Доверившись ветру случайному

Fire dance

Многотонный город особенно к вечеру

приобретает свободу оттенков, разгульности ноты

и кипенье, где одиночество лечится,

обычно в субботу.

На центральной улице пятнышки яркие

девичьих юбок, девичьих глаз, выжидающих чуда.

Создают свой быт субкультуры под арками.

Движенье повсюду.

И толпа оправдана музыкой уличной:

в ней беспризорность, хаос, слияние, бытность, свобода.

Караулит ужин собака у булочной,…

в репейнике морда.

По субботам ровно в одиннадцать вечера,

словно тот пёс у булочной, Стас ожидает стабильно

бой огня и девушки, тайной подсвеченный,

волнующий сильно.

Вновь звуки бонга. В магической ярости

она вступает в близость опасную с пламенем диким.

И творятся с телом влекущие странности.

Огонь плавит блики.

Ритмы бонга жестче, когда подбирается

пьяный огонь к распущенным прядям волос, к её шее.

Языками лижет, так нежно касается…

и девушка млеет.

Сто желаний в пластике, в импульсах тела.

Даже запястий ритмика вся окольцована тайной.

Ей бы крыльев пару, она бы взлетела

ввысь птицей отчаянной.

Ощущает Стас: растекается жгущее

в области сердца, приоткрывая мистерии дверцу.

Заполняет он здесь пустое, гнетущее -

неделями греется….

Заполняет он здесь пустое, гнетущее

и понимает: таинство танца постичь не возможно.

Но придет снова с головою опущенной

дорогой проложенной…

Весна истеричная

Сушит губы весна истеричная.

И доверившись ветру случайному

намекаю на драму,

на личное.

Лишь намеки.

Оставлю все тайною.

Шлют пытливые взгляды прохожие -

интерес исключительно к внешности.

Беспокойство быть узнанной ложное.

Вы не знаете тайну безгрешности?

Вы не знаете.

Впрочем, а надо ли?

Откровенным и чистым не выжить.

Кто здесь знает о том, как Вы падали?

Как карабкались к солнцу из жижи?

Глушит майское небо раскатами.

Душат глотку соленые грозы.

В грозовой неизбежности святы мы

лишь пока не касаемся прозы.

Та, что открыла свой остров

Солнце вплелось в твои волосы.

Ветер его вычесывал.

Мягким серебряным голосом

пели росинок россыпи.

Милая, тихая тайною

стала для улиц тесных.

Той, что однажды была в раю

вряд ли уже интересно

вновь одеваться в синтетику,

есть из цветной керамики,

слушать машин патетику,

тешить сарайки-храмики

свечкой за сытого батюшку;

верность свою доказывать;

пятнышки на белых платьишках

горькой слезой замазывать -

в горькой слезе, да застирывать.

совесть свою вымачивать

в душной пылище квартирной.

Сердце на стол «горячим»

ставить под соусом острым

хватит!

Неинтересно

той, что открыла свой остров,

плакать в квартирах тесных.

18.191.103.144