашние задания, распорядок дня. Правда, в этот раз и он дал маху: ждал до последнего, надеялся. Когда же понял, что надежды больше нет, бросил всё. Перед самым Новым годом Виктор заехал к брату. Машина, за рулём которой сидел незнакомый чеченец, была забита до отказа, но одного человека хозяин соглашался взять. Как только Игорь Петрович не уговаривал жену, какие только не приводил доводы! Без толку! Татьяна категорически отказалась уезжать одна. Время шло, водитель начал нервничать. Игорь Петрович понял — не поедет. Вот тогда-то брат и оставил ему ключ от своей квартиры. На всякий случай.

 

В кастрюльке забулькали первые пузыри, и тут же за окном рвануло. “Миномёты”, — привычно определил Игорь Петрович.  Выключил спиртовку, разлил кипяток в две грязные кружки. В одну положил пакетик чая, в другую бросил куриный кубик и стал ждать. Взрывы не прекращались.

 

В декабре бомбили больше по ночам, и они прятались в глубоком подвале на соседней улице. З1-го декабря  пришли в подвал пораньше: что-то слишком тревожно было. В спешке жена забыла лекарство от астмы, пришлось возвращаться. Пошёл один, хоть Татьяна и не хотела отпускать. Настоял.

 

В районе вокзала разгорался нешуточный бой. Как только вошёл в подъезд,  грохнуло так, что задрожали стены. Он, задыхаясь,  вбежал на третий этаж, открыл дверь. Окна квартиры выходили на Президентский дворец, и там сейчас происходило что-то невероятное. Небо расчерчивали трассирующие очереди, взрывы следовали один за другим. Игорь Петрович с трудом оторвался от этого фантастического зрелища, схватил баллончик и бросился к двери. Близкий разрыв всьряхнул дом, как спичечный коробок, пол предательски вырвался из-под ног.

 

Игорь Петрович разломал сухарь, бросил его в бульон. Миномётные разрывы кончились, опять застучали автоматы.

 

Он плохо помнил ту ночь. Вроде бы, несколько раз сознание возвращалось, иначе как объяснить, что очнулся он уже у открытой двери. За окном светало. Держась за стену, Игорь Петрович встал. Пахло гарью. Страшно болела голова, в глазах двоилось. Квартиру было не узнать: выбитые стёкла, опрокинутые вещи, языки пламени у окна.

 

Таня! Игорь Петрович сунул руку в карман, нащупал баллончик с лекарством и бросился к выходу. Упал, поднялся, снова упал. Лестница встретила темнотой и дымом. Вверху грозно ревело пламя. Выбив плечом дверь, он выскочил на улицу, поскользнулся на чёрном снегу, удержался. Напрямик — через детскую площадку, где когда-то играл сам, где строил песочные домики сын.

 

Сзади рвануло, через голову полетели комья грязи. Игорь Петрович не останавливался. Ещё немного, ещё совсем чуть-чуть, дом с бомбоубежищем уже должен быть виден. Должен! Это дым мешает! Он сделал ещё несколько шагов и остановился, ошеломлённый.

 

На месте дома не было ничего. Только куча дымящихся обломков немного возвышалась над грязной землёй. Как?! Этого не может быть! Где же дом? Где все? Таня.… Вот ведь её баллончик…

 

Весна… Остановка трамвая в тени лип. Стук каблучков по влажному асфальту.  Громадный, радостный, враждебный мир внезапно суживается. И нет там уже никого кроме одного человека. Шумные улицы, вечерний сквер над рекой. И вздрагивает нежная кожа под робкими пальцами. Будто удар током.

 

Груда искорёженных кирпичей. Оплавленные куски кровли. Дрожащее жуткое марево.

 

Лето… Лагерь в горах. Тесная палатка на четырёх человек. Двое давно спят. Кромешная тьма гудит от напряжения. Стук двух сердец заполнил всю Вселенную. И нет сил сделать первый шаг. И нет сил его не сделать. Неумелое прикосновение, и губы, благодарно открывшееся навстречу. Мир исчез.

 

Пепел, чёрным снегом ложащийся на землю Догорающие головёшки. Мартеновский гул пожаров за спиной. Несущий смерть перестук металла на том берегу. Взрыв. Удар по перепонкам.

 

Зима… Большая комната, заставленная кроватями. За стенами шумит праздник. Время от времени открывается  дверь, впускает новогодний гул и тут же закрывается. Всё это рядом и одновременно очень далеко. Мир до краёв заполнен одним человеком. Волосы, плечи, грудь. Губы опухли от поцелуев. Нервы обнажены, тело давно требует большего. Хлопает дверь…

 

Заполненная зловонной жижей воронка. Земля, усеянная железными осколками смерти. Обугленный ботинок с остатками ступни. Алые капли крови на снегу. Дикая, беспросветная тоска. Разжимается стиснутая до боли рука, на чёрно-красный снег падает аэрозольный баллончик.

 

Невидимое за дымом солнце прошло зенит. В двухстах метрах, не затихая ни на минуту,  гремел бой. Кто-то с оружием опять пробежал мимо. Разрыв мины снёс  крышу ещё с одного дома. Догорела ступня в ботинке.

 

В измученном мозгу сверкнула искра, и Игорь Петрович поднял чёрное лицо. Как же он сразу не понял? Тани не было здесь. Не было! Она ушла к брату, когда всё началось. Наверное, сейчас уже подходит…

 

Игорь Петрович тяжело распрямил затёкшие ноги, сунул руку в карман. Ключи были на месте. Сделал пару шагов вперёд, вернулся. Наклонился и поднял с земли аэрозольный баллончик. На ярко-жёлтой этикетке расплывалось кровавое пятно…

 

Горячая кружка жгла руки, приятное тепло медленно разливалось по телу. Игорь Петрович машинально заглянул в коробку: куриных кубиков было ещё не меньше двадцати штук. Сухарей — целый пакет. В заснувшем холодильнике высыхала треть палки колбасы. Желудок перестал урчать, вместо этого тяжело заныло под лопаткой. Опять заработали пулемёты, властно включившись в короткие автоматные диалоги. Послышались разрывы гранат.  Передохнувшие “барабанщики” вновь принялись за  свою работу.

 

От того похода в памяти остались одни обрывки. Сначала он сунулся коротким путём, через Беликовский мост. Не вышло: там кипел ад. Пришлось идти к железнодорожному мосту. Где-то около поворота на улицу Ахриева, Игоря Петровича накрыл внезапный язык боя. Несколько мин разорвались почти рядом, срезав ветки деревьев. Снег вскипел от пулемётных очередей. Игорь Петрович бросился в какой-то двор, заполз в щель между сараями.

 

Как когда-то в игре в ключики.

 

Следующая картина. Ночь. Впереди железнодорожный мост через Сунжу. Весь север пылает рваным  багровым светом. Небо рассечено пунктирами трассирующих очередей. Звуки боёв сливаются в один страшный треск. Как будто злой и равнодушный великан идёт через город, ломая, как игрушки, деревья, дома, жизни. Если это не ад, то точно его преддверье.

 

Дальше  — провал. Видимо, он всё-таки перешёл мост, потому что следующей всплывает картинка совершенно незнакомой улочки в частном секторе. Разрушений почти нет, только пара проломленных крыш, да горит двухэтажный дом. Впереди появляются фигурки в камуфляже, и Игорь Петрович мгновенно падает в снег. Ему нет дела до того, кто это. Дудаевцы или федералы, чеченцы или русские. И те  и другие одинаково пахнут смертью. И те и другие одинаково опасны.

 

Район вокзала пришлось обойти по большой дуге, через слабо знакомые места. К дому брата Игорь Петрович подошёл в сумерках. То ли вечер, то ли утро. Звуки боев, громыхавшие до этого почти без перерыва, затихли. Север небосклона расцвечен сполохами пожаров, всё затянуто дымом. Опять пошёл чёрный снег.

 

Квартира встретила целой дверью, закрытой на замок, выбитыми стёклами окон и полной ванной воды. Тани не было.

 

Игорь Петрович аккуратно закрыл дверь, не запирая её на ключ, лёг на пол в прихожей и погрузился в зыбкий тревожный сон. Кода он проснулся, за окном по-прежнему висела мутная мгла. Тани не было.

 

Следующий день Игорь Петрович посвятил наведению порядка. Нашел полиэтилен, затянул и забил окна. Провёл ревизию съестного. Оборудовал миниатюрную кухню. Оттёр и смыл с себя грязь с пеплом. Тани не было.

 

Сколько прошло с тех пор времени, Игорь Петрович не помнил. Уровень воды в ванной почти не уменьшился, а кубики он пересчитать не догадался. За окнами почти постоянно гремели звуки боёв. Они не приближались, но и не удалялись. В доме царила тишина, лишь несколько раз на улице вроде бы слышалась человеческая речь. Можно было подумать, что кто-то всемогущий  невидимой границей очертил оазис спокойствия в океане скорби.

 

Игорь Петрович об этом не думал.         

 

Здравый смысл подсказывал, что надежды нет. Таня не придёт. Её давно нет в живых, а то, что от неё осталось погребено навеки под обломками кирпичей на улице Дзержинского. Тогда Игорь Петрович ложился на диван и часами глядел в потолок. Он ничего не вспоминал, не думал ни о чём. Не было сил жить, и не было сил умереть.

 

Потом в воспалённом мозгу что-то происходило и становилось ясно, что всё это ерунда. Таня жива. Она обязательно придёт, как приходила всегда. Просто сейчас у неё очень трудная дорога. Надо ждать. Как он посмел думать о смерти, ведь в Ставрополе их ждёт сын с женой. А скоро будет и внук. Или внучка. Надо ждать.

 

В такие часы Игорь Петрович лежать не мог. Делать в квартире было нечего, и он разбирал бумаги, прислушиваясь — нет ли шагов у двери. Чего только не скопилось у брата: квитанции, детские рисунки, школьные тетрадки, адреса. И, конечно, фотографии.

 

Целый ящик чёрно-белых мгновений жизни. Под звуки “барабанщиков” Игорь Петрович часами рассматривал ушедшую жизнь. Одну фотографию он взял из ящика, и теперь она лежала на тумбочке у дивана. Рядом с баллончиком от астмы.

 

Игорь Петрович взял кружку с остывшим чаем, поставил его на тумбочку и лёг на диван. Опухшими пальцами взял фотографию. Из чёрно-белого далека ясным взглядом смотрел на него белобрысый мальчишка в белом костюмчике. А сзади высилась парашютная вышка.

 

Так он и не прыгнул с вышки. А ведь как хотелось! Думал, что только стукнет шестнадцать, будет прыгать каждую неделю. Слово давал. Не сдержал, выходит. Может, если бы сдержал, всё бы было по-другому? И Таня сейчас…

 

Долгожданная игла пронзила сердце, и замолчали “барабанщики”.

 

Игорь Петрович вышел из своего тела и стал медленно подниматься вверх. Ясным спокойным взором увидел он измождённого старика на диване. В окинутой руке старик сжимал маленькую фотокарточку. На полу возле дивана валялся аэрозольный баллончик.

 

Легко и  радостно Игорь Петрович поднимался всё выше и выше. Вот уже он миновал крышу, и теперь под ним раскинулся родной город. Разбитая Августовская и проспект Орджоникидзе в руинах. Пылающий институт и остатки Совета Министров. Съёжившаяся от ужаса Гипрогрознефть и улица Дзержинского, похожая на лунный пейзаж.

 

Он поднимался всё выше, пока всё вокруг не сжалось в туннель, в длинный извилистый туннель. И в конце этого туннеля сиял яркий, прекрасный и чистый свет. Он был очень ярок, этот свет, но смотреть на него было не больно.  Игорь Петрович двинулся в этот туннель, и чувство абсолютного счастья охватило его. Сияющий туннель ласково раскрылся и внезапно Игорь понял, что стоит на парашютной вышке.

 

Он на краю помоста, к нему пристёгнут парашют, а под ногами пустота, и море зелени. Сердце готово выпрыгнуть из груди от страха и восторга. Туннель сворачивается и теперь внизу только двое — молодая женщина в белом в синий горошек платье и худощавый мужчина в соломенной шляпе. Они улыбаются весело и грустно.

 

Игорь Петрович делает последний шаг, и вдруг звенящую тишину разбивает полный ужаса детский крик.

 

 

*****

 

 

— А-а-а! А-а-ааа!! Ма-ма! Ма-мо-о-чка!!!

 

— Что такое, милый? Что случилось? Тише, тише, мама с тобой!

 

— Ма-ма! Мама! Не хочу! Ма-ма!!

 

— Всё, ну всё малыш! Тише, успокойся!

 

— Ма-ма! Там такое! Мама, там война, война! Всё горит… всё разбито… развалины…весь Грозный, как эти.…Как Андреевские бани! Всех убили, мама! Всех! А я…я…Ма-маа-ма!

 

— Тише, малыш, не плачь! Тише! Это только сон! Страшный глупый сон! Спи.…А я тебе песенку спою.

 

 

 

                                                Встань пораньше, встань пораньше, встань пораньше…

 

_______________________________________

 

* — стихи Булата Окуджавы.

 

 

 

 

3.144.253.195