Ночь с генералом

«Выборы, выборы. Кандидаты — пидоры». Это звонит мой мобильник. Такой рингтон не случаен. Мне нравится Шнур, я ненавижу выборы и работаю на пидоров или против пидоров. Есть «черные» риэлторы, «черные» копатели, а я «черный» журналист. Пишу исключительно «чернуху». Про то, какие «белые и пушистыекандидаты, пишут другие. Я так не хочу. Плохо получается. Поэтому и ушел из газеты, так как тошнило от текстов, в которых»аплодисменты», переходили в овации». После первой же написанной фразы «он не жалеет себя ради народного блага» меня переклинивало, и я впадал в ступор. Не могу. А вот о том, что депутат Госдумы украл миллионы и награжден за это правительственной наградой, пишу легко и непринужденно, зло и иронично. Никакой похвальбы. Только констатация факта. Это мое. К тому же быстро пишу. На коленке. С таким набором качеств была мне прямая дорога в «черные» журналисты. И я пошел по этой дороге.

— Слушаю.

— Друг, привет. Тебе удобно говорить?

Это Андрей Теплов. Мой начальник по контрпропаганде. Контрпропаганда звучит благозвучнее, чем «чернуха». Я посмотрел на Настю. Она повернулась набок в кровати, и с любопытством вслушивается в разговор.

— Привет, Андрюш. Ты же знаешь, всегда удобно. Даже, если уже полночь.

Не зло сказал, но с подтекстом. В полночь беспокоить людей неприлично.

— Извини, друг. Но тебе нужно приехать в штаб. Машина за тобой уже выехала.

— В штаб вызывают?

Настя вынырнула из постели и облокотилась на спинку кровати.

— А куда еще меня в полночь могут меня вызвать? К президенту на доклад?

— Ну, мало ли.

Она вновь вернулась в горизонтальное положение. Настя — политтехнолог. И уже третий год моя жена. Я из Москвы, она — из Пензы. Я — в разводе. Жене надоел, а дочь уже совершеннолетняя. У Насти — сын и любимый муж. Но, когда наши пути пересекаются, она моя жена. На период предвыборных кампаний. Из трех последних лет полтора года со мной, полтора года с семьей. Когда разъезжаемся, тот час же забываем о существовании друг друга. Через неделю после объявления очередной даты выборов мы снова муж и жена.

В длительных командировках всегда есть потребность в незатейливом домашнем уюте. Совместный завтрак- ужин, перекинуться парой слов перед завтраком и еще парой после ужина. После 11 лечь спать или заняться сексом. Настя критериям домашнего уюта вполне соответствовала. Могла сварить кофе, пожарить тосты и даже сделать настоящий борщ. В постели была так себе, но зато очень доброй и услужливой. Она старалась. Для командировочного секса старания было достаточно. А мысль, что ты с ней не навсегда, и скоро расстанешься, добавляли определенной остроты в отношениях.

Накануне каждой предвыборной кампании мы с ней списывались и договаривались о том, что будем снимать квартиру на двоих. Это было выгодно. Настя к своей зарплате имела дополнительно 10 тысяч. Такая сумма на жилье ежемесячно полагалась каждому члену команды. Возможно, что тот уют и заботу, которые имел от нее, являлись благодарностью за сэкономленные деньги на квартире.

Настя было очень заботливой женой. Каждый вечер она уходила на кухню и общалась с мужем и сыном по скайпу. Я не вслушивался в их разговоры, но обрывки фраз до меня долетали. Увлекшись разговором, Настя начинала говорить очень громко.

«Купи себе и Павлику куртку», «коммуналку заплати, не забудь», «я тоже скучаю и люблю».

Она и вправду очень любила мужа. Он работал доцентом в местном пединституте. Настя благоговела перед учеными людьми. Поэтому взяла на себя содержание семьи и ученого мужа. «Костик книгу сейчас пишет. Книга просто уникальная. Но ты же знаешь, без денег нельзя ее издать. Вот 100 тысяч ему отправила».

Часть своего благоговения она распространяла на меня. Хотя по ее мнению я был не таким образованным, как Костик. Но я оплачивал не только квартиру, но и питание. И тем самым, как бы оказывался причастным к «уникальной книге Костика».

Настя и сама была далеко не дурой. Смогла вырасти из проверщика подписей в протоколе до политтехнолога. В ее послужном списке уже три избранных депутата. К Настиной карьере в некоторой степени был причастен и я.

Настя мне досталась от Андрея. Он как-то попросил меня занять Настю, так как у него проклюнулась другая женщина. «Слушай, друг, выручай». Я выручил. Некоторое время она жила на два «дома» — со мной и с Андреем. Но так как Андрей одновременно умудрялся жить на три-четыре «дома», после некоторого раздумья Настя сделала окончательный выбор в мою пользу.

В штабе все собрались. Ждали только меня. Все — это Андрей, Федор, лидер местных «едроссов» Бородин и «кошелек» партии Журавский.

— Друг, еще раз извини, что так поздно вызвали, но это очень важно.

Я уже привык к ночным посиделкам. Чаще всего пустым и бессмысленным. Многие вопросы можно было бы решить и в течение рабочего дня или в скайпе. Но партия власти без бардака и ночных совещаний уже не партия власти, а оппозиция.

— Ладно, чего уж там. Давайте к делу.

— Надо принять окончательное решение по поводу митингов 23 февраля. Что и как делаем?

Вопрос задал Федор. Он из нашей команды. Андрей — координатор провокаций, я — идеолог, Федор — исполнитель. Он — исполнитель над исполнителями. Разноска газет и листовок, зачистка печатной агитации конкурентов. В каждом городе, где мы работаем, у него есть команды молодых людей, которые всем этим занимаются. По мере необходимости он еще играет роль технического кандидата. Федор со счету уже сбился, сколько раз и в скольких городах он был кандидатом в мэры, и сколько других кандидатов в мэры угробил. Существует устойчивое заблуждение, что технический кандидат нужен для альтернативности, чтобы конкуренты не смогли бы сорвать выборы. Такой аспект, имеет, конечно, место. Но доминирующая миссия техкандидата заключается в другом. От его имени юристы подают жалобы и иски на реальных конкурентов. Мол, у них неправильно документы оформлены. Юристы могут докопаться даже до запятой. Но главное предназначение Федора, я бы даже сказал его избирательная миссия — организация провокаций против конкурентов. Из пятнадцати лет своей многогранной деятельности только двадцать девять дней работал официально. Единственная запись в трудовой книжке — «подкормщик слонов в зоопарке». У него, конечно, как и у каждого из нас были свои политические предпочтения. Но за них денег не платят.

— Вроде бы все вопросы утрясли. Какие проблемы? — недовольно пробухтел Никита Бородин. Он фактически без пяти минут мэр города от нашей партии власти. В предвыборных агитках его величали «гордостью и надеждой местного отделения партии». «Гордость партии» любил баню и игрушки. В баню он уезжал в пятницу и парился до понедельника. В понедельник его вывозили и до обеда приводили в чувство в кабинете. Придя в чувство, выходил в холл партийного офиса. Порулить. Рулил не партией, а радиоуправляемым вертолетом. В игре Бородин показывал высший пилотаж. У него виртуозно получалось посадить игрушечный вертолет на головы однопартийцев. После удачной посадки любил приговаривать: «Надо же. Не голова, а аэропорт». Между полетами его вывозили на съемки, пресс-конференции и встречи с избирателями. Так в трудах и заботах шло партийное строительство.

— Деньги вам сполна дали. Больше не дадим.

Это решительно подал голос Сергей Журавский. Ровесник Бородина, он выглядел гораздо старше своих сорока лет. Даже я в свои сорок пять выглядел гораздо приличней. Заботы и думы о деньгах старят человека. Как и все кассиры, он был прижимист, но на нужды партии старался не отказывать.

— Дело не в деньгах. У Федора есть интересное предложение. Говори, Федь.

Поддержал товарища Андрей. Он уже знал, что говорить все равно придется ему.

— Лучше ты скажи.

Федор не был оратором. Но в выборах, в которых участвовал техническим кандидатом, исправно набирал свои 1-2% голосов избирателей.

— Хорошо. Я скажу. На митинге «справороссов» ожидается много народу. Сам Смеляков точно будет. Надо организовать контрдемонстрацию и прийти на ту же площадь.

— Все опять «ряженые» будут? — лениво поинтересовался Бородин.

На контрдемонстрацию мы выведем человек сто. Будут несколько настоящих «справороссов», несогласных со Смеляковым. По смете заплатиим десять тысяч на всех. Пусть сами делят.

— Надеюсь не в долларах десять тысяч? — беспокойно спросил Журавский.

— Нет, конечно, — ответил Теплов и продолжил.

— «Ряженых» Федор подтянет. Платим, как и договаривались по 200 рублей на нос. Транспаранты с лозунгами готовы. Когда наша колонна войдет на площадь, организуем драку человек на десять — пятнадцать. С ментами договорились. В драку они вмешаются минут через десять после начала. Сделаем красивую телекартинку. С телевизионщиками я договорюсь. Есть у нас еще одна идея, которая окончательно дискредитирует Смелякова.

Смелякова местные «едроссы» побаивались. Депутат Госдумы, он возглавлял местный список «Справедливой России». Хороший оратор, энергичный и деятельный, этим он отличался от конкурентов. Но точно такой же беспринципный. И обожал «бабло». Это сближало.

— Мы знаем, что Смеляков на митинги любит приезжать за рулем партийного микроавтобуса. Ездит нагло, в любой момент может задавить кого-нибудь. Мерзавец, в общем.

— Это мы все знаем. В чем суть идеи? — спросил Журавский.

— Все очень просто. Смеляков на партийном микроавтобусе должен задавить митингующего, — деловито и спокойно Андрей пояснил суть ноу-хау.

В офисе повисла тишина.

— Это как? Он, что насмерть должен задавить?

Еще раз подал голос Бородин. Впервые я увидел его недоумевающим.

— Покойник, покойник, стоит очень дорого. У партии нет денег на покойника. Вся смета уже сверстана.

Поспешил добавить Журавский.

— Насмерть и не надо. Для дискредитации достаточно, чтобы в результате ДТП митингующему сломали ногу, — пояснил Андрей суть задумки. — Кандидат у нас имеется. Вколем ему по самое «мама не горюй» новокаина, и вперед. Он даже боли не почувствует.

— А, что заманчиво. Тогда Смелякову точно пи… ц.

Бородин осмысливал, какие в таком случае открываются политические и предвыборные перспективы. Сломанная нога добавит ему процентов пять голосов избирателей. Тогда в баню можно будет уезжать до вторника.

— Ты, как Серег? — обратился он к Журавскому.

— Во что нам обойдется сломанная нога? — задал совершенно логичный вопрос Журавский.

— Тысяч в 15-20 ,- ответил Федор.

Журавский задумался. Я не сомневался, что в этот момент он совершал несложные арифметические действия.

— Дорого. А нужного эффекта можем и не получить. Да и стремно, все-таки. Вдруг наш клиент не ногу, а голову сунет под колеса. Наверняка, Федор кого-нибудь «обдолбанного» нашел. На хер нам такие проблемы. Не будем. Оставим эту идею до лучших времен. Какие еще вопросы?

Андрей не настаивал. Экономия партийных денег святое дело.

— Генерал хочет с митинга коммунистов соскочить. Я ему текст написал. Офигительно получилось. Он прочитал и сказал, что не будет с ним выступать на митинге. Говорит, что ему здесь жить, а вы все уедете.

Генералу текст писал я. Он был моим подшефным и представлял дружественную нам партию «Патриоты России».

— Что ж ты такого Вань, написал, что он испугался? — весело спросил Бородин.

— Все по техзаданию, Никит. Мэр города -коррупционер, разрушил ЖКХ, окружил себя коррупционерами. Себе купил пятую квартиру.

— Квартир не пять, а четыре. А так все верно. Чего он испугался? Боевой генерал, называется.

Бородин повеселел окончательно. У этого мэра он пока числится заместителем. Но партия решила, что на этой ответственной должности нужна «свежая струя». Роль «свежей струи» и поручили исполнить Бородину.

— Но генерал готов рискнуть.

Я попытался защитить репутацию боевого генерала.

— За сколько же он готов рискнуть? — спросил Журавский.

Кассиры все-таки неисправимы. Циничны и расчетливы.

— За триста штук.

— Что?

Журавский был вне себя на ярости.

— Да, пошел он…

— Я ему так сразу сказал. В итоге мы нашли компромисс. Он готов выступить на митинге со своей речью за идею. За идею просит 30 тысяч на бензин.

— Он что на танке собирается на митинг ехать? — все еще недовольно спросил Журавский.

— Этого я не знаю. Генерал мне не докладывал, но завтра обязательно спрошу, какая у него модель танка.

— Генерал на митинге нам нужен. Мы потом сделаем видеокартинку, что «Патриоты России» организаторы митинга. Коммунисты окажутся в жопе. Надо заплатить, — твердо и неуступчиво заявил Андрей.

Внешне походивший на «гнилую» интеллигенцию, небольшого росточка, в очках и козлиной бородкой, был самым деле очень жестким и беспринципным человеком. Но свои немалые деньги отрабатывал сполна. И женщины к нему липли.

— Ладно, заплатим, — нехотя согласился Журавский. Он знал, что в таких случаях с Андреем спорить бесполезно.

О том, что на площади будет митинг, свидетельствовали, одиноко бродящие с красными флагами пенсионеры и громко звучащие песни. Основной контингент коммунистических митингов неприкаянные старики, ненужные своей семье или уже потерявшие ее. Компартия оставалась для них единственным связующим звеном с внешним миром. Без флага был только генерал. Но не заметить его было невозможно. В генеральской форме и папахе он смотрелся очень браво.

— Готовы к выступлению?

Я подошел к генералу.

— Готов. А на бензин, когда будет выдано?

— Утром митинг, вечером бензин. Не волнуйтесь генерал, мы же серьезная партия. Если кидаем, то по крупному. За тридцать тысяч даже я вас не обману.

— Можно я в своем выступлении царя Александра Второго упомяну.

— Александра Второго можно. Но больше про царей не надо. Не любят их коммунисты.

Я с любопытством посмотрел на генерала.

— Понял, понял. Я только одного. Цитата у него хорошая.

К началу митинга еле-еле набралось человек сто. Человек пятнадцать молодых людей стояли с флагами «Патриотов России». Каждой партиец обошелся обошелся нам в те же двести рублей на нос. Я дал указание оператору местного телевидения, кого и как снимать, и двинулся поближе к выступающим.

Генерал выступил хорошо. Коротко, громко и ни о чем. Правда, он перепутал Александра Второго с Третьим, когда процитировал любимую фразу отечественных милитаристов всех мастей: «Мои друзья только армия и флот».

— Ну, как?

Генерал подошел ко мне.

— Отлично. Вот вам на бензин.

Я передал генералу конверт

— Пересчитывать не буду. Я вам доверяю.

— Доверять не надо. Но и считать деньги посреди площади тоже не надо. Все, как договаривались. Без обмана. Кстати, приглашаю вас посидеть сегодня в ресторане. Отметим, так сказать, ваш профессиональный праздник. День защитника Отечества.

Он вопросительно посмотрел на меня.

— Все в порядке генерал. Это нас партия угощает. Деньги на бензин останутся в неприкосновенности.

Я похлопал его погону. За тридцать тысяч могу позволить такую фамильярность. Андрей дал мне пять тысяч. «Попей с генералом водочки, надо покрепче его к нам привязать», — сказал он, передавая мне деньги.

Договорились встретиться через час в ресторане «Два Федора». Мне надо было дождаться конца митинга, передать деньги Федору для раздачи «однопартийцам» генерала.

В ресторане разделся не сразу. После второго митинга подряд никак не мог согреться. Митинг «справороссов» прошел строго по плану без косяков. Контрдемонстрация, заказанная драка. Участникам драки дополнительно заплатили еще по триста на нос. Бонус от партии за проявленное личное мужество и героизм.

Я вошел в зал.

— Ваня. Я здесь

Генерал махал мне из-за столика. Перед ним стоял уже наполовину пустой графинчик коньяка.

— Ваша партия такой напиток потянет?

Он разлил коньяк по рюмкам.

— Наша все потянет. За Красную Армию.

Я был краток. Хотелось побыстрее согреться. Мы звонко чокнулись. Закусили и закурили. Через пару минут к нам подошел официант. Я сразу заказал еще бутылку коньяка и закусок. Мы выпили снова, и я окончательно согрелся. Беседа с генералом не складывалась. Я не торопил ход событий. Через две-три рюмки, и беседа пойдет сама собой. Дай Бог, чтобы все только беседой ограничится. Неясные сомнения терзали меня. Не ограничится. Решили выпить по третьей. И можно начинать беседу. Я чувствовал, что генералу уже хочется поговорить и выговорится.

— Иван.

Я обернулся. К столику направлялся мужчина, приветливо, маша мне рукой. Синицын. Вадик. Коллега по перу. Вместе работали на одной предвыборной кампании. Он из «белых» журналистов. Гладко и гадко пишет — «мужественный взор», «усталые глаза», «все для народа». Но больше мы с ним не пересекались. Говорили, что обиделся на партию. То ли мало заплатили, то ли не доплатили.

— Привет, Вань. Какими судьбами?

Он присел на свободный стул.

— Привет. Теми же, что и ты. На кого работаешь? Колись.

— Ну, уж не на поганых едроссов.

— Нашел не поганых? И расскажи, где такие водятся?

— Нашел. Места надо знать. А ты все «чернухой» зарабатываешь»? «Перевертыш» наверняка твоя работа. Хорошо получилось. Рука мастера. Мастерство не пропьешь.

Он многозначительно кивнул на бутылку. «Перевертыш» -газета -фальшивка. Внешне полная копия настоящей газеты, а по содержанию абсурд, доведенный до реальности. Читается очень достоверно.

— Вадик, ты о чем? Какой «перевертыш»?

— Вот, этот.

Синицын к протянул мне газету «Справедливой России». Хорошо дизайнер поработал. Даже колер один в один подобрал. Отличить невозможно. Да и бред получился убедительным. Я, когда зачитывал отрывки из материалов, Федор ржал как ненормальный. Его бойцам предстояло разносить «фальшивку». Особенно удалось письмо в редакцию. Женщина — психиатр пишет. Она, конечно, сторонница Смелякова. Но очень ее смущает тот факт, что он к сорока годам так и не создал семью, а на фотографиях только с мальчиками. Жалостливо-научно получилось.

— Можно мне посмотреть? — спросил генерал.

Я передал ему газету.

— Надо же. Мне ее сегодня в почтовый ящик кинули. Думал, что настоящая.

Я забрал у генерала газету и вернул Вадику. Потом демонстративно чокнулся с генералом и выпил. Вадику не налил. Я недолюбливал этого хмыря, а выпитое сделало меня агрессивным.

— Ты, Вадик, наверное, рамсы попутал. Ты, что не видишь, с кем я выпиваю? С боевым генералом. За Красную Армию пьем, между прочим. За великий Советский Союз.

Генерал одобрительно кивнул. Ему Вадик явно не понравился.

— А ты вместо того, чтобы поздравить боевого и заслуженного генерала, приперся сюда, какую-то херню спрашивать. Ты знаешь, кто он?

После вопроса последовала пауза. Генерал налил коньяку себе и мне. Вадику он тоже не предложил выпить.

— За великую Россию,- провозгласил он тост.

Мы выпили и, не спеша начали закусывать. Вадик пребывал в растерянности, но уйти не решался.

— Наш генерал, — продолжил я, после того, как расправился с шашлыком и заказал еще бутылку коньяка, — первый в списке великой партии «Патриоты России», а я его доверенное лицо. Помогаю ему донести великую правду настоящих патриотов до народа. Только такие люди, как наш генерал, поднимут Россию с колен. А грязь, которая пристанет к коленям, смоем в водах Индийского океана. А ты, продажная шлюха, пришла нам сюда вопросы задавать. Видеть тебя не хотим. Так ведь, генерал.

Генерал не стал просто одобрительно кивать, а встал из-за стола и коротко произнес:

— Пошел вон.

Вадик ушел, молча. Мы так же молча выпили. Без тостов. Прелюдия к беседе прошла.

— Не любишь ты, генерал, творческую интеллигенцию.

— За что вас любить? Из-за таких, как вы мы Союз просрали. Я — боевой генерал вынужден вам продаться за крохи.

«Крохи» — это пятьсот тысяч рублей. Для генерала из провинции вполне хорошие деньги. За остальных «Патриотов России» оптом заплатили еще триста тысяч рублей. Правда, «опт» был невелик. Три человека. Больше желающих встать под знамена «патриотов» не нашлось.

— Мне 60 лет, а я до сих пор, знаешь, какие фигуры на самолете выделываю. Молодые так не могут.

«Это точно», — подумал я. «Фигуры» генерал выделывал еще те. Благодаря отменному здоровью, он не только на самолете летал, но и на молодой бабе женился. Как значится в досье, она моложе почти на 30 лет. Молодой жене генеральского здоровья было мало. Сегодня здоровье есть, а завтра его нет. А надо успеть красиво пожить. Она постоянно требовала от генерала денег и зрелищ. И он пустился во все тяжкие. Генерал занимал солидный пост руководителя филиала крупной страховой компании. Как водится в таких случаях, попался на растрате. Из-за уважения к действительным боевым заслугам генерала уволили тихо, без скандала. Молодая жена дала ему еще шанс, и генерал стал «записным патриотом».

— Давай, выпьем генерал, чтобы ты, как можно дольше мог выделывать «фигуры».

Мы были уже на «ты». Выпивка сближает. Тем более, за чужой счет.

— Нет, ты Вань, поговори в штабе. Скажи, что им должно быть стыдно, такие крохи боевому генералу предлагать. Передай им, что я на все готов. Если нужно всю правду-матку про мэра выскажу. Я ничего не боюсь. Ты понял? Ничего не боюсь. Вань, — он перешел на шепот, — мне триста тысяч позарез надо. Вот так.

Генерал сделал обычное в таких случаях движение ладонью по горлу.

— Передам генерал. Но ничего не обещаю.

— Только не забудь. Если надо, я и про губернатора скажу. Мне терять нечего. Такую фигуру закручу.

Мы уже основательно приложились к третьей бутылке коньяка. Но бравый генерал нити разговора не терял. Я же уже изрядно набрался, но догадывался, о чем говорит генерал. Как глухонемой со стажем, читал по губам: «я — боевой генерал» и «крохи».

— Я- боевой генерал, у меня две «красных звезды» за Афган и Эфиопию. И что? Мне стыдно перед семьей, потому что не могу обеспечить жене достойную жизнь.

Я согласно кивал головой.

— Ты видел мою жену?

Не дожидаясь моего ответа, он продолжил.

— Это такая… Это такая…

Генерал запнулся. Не мог подобрать нужное слово.

— Красавица, — подсказал я. — Давай выпьем за твою красавицу.

— Это такая сука. Ты даже не представляешь. Она в такие долги вогнала меня.

Генерал поставил рюмку на стол и обхватил голову руками. Пауза грозила затянуться. Он мне уже порядком надоел. Уйти нельзя. Осталось только напиться и заснуть. Генерал угадал мои мысли и приказал:

— Наливай.

Проснулся я от звука бьющихся тарелок. Картину, которую увидел, моментально протрезвила меня. Генерал в папахе бегал по залу. Останавливался, подпрыгивал и взмахивал руками. «Самолет изображает», — догадался я. Во, бля, слуги народа. Один с детским вертолетом играется, другой допился до того , что самолетом стал.

— Я — боевой генерал. Бомбил Аддис-Абебу, Кабул. Бу-бух, бу-бух. Я — патриот, а «едроссы» говно, поэтому и не тонут.

При этих словах он подскакивал к столу, хватал фужер и бросал на пол. По количеству осколков на полу, понял, что бомбит он давно. Я быстро расплатился с официантом, тысячу добавил за фужеры. Схватил генерал и повел его на «посадку». На улице едкий и холодный ветер нас протрезвил, но разум не вернул.

Генерал после «бомбежки впал в апатию.

— Как я домой пойду. Пьяный и без денег. Она меня задолбает.

— А тридцать тысяч на бензин? — напомнил я.

— Разве для нее это деньги.

Генерал обреченно махнул рукой.

— Тогда пошли генерал к моей жене.

— Она у тебя молодая?

— Не знаю, но она никогда не видела настоящих генералов. Ей будет приятно посмотреть.

— Далеко идти?

— Нет, минут 15.

— Пошли.

Но сделав шаг, генерал остановился.

— Чтобы лучше шлось, по пути мы заходим во все питейные точки и выпиваем по 100 грамм.

— У меня денег больше нет.

— У меня есть. На бензин. Забыл что ли?

— А как же танк?

— Какой танк?

— Ладно, это я так. Проехали.

«Выборы, выборы. Кандидаты — пидоры». Я открыл глаза. Телефон продолжал петь. Наконец, сообразил, в чем дело.

— Слушаю.

— Привет, друг. Тебе удобно говорить?

— Очень.

Я скосил глаза на то место, где должна лежать Настя. Но вместо любопытного лица Насти увидел генеральскую папаху. Папаха сладко и безмятежно храпела.

3.143.235.104