“Гении”
“Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда”
(А. Ахматова).
Раздался телефонный звонок. Я посмотрела на опознаватель номера - опять Света…
Вздохнув, сняла трубку:
- Аллё.
- Вероничка, привет! – услышала грудной голос подруги. – Ну когда же пойдем-то?
- Света, да я не знаю…Я…
- Ты пойми! Мы дождемся, что Нина сама приедет, и тогда нам с тобой не поздоровится! Она мне каждый день по три, а то и по , прикинь! - четыре! письма пишет, и всё об одном - о том, что у нас практически нет совести. Причем, это я тебе по секрету, она намекает, что у тебя совести намного меньше, чем у меня.
- Света, ты все это уже говорила, но я…
- Вероничка, я понимаю, у тебя много дел, работа, то да сё, но и ты меня пойми! Я, между прочим, тоже мать!
- Свет, а это тут причем ?
- Это я так, - хихикнула она, - К слову. Ну не хочешь понять меня – давай поймем Нину. Ей же обидно.
- Света... – я вздохнула. – Я давно уже сказала: как смогу – так сразу.
- Вот именно, что давно - два месяца не можешь! А я уже компьютера бояться стала! – недовольно сообщила она. – В почту же мне надо заходить, у меня, между прочим, в Москве друзья имеются, и даже один ухажер. Они мне тоже письма пишут, не только Нина.
- Так ты не читай ее письма, и всё…
- Ну ты даешь! Как это – не читай? Человек писал – а я – не читай? Ну ты даёёёшь!!!
Нина – это наша со Светой знакомая поэтесса. И вот в ее жизни случилось очень важное для любого поэта событие – вышла книга. Сто экземпляров, с иллюстрациями…
Несколько книжек она переслала к нам в Питер другому поэту, которого мы со Светой тоже знали. Правда, я - только заочно, из Светиных рассказов, - она твердила, что его стихи превосходны. Я точно не могла ничего сказать – от литературы была далека, в стихах и вовсе не разбиралась, - но, вроде, ничего он так писал, складно.
Нина же считала его гением современности, и именно ему она решилась показать свои книги первому, но с просьбой передать по одной нам со Светой.
Мы должны были с ним встретиться, но у меня никак не получалось – на работе был завал, дома – развал, в душе - грусть Вселенская. Но каждый Божий день мне звонила Света и настаивала на встрече – мол, Геннадий (так звали поэта) тоже на встрече настаивает, и это много времени не займет, он передаст книги – и всё. К тому же, Нину, действительно, было немного жаль. Все же первая книга, и такое пренебрежение этим праздником с нашей стороны…
- …а какие у него образы! - продолжала тем временем вещать Света. – Ты читала про русалку, брошенную в грязь?
- Не-а, - оторвалась я от своих мыслей. – Какой-то странный вообще-то образ.
- Вероничка, глухомань ты этакая! В одной коротенькой строчке столько секса! Он же эротический поэт.
- Это как? – напряглась я.
- Что значит – как?
- В смысле про стихи я поняла, - а он сам?
- Чего – он сам?
- Сам он не того?
- Вероничка, ты о чем ?
- Мне кажется, что любой поэт и писатель пишут о том, что их больше всего тревожит…Я всегда так думала. Вот, Гоголь, например…
- Дорогая моя, давай ты не будешь о литературе рассуждать, ладненько? – Света сама пописывала - была журналистом в одной газетенке, - Причем тут Гоголь вообще? Я же тебе про Геннадия говорю!
- Так я тоже не про Гоголя…
- Так, ну ты совсем засиделась в четырех стенах. Уже бредишь! – буркнула Света. – Давай, в субботу, а это у нас послезавтра, вечерком встретимся. Мужу я твоему позвоню, чтобы не волновался…
- А чего это ему волноваться?
- Мало ли… ты что, не хочешь пообщаться с известным поэтом? Часто видеться с гениями приходилось? Посидим где-нибудь, чайку попьем, задержишься… Кстати, ты одеться как собираешься?
- Света, я еще не собираюсь…
- Никаких - «нет» . Всё. Решено. Я звоню Геннадию, а ты пока думай, как будешь одеваться. Надо, чтобы было богемно, но без претензий. «Чао!» - она бросила трубку.
Я открыла шкаф. Без претензий одеться-то я могла – что ни надень – всё таким и будет, а вот богемно…Я отошла от шкафа и открыла первый попавшийся глянцевый журнал, пролистнула. Сплошные голливудские звезды в дорогущих нарядах, да и не богемно это, наверное…Богемно – это как-то необычно должно быть, своеобразно…Тут я вспомнила про художницу Свистунову, мою соседку сверху. Художница она была неизвестная, потому что давно уже спилась, но толк в богеме знала - это уж точно.
Свистунова открыла не сразу, но тут же полезла целоваться:
- Виктория, как я тебя ждала! Ты умеешь читать мысли! Бери!- она протянула мне початую бутылку портвейна. – И из горла!
Я сделала глоток, чуть не подавилась и, подкашливая, проговорила:
- Привет, мне тут помощь нужна…Я…
Она не дала мне договорить и потащила в комнату, заваленную хламом, дорисованными и недорисованными картинами, бутылками, сухими цветами, какими-то статуэтками, а посреди комнаты на широкой старинной тахте храпел, раскинув ноги, абсолютно голый бородатый мужчина. Я ойкнула и отвернулась.
Свистунова заржала:
- Да не дрейфь, это мой кобелёк любимый, Коленька. Гляди, как я могу!
Я, стараясь смотреть мужчине исключительно в лицо, обернулась. Тем временем, Свистунова сдёрнула с комода какую-то тряпочку и бросила на кобелька. Проделала она это ловко, и тряпочка медленно опустилась именно там, где надо, - прикрыв причинное место.
- Оп-ля! – Свистунова сделал глубокий глоток из бутылки. – Говорил мне батяня – Зинка, тебе в цирк надо идти, а я, дура, не пошла! Вот теперь и вот. – она обвела рукой комнату. – Доживаю… - она мгновенно помрачнела. – Свой безрадостный век…
- Ну, что Вы. – проговорила я. – Вы же художница, творческий человек, богема…
- А ты думаешь, богема мёдом намазана? – всхлипнула она. – Ты думаешь, мне вот этих "Коленек" бесчисленных ублажать от хорошей жизни приходится? – она пнула мужика ногой. – Глаза б мои их не видели…А ты чего, кстати, пришла?
- Понимаете, мне тут надо на одну необычную встречу пойти. С поэтом …
Свистунова прищурилась:
- Никак, решила налево прогуляться? С чего бы это ты, тихоня наша, а? – она захихикала. - Муженек то твой, судя по виду, мужик полноценный.
- Нет, что Вы. Просто… Моя подруга – литератор, и у нее много знакомых…Ну, тоже литераторов. Так вот один поэт известный…В общем, она хочет, чтобы я с ним познакомилась.
- Поэт? – немного пренебрежительно произнесла Свистунова. – Известный? Зна-а-аем мы таких. Не заметишь, как в койке с ним очутишься.
- Да вы что! Он вообще практически гений!
- Тем более. Ладно, проехали, ну, а я-то зачем тебе понадобилась? С собой хочешь взять? – подмигнула она.
- Нет! Вернее, я бы взяла…То есть…
Она махнула рукой:
- Ну и смешная ты, Викусь, что я гениев не видела? Я и сама, в общем-то… - она поправила волосы.
- Я хотела, чтобы вы помогли мне одеться… - проговорила я. – Богемно. И без претензий. – я отвела глаза. – Подруга сказала – надо так.
- А вот это грамотно! - кивнула Свистунова. – Тут я тебе помогу. Пройдемте, барышня, в мою гардеробную.
Покачиваясь, она прошествовала в прихожую, я - за ней.
Свистунова открыла какую-то кладовку, и оттуда обрушился водопад одежды – старой, мятой, пестрой….
- Сейчас… – стала рыться она в куче… - Так, вот это бери, - она выдернула какую-то ярко-зеленую тряпку, - Вот это, это тоже, для акцента и , пожалуй, это… - закидав меня тряпьем, она с трудом закрыла кладовку, - Ну что же, будем создавать образ!
Через полчаса из зеркала на меня смотрело существо в зеленой рубахе, оранжевых клетчатых штанах, заправленных в военные ботинки, на голове у существа красовался голубой берет, а на груди, на зеленом фоне – огромная красная брошь – пластмассовый купидон с луком и стрелами. У существа было мое лицо.
- А вы уверены… - неуверенно начала я.
- Двести процентов! – гордо заявила она. – Поэт будет в культурологическом шоке! Я тебе еще пальтишко свое дам, эксклюзивное, от бабушки досталось, - она сдернула с вешалки нечто бирюзовое, - Его сверху напялишь. Только аккуратней с ним, и верни потом.
В субботу мы договорились встретиться в ресторане «Три медведя», недалеко от моего дома. Я решила чуть-чуть опоздать, и когда пришла, Света уже сидела за столиком напротив худощавого седого мужчины. Между ними стоял наполовину пустой графин с водкой. Надо заметить, что Света была одета очень даже обычно – в черном свитере и джинсах. Мужчина тоже - в обыкновенном сером костюме. Единственная яркая деталь, которая, видимо, являлась богемной – это галстук – очень широкий, длинный и ярко-желтого цвета. Я сняла пальто, берет, хотела по-тихому сорвать с груди купидона, но тут Света меня заметила:
- О! Вероничка пришла! – она встала, подошла ко мне и потащила за столик. – Вот, Геннадий, это Вероника, почитательница вашего таланта.
- Геннадий. – представился он.
Я села за столик поближе к Свете. Геннадий буравил меня взглядом, - «чучело» - наверное, думал он.
Но он внезапно произнес:
- Какие шикарные сиськи.
Я округлила глаза.
Света улыбнулась:
- Геннадий, Вероничка у нас девушка к литературным кругам не привыкшая, не стоит ее так сразу шокировать, - а мне шепнула, - Это комплемент, ты ему понравилась.
Геннадий выдал мне книжку Нины, я тихо его поблагодарила и сделала вид, что углубилась в чтение.
- Водочки, Вероника? – вопросил Геннадий.
- Нет, я не пью водку. Если вина бокальчик…
- Бутылку вина! – сообщил поэт подошедшему официанту.
Когда у всех было налито, Геннадий произнес:
- За то, чтобы наше либидо совпадало с вашим! – и залпом выпил.
- Красавец!... – прошептала Света, а Геннадий обратился ко мне, кивнув на мою брошь:
- Дорогая нимфа, что означает этот обнаженный юнец на твоей солнцеподобной сиське?
- Это брошь. – дрожащим голосом произнесла я.
- Ой ли? – он поднял бровь и шаловливо погрозил пальцем. – Не все так просто.
- Вероничка любит незаурядные костюмы. – сообщила Геннадию Света, а меня пнула ногой под столом, чтобы я, не дай Бог, не начала спорить.
Геннадий стал разливать напитки, напевая под нос:
- Забавляется…он с людьми, - он игриво подмигнул мне, - …и страдаем мы от любви, - он поглядел на Свету и кивнул на меня – мол, ничего такая, - ….и смеется он, и хохочет он, - Геннадий раздал нам бокалы,…- злой шутник, озорник, купидон! Вздрогнем.
Мы чокнулись и выпили. Причем, Геннадий - опять залпом. Не делая паузу, он налил себе еще водки и обратился ко мне:
- Красавица, а ты не могла бы пройтись вон к той стене?
Уже довольно набравшаяся Света засмеялась и пихнула меня плечом:
- Да пройдись, прикольно же!
Понимая, что попала в переплет, я покорно встала и медленно дошла до стены, а потом вернулась обратно.
Геннадий говорил Свете:
- Задницы бывают трех видов, во всяком случае – те, которые я уважаю, - они чокнулись и выпили, - Яблочко, груша и дынька. – он обратился ко мне. - У вас, милашка, яблочко – моя любимая форма.
- Скажите, - внезапно для себя обратилась я к нему, - А как вы пишете стихи?
Он удивленно пожал плечами:
- А причем тут это? Ну, пишу. На компьютере. – он улыбнулся. – Мы же не о стихах пришли разговаривать.
- А зачем? – осмелела я. – И можно я пойду?
Тут в меня вцепилась Света:
- Куда это ты собралась? Нет уж, давай-ка, не разрушай веселую компанию!
- Эх, девчата! – развалился на диване Геннадий. – Хороши-то вы как, вот взял бы и сразу двоих, прямо тут, в туалете… - он закатил глаза.. - …средь мраморных водостепей, где жизнь смертельно в недры льется, я уповал на ваш елей…
- Стихи сочиняет… - тихо сообщила мне Света. – Нет, ну каков, а?
-Мне он не нравится. – ответила я. – Почему он так себя ведет?
-Гений! – воскликнула Света.
- И что, все гении такие? – я сорвала с груди купидона и бросила в сумочку.
Тут Геннадий встал и закричал куда-то в пространство:
- Эй вы, псы щекотливые, я требую балета!
- Какого балета? – зашептала я. – Он совсем уже…пьяный…Давай уйдем.
- Это он о музыке так говорит, - ответила Света, - Понимать надо!
К нам подошла миловидная официантка:
- Мужчина, не шумите, пожалуйста. У нас так вести не позволительно.
- А ты, слуга народа, истеричка коротконогая, лучше не нарывайся! – выкрикнул он ей в лицо, схватил скатерть за край и сдернул всё, стоявшее на столе, на пол. Послышался звон стекла, крики. К нам шли два охранника.
Я вскочила:
- Было приятно познакомиться, меня ждут, - с этими словами я направилась к вешалке, но Геннадий перевалился через стол и схватил меня за рукав.
- Стой, сучечка шаловливая, сегодня будешь ты моей!
- Да что вы себе позволяете? – я стала вырываться из его рук.
Света хохотала на весь ресторан.
Когда к нам приблизились охранники, Геннадий перелетел через стол и, опрокинув на лету каким-то образом диван, приземлился у ног одного из хранителей порядка.
- Мужик, подними диван. – сказал охранник Геннадию, помогая подняться.
- Какого черта? – сплюнул тот. – Он что – твоя личная собственность?
- Заплатите за ущерб и покиньте ресторан! – сказал второй охранник.
- За что платить? – поэт еле держался на ногах. - Балета у вас нет, телки все страшные, водка паленая, ни одной гейши нет. Притон!!
- Держи его, а я пошел за администратором. – сказал один охранник другому и вручил ему полуживого Геннадия.
- Уходим… - тихо сообщила мне Света. - Молча, как будто нас тут не было.
Мы синхронно встали, взяли пальто и дали дёру.
Нас никто не догонял. На улице, отдышавшись, я набросилась на Свету:
- Это что было? Кого ты привела? Я читала его стихи! Их писал другой человек – не этот! Это просто БОМЖ какой-то!
- Ничего ты не понимаешь, - взяла меня под руку Света, - Гении , они все такие, их жизнь так переполнена негативом, что им просто приходится в своих фантазиях создавать что-то особенное, что-то необыкновенно-идеальное… - тут она покачнулась и чуть не упала. –Посади меня в тачку…
Когда Света уехала, я перешла дорогу , чтобы тоже поймать такси, и тут кто-то меня схватил за плечо. Я обернулась и похолодела. Передо мной стоял Геннадий. Он был изрядно помят – галстук полуразвязан, под глазом – фингал. Поэт смотрел на меня пьяным отрешенным взглядом и криво улыбался:
- А давай я дам тебе денег. – сказал он. – Сколько захочешь.
- Зачем? – спросила я, и как раз в этот момент остановилось такси.
- Ну, как зачем, зайдем в какой-нибудь теплый подъезд, там, в лифте…
Не дослушав, я прыгнула в машину.
Потом я сидела полночи у Свистуновой – мы пили портвейн, я рыдала и рассказывала про Геннадия, а она меня успокаивала:
- Вот видишь, что я тебе говорила? Тяжкая жизнь, а не праздник - богема эта. Говорил мне батяня – Зинка, иди в цирк! Сейчас бы по заграницам ездила, а я всю жизнь вот такими гениями восхищалась, думала, что раз гений – все можно…Хотя... – она обняла меня. – Ты знаешь, так оно и есть. Только, к сожалению, радости в жизни они никому не приносят, даже себе... – она тихо заплакала… - Ты, Викусь, иди к своему мужу, и живи спокойно... Не нужно тебе всё это. Для того, чтобы тут выжить, надо внутри что-то особенное иметь, может, даже, и очень гадкое. И, наверное, с детства. Так что не дури, живи спокойно.
Дома меня ждал муж, который помог мне раздеться, умыться, накормил. Он не стал задавать вопросов. Я ничего и не говорила.
Только когда засыпала, спросила, уже почти в бреду:
- Лёш, а тебе какие попы нравятся? Яблочки или дыньки?
- А у тебя какая?
- Яблочко...
- Ну тогда точно не дыньки, спи, -он погладил меня по голове.
Снился мне большой, печальный и очень одинокий желтый галстук, который стоял на грязном, полном отходов, берегу, и безрезультатно пытался стать мостиком, чтобы перекинуться через речку и попасть на другой берег - где было солнечно, сверкал песок, цвели сады и было что-то еще, свeтлое и прекрасное...но что - я уже не запомнила.
18.188.161.35
Введите логин и пароль, убедитесь, что пароль вводится в нужной языковой раскладке и регистре.
Быстрый вход/регистрация, используя профиль в:
- Лёш, а тебе какие попы нравятся? Яблочки или дыньки?"
Хорошо , что она не спросила:" Какие тебе нравятся берега, золотые или серебряные?"
К сожалению, современная "богема" переполнена такими вот гениями. Где- то в комментариях прочитал интересное наблюдение, что если сегодня не вставить матерное слово в произведение, -это все равно, что 20 лет назад не написать: " В соответствии с решениями .....съезда КПСС...."
Видимо, кому-то выгодно моральное разложение, "пипл хавает"....
Рассказ не удивил каким-то изысками, но на злобу дня. Спасибо.