ОДИНЦОВСКИЕ РАССКАЗЫ. ФУТБОЛ (27 марта 2007)

Мы открываем футбольный сезон.

На улице весна.

Я шнурую задубелые, немытые кеды.

Я знаю, что на том конце города мой брат Саня уже сидит в коридоре на ящике с гуталином и ждет папу, а папа надевает спортивную куртку и большие кроссовки.

Я долго собирался и, наконец, выхожу.

Я приближаюсь к поляне. Для нас это - поляна, хотя площадка находится на бугристом холме, посыпана крупным гравием и поэтому называется «на камнях».

Игра уже в разгаре.

Саня руководит толпой маленьких матерящихся футболистов.

- Федь! Давай играть! – издалека кричит мне вратарь Лёха, парень полный, добрый, шепелявый, с задержками в развитии.

И мы начинаем заново делиться:

- Нам вот этого!

- Возьми лучше его, он нормально играет!

- Нам синего!

- Пусть Нéкит за нас идет!

- Скинемся! Я не хочу за них!

- Комано-водано, цу е фа!

Поделились.

Все бегут на мяч, который укатывается в низину, где растут молодые елочки, веревками привязанные к деревянным столбикам, врытым вокруг тонких стволов.

Целая толпа спрыгивает с холма, чтобы завладеть мячом, который скачет всё дальше.

- Мы что, без «ушла» играем? Или с «ушло»? – громко кричит вратарь.

Двое самых активных заигрались с мячом уже возле лавок, где мужики пьют пиво, возле луж, где моются голуби.

Пока эпицентр игры не здесь, мальчик ростом повыше берет Ромика за голову и пытается с силой оттолкнуть от себя ногой.

Ромик отбегает на шаг, пугливо улыбаясь.

Оба смотрят на меня.

- Так, ребят, вы играете, или как? Сторожи игрока, – говорю я агрессору и показываю на Саню (он сейчас – соперник). – А ты, Роман, в защите стой.

Но Саня, несмотря на эти тактические ухищрения, вскоре забивает два гола.

На воротах в противоположной команде - мальчик лет десяти. На нем военная форма: он в камуфляжной куртке и штанах. Зовут Васёк.

На нем солдатский ремень. На нем кепка с надписью «Toyota».

За мячом он ходит медленно, вразвалку, как бы прихрамывая. Пацаны смеются:

– Из армии пришел, устал…

Вскоре наш толстый голкипер опять неуклюже пропускает между ног.

Он держит мяч за полуотодранный кожух, как тяжелую ношу. Противник, забив гол, кричит ломающимся голосом:

- Очкист!

Папа проводит неплохие атаки. Их команда с чудовищной легкостью забивает ещё три.

В чужой команде — пацан с красными губами, розоволицый, с веснушчатым, возмущенным лицом.

Он ленится играть, то уходит с поля, то возвращается обратно, и постоянно задирается ко всем без разбору. Мне, например, он насмешливо сказал, когда увидел, что я ошибся: «Ха! Пас продрюкал!». Парню с надписью «Вагнер» на майке он небрежно бросил: «Ты не Вагнер, а ты фигня!».

После каждого гола наш неторопливый, массивный вратарь (про него на перекладине ворот написано: «Леха здесь не трогай а то укусит»), опираясь о штангу, с мячом подмышкой, спрашивает:

- Федь, а мы сравняем?

- Конечно, сравняем!

- А по пенальти будем?

- Всё может быть...

Воодушевляясь, он хрипло кричит задиристому пацану, не поспевая за собственными словами:

- Мы ещё выиграем у вас медальки! Иди отсюда!

И с силой бьет по сдутому мячу.

Все бегут вперед. В том числе – маленький голубоглазый мальчик, которого никто не замечает.

Он то и дело подтягивает слишком длинные рукава черной куртки, напоминающей тулуп, ходит по полю и разговаривает, кажется, сам с собой:

- Пасок бы! – шепчет, грустно вздыхая.

- Так, давай! Беги вперед! – я хлопаю его по маленькой спине, впервые заметив, что он у нас есть. – Ребята, мы должны сравнять!

Я навешáю с углового, кричу ему: «Открывайся!», и про себя думаю: «Ну, тянись, тянись!».

Он пробегает мимо, не допрыгнув до мяча. И опять ходит по площадке, протяжно вздыхая.

Мы пропускаем ещё и ещё.

Один игрок нашей команды чуть что, сразу ложится и неподвижно лежит на гравии, словно упав замертво. Другой пацан дезертировал, якобы уйдя за водой.

Команда разваливается. Вратарь громко канючит:

- Давай переделимся! Федь!

- Не бойся мяча! Чё переделиваться?.. Выходи на игрока!

- Они слишком сильно бьют…

- А ты бей сильнее! Ребята, собрались! Мы – команда!

Ребята бегут в атаку в ожидании паса.

Защитник, парень постарше, заговорщицки, с нетерпением просит:

- Дай, пну.

- Ну, пни, - говорю.

Мяч случайно попадает по попе проходящей мимо большеглазой девочке с длинными волосами, с веником в руке, которым она машет в разные стороны, бродя по полю.

Её испуг, неожиданность её появления, произвольность полета мяча, – всё вызывает дикий гогот футболистов.

Вдруг мне дали передачу.

Вижу, их вратарь куда-то исчез.

Перепрыгиваю через брусья низких турников.

Бью в пустые ворота… о чудо! - забиваю гол. Наш вратарь вопит яростно, торжествующе.

Меня облепили одноклубники-младшеклассники, хватают за одежду, празднуя гол.

Маленький мальчик в куртке до колен, который только что вздыхал, теперь радостно прыгает:

- Это от моего паса забили! От моего!

И тут я вижу: у них на воротах никого нет. В отдалении вражий сбежавший вратарь-«Военный», упав на того краснощекого парня, который ко всем задирался, зажал его всем телом и в аффекте, озверении гнева лупит кулаками по голове.

Оба повалились на траву и катаются в напряженном клубке драки.

Только и слышно, как первый, потный, выкрикивает:

- Чмо! Чмо!

Второй старается заслониться, хватая «Военного» за подбородок. Вокруг топчутся ребята, боятся влезать.

Мы бежим туда.

По дороге встретили тетку с сумкой, которая остановилась, смотрит испуганно:

- Вы поглядите, как он его мутузит!

Саня без промедления втискивается между бойцами, хватает одного, оттряхивает от другого.

«Военный» стремится вырваться, обманом настигнуть врага.

Краснощекий стоит в замешательстве, потом убегает, перепрыгнув через ограду.

Саня ведет «Военного» к воротам.

Топорщится ворот камуфляжа, задрана тельняха.

Саня приводит его в чувство:

- Он убежал. Он дебил. Успокойся. Всё.

«Военный» растирает слезы рукавом на обиженном лице.

Ребята шутят, осторожно оглядываясь:

- После армии пришел, накачался…

Мы возобновили игру.

Я споткнулся о камень, падаю коленкой в грязь, а сзади, словно стервятник, на мяч уже налетает Саня. Все наши опять убежали в атаку, и никого нет в защите, я поднимаюсь, бегу за ним, и все вокруг, опомнившись, тоже бегут за ним, и я чувствую на бегу, что долю секунды не успеваю, чувствую такой же азарт от того, что не успеваю, что и двое из моей команды, бегущие слева и справа, ту же упругость воздуха – все это сложилось в один замедленный момент, гибкий, плотный, который мгновенно исчезает.

Саня пушечным ударом забивает нам девятый гол. Мяч улетает далеко к подъездам. Опять двадцать пять…

Вдруг кто-то из ребят кричит папе:

- Дядь Андрей, ваш мячик собака ест!

Наш мяч оказался добычей овчарки. Мы зовем её хозяина, который стоит в компании возле подъезда рядом с машиной. Кобель вгрызается в мячик.

Хозяин подает реплики издалека, держа руки в карманах, не подходя.

- Это не наша собака! – орет он, и эхо отлетает от стен домов.

- Значит, можно отстреливать? – восклицает папа в широкий весенний воздух.

- Пали! – ответ гуляет в окрестном бетоне.

Наконец, мяч прикатывается от ноги молодого человека из компании, который даже говорит «Извините», и, сутулясь, уходит.

Вскоре за папкину команду зашел новый смуглый крепыш вместо двух «мелких», которые убежали домой, и забил последний гол.

За строящимся домом садится солнце.

Папе звонит мама, которая возвращается из «Ашана», её надо встретить.

На самом деле, пора.

Саня, папа и я пожимаем маленькие ладошки.

Пожимаем не по годам крепкую и костистую руку «Военного».

Пожимаем руку Лёхе-вратарю в его пупырчатой хозяйственной рукавице для огородников.

Он, запыхавшись, совестливо, с печалью в голосе спрашивает:

- А завтра придете? Завтра вы будете играть?

Ему некуда торопиться, он не ходит в школу, он целый день во дворе, и ему нравится, когда в футбол играет много. Он стирает слюни курткой.

- Ну, может, и придем. Как получится, понимаешь. Много дел.

- А сколько?

- Ну, много.

- И Андрей придет, и Саня? Ты им скажешь?

- Скажу.

- Вы приходùте, Федь.

Запыленный, возвращаюсь домой.

Даша смотрит, как я сажусь за стол в грязной футболке и шортах.

Я хочу рассказать о захватывающем матче, но говорю сплошными междометиями.

Я наливаю в стакан соку, и пью его, жадно двигая кадыком.

Я обнимаю Дашу.

Я говорю, что лет через сто на площадке будут бегать другие дети, или дети детей, или дети детей детей, и я надеюсь, что всё будет в порядке, и они будут играть в футбол и резвиться.

Только драться, конечно, нехорошо…

Даша намекает, что неплохо бы мне помыться.

Я послушно иду в душ, нехотя приподымаясь со стула.

4-5-17 апреля, май, июнь 2007.

Одинцово (Говорова-Чикина).