Летопись Победы

28 октября.
На Украине пройдут торжественные мероприятия, посвященные 60-летию освобождения от фашистских захватчиков. 28 октября 1944 года советские войска завершили освобождение от гитлеровских войск закарпатской Украины. В этот день согласно указу президента Украины в городе-герое Киеве пройдет парад и торжественный марш ветеранов Великой Отечественной войны.

А я что знаю о войне?..
Прочитала в «Новых рубежах» от 21 августа материал Аси Митроновой «Давным-давно была война». Ася пишет, что родилась после 25-й годовщины Победы и задает себе вопрос: «Что я знаю о войне?» Она записала (и это уже не потеряется) те подробности, которые сохранились в семье. Обрывки воспоминаний, факты совсем не исторического, не глобального масштаба, однако это живая правда о войне. Та правда, которую не урезали, не подкрашивали и не умалчивали, как это делали «по идеологическим соображениям» не только в учебниках.
Материал «Давным-давно была война» так тронул душу… Я надеялась, что не только мою, следила за газетой, ждала откликов, продолжения той самой главной правды, которую навсегда уносят с собой те, на чью долю выпала война. Хотелось бы, чтобы таких откликов было больше. Так что же помню о войне я, родившаяся через четыре года после ее окончания?
Помню ничем не объяснимый ужас, который я ребенком испытывала при звуке самолетов. Однажды у тети меня отправили в сад за домом. Как мне там было хорошо! И вдруг — гул самолета. Я бросилась бежать к дому, рыдая в голос. Испугала взрослых, не умея еще толком объяснить, что же случилось. Может быть, от отца, прошедшего войну артиллеристом, передалось это чувство опасности?
Про войну папа никогда не рассказывал. Долго носил шинель. Мне было лет пять, помню половодье, тетин дом и соседский — как острова на воде. Корову, когда вода стала прибывать, привязали на самом высоком месте, у входа в погреб. Но половодье было очень сильным. Корова, отрезанная стихией от людей, не доенная, жалобно мычала. И я помню, как отец в шинели верхом на чьей-то лошади поплыл спасать корову…
Когда мы садились за стол 9 мая, отец не мог донести праздничную рюмку до рта — рука начинала дрожать, он ставил рюмку на стол и закрывал глаза.
Помню, как уже взрослая была в гостях в родительском доме. Шел какой-то фильм о войне. Отец — с улицы, в телогрейке, в шапке задержал внимание на экране. И вдруг — шапка об пол: «Мать их так, да что же это показывают?! Гимнастерочки новенькие, пилоточки…» Даже такое, казалось бы, незначительное несоответствие с тем, что знал и видел он, приводило его в гнев. Вспышки гнева проявлялись нечасто, но бурно. Отец потом сам горевал, что обижал нас. Да, мы обижались, наказанные, как нам казалось, ни за что. Только годы спустя, когда он ни с того, ни с сего стал падать навзничь во весь рост, выяснилось, что и гнев, и эти обмороки — последствия контузии, когда его засыпало землей…
Он всегда мечтал умереть сразу, быстро. Но судьба распорядилась иначе. Поч-ти девять месяцев лежал он, прикованный к постели, не всегда был в памяти. Чтобы он не падал, брат прибил широкую доску, которую мы обмотали толстой простыней. И вот из этого полугроба почти все девять месяцев кричала война. Мама слушала это каждый день, а мы, дети, приезжавшие по очереди и, увы, по возможности — урывками. То, что таилось, то, что он задавливал в себе годами, десятилетиями, — прорвалось. «Товарищ командир! Что же вы делаете? Вы же губите людей! Да стреляйте, стреляйте, я не боюсь…» «Люди добрые! Откройте, дайте воды напоить раненых. Нам надо укрыть раненых! Да что же на вас, крестов нет?..» «Рядовой Козодой, сколько у нас осталось снарядов?..»
…Маме отец рассказывал, что в Крыму, когда они выходили из окружения, в железном ящичке закопали свои награды. Где-то там, наверное, и сейчас лежит его звезда Героя… Он говорил маме, что они долго шли по убитым — ноге негде было ступить. Вышли втроем…
Когда отец умер, мне пришлось шить красную подушечку для наград, которые он получил после. Я не знаю и никогда не узнаю, при каких обстоятельствах он заслужил эти ордена и медали. Они так и лежат в мамином комоде на этой подушечке. И мы с братом ничего не можем рассказать нашим детям и внукам. Как больно, как стыдно, как непоправимо. А ведь папа совсем недавно был рядом…
Г. Огнева.

18.224.70.11