ГОРОД 310 (стихи о Санкт-Петербурге)

Я родился и вырос в балтийских болотах, подле

серых цинковых волн, всегда набегавших по две,

и отсюда — все рифмы…

И. Бродский

И отсюда — все ритмы, и ямб на конце — как всполох

Одинокой волны, потерявшей вторую в спорах

Или в ссорах с анапестом, то бишь — с сонливым сонмом

Равнодушных и равноничтожных, скользящих — «Что нам?» -

Без задержек, одна за другою, и мимо, мимо,

Лишь бы всё чин по чину, без плёсканья, мило, мирно.

Но она, потерявшая, будет плескать и брызгать,

Будет торкаться в ноги влюблённых, сидящих близко,

Будет биться в гранит на закате, красна от крови,

Будет долго стучать.

Но и ей, наконец, откроют.

ВЕСНА НА ТАМБАСОВА

Я всегда ощущала весну на Тамбасова.

Дом-корабль отгораживал сад южной палубой.

Я могла бы черемухой школьниц забрасывать,

А была бы зерном — в эту землю упала бы.

Или в чайную розу нечаянно впутавшись,

Вылетала бы, пчёлиха, с ужасом в лоджии

И в лодыжки студенток шарахаясь будущих,

И они бы смеялись, от солнца оглохшие.

Ослепленные щебетом юные женщины,

Хохоча, оступались в щебенку обочины.

Деловитые дамы, заслушавшись Сенчиной,

Забывали на время свою озабоченность.

Даже Лера, старуха, обычно несносная,

Не делила людей ни по взглядам, ни классово,

Позабыла она, сколько лет, сколько вёсен ей,

Померла б, только жалко — весна на Тамбасова.

***

Прозрачен наш осенний Петергоф.

Английской речи, сутолоки, плеска,

Шутих не слышно, шороха шагов,

А мы шумим, безудержно и дерзко.

Что осень нам? Прищурившись слегка,

Играя и любуясь этим светом,

Жить так светло орфеям и аэдам!

И вместе нам не больше сорока,

Когда бы мы задумались об этом.

***

Смятение капель, сплетение веток,

Сеченье листа и расплющенный желудь,

И гравий опять ручейками расколот,

Но парк и прозрачен, и влажен, и редок.

Простая печаль по простуженным травам,

Бесцветная, светлая грусть без аврала,

Забытый когда-то, один среди бала,

Насупленно-скромный Ораниенбаум.

***

Что мне в улицах этих и в этих убогих дворах

В Дровяном переулке, в зеленых клочках — на Марата,

В непарадности арок глухих, в беспризорности птах,

В неподвижности стрелок разбившегося циферблата?

Что мне в этих огромных колоннах и колоколах,

Что мне в тусклых крестах над Никольским собором, и что мне -

Что мне здесь, где три века бессильны Христос и Аллах

Пред проклятьем чухонским, как пред наводненьем в Коломне?

Мне б уехать отсюда скорее — на юг, в Коктебель,

Чтоб не слышать, как шаркает рядом незримый изгой,

Чтоб не видеть, как плачет на мостике мадемуазель,

И Чайковский — с Есениным бродят по Малой Морской.

***

Я бегу за дождём по мостам, переходам и улицам,

За спиной у толпы запинаясь о старый асфальт;

Строят козни дворы; розовея, реклама гламурится.

Ливень — как пианист — расправляет неровности фалд

И готовится дать двухнедельный концерт над Исаакием.

Как по клавишам чёрным, вдоль чёрной бурлящей реки

Я бегу за тобой, пианист, по поребрикам лаковым.

Я умею играть — так сыграем в четыре руки!

Каждый в городе — в нотный значок дождевой закодирован.

Пианист, не спеши с пешеходов срывать капюшон -

Каблуками, зонтами, словами мы аккомпанируем,

И пассажами каждый шагающий заворожён:

То staccato стучишь, то на волны опустишься piano,

Петербург, как рояль, весь дрожит от октав на басах,

Септаккордом деревья измучены, ангелы пьяны,

И внимают тебе Пётр, Сергей, Родион, Исаак,

Все, кто слушал рапсодий осенних рассеянный ропот,

Кто запомнил тональность взыгравшей заливной волны.

Я бегу за тобой, я кричу, забывая про робость:

— Пианист, оглянись! Мне другие дожди не нужны!

18.222.20.30