Куртизаны

Вы замечали, что фраза «мы закрываемся» всегда звучит не вовремя и некстати? Особенно в питейных заведениях. После неё остаётся неприятное чувство, будто вас обманули. Всего лишь несколько минут назад вы были уважаемым человеком. Как вдруг… Вы стоите на улице. И, как назло, не один. Потому что разделённое с кем-то унижение не становится меньше, а наоборот, увеличивается пропорционально количеству присутствующих. И ещё вдвое, если с вами женщина. И так важно в такие моменты сделать правильный выбор…

— Ну, что? По домам или…?

Слова повисли в холодном зимнем воздухе едва заметным облаком инея.

— Хорошо посидели, но — мало. Что скажешь, Серый? — худой сутулый мужчина надвинул на уши спортивную шапку и начал пританцовывать на снегу.

Серый, как и положено тем, к кому остальные обращаются за советом, намеренно не спешил с ответом.

— Холодно. — Он сплюнул сквозь зубы и внимательно осмотрел распластавшееся на снегу пятно. — Градусов десять.

— Вот и я говорю, в такую погоду…

— Не суетись, Андрюша. Все будет хорошо. Что скажешь, солнышко? — Серый повернулся в сторону их спутницы.

Женщина с выразительными глазами, в которых отражалось понимание тридцатилетнего опыта, поглубже запахнула пальто и, с присущей, пожалуй, всем женщинам, хоть раз оказавшимся в похожей ситуации, многозначительно произнесла:

— Действительно холодно.

Серый еще раз деловито плюнул себе под ноги и, убедившись в том, что мороз все крепчает, наконец, принял решение:

— Пойдем к Папе Карло.

— Куда? — Андрей оборвал свой танец и с недоумением посмотрел на Серого.

— К кому. Тем более он сам приглашал. Здесь недалеко — даже сопли не успеют замерзнуть.

И не дожидаясь ни одобрения, ни вопросов, Серый взял под руку женщину и уверенно шагнул в темноту переулка. Андрюша было кинулся за ним следом, но вдруг, спохватившись, остановился и бросил через плечо:

— Третий, идешь?

От стены отделилась чья-то невыразительная фигура и равнодушно поплелась за остальными.

 

Невыносимым одиночество становится тогда, когда его не с кем разделить. Даже с самим собой. И за этот последний оплот — внимание к себе, больше похожее на ухаживание, — цепляются те, кому отступать дальше некуда.

Вениамин не считал себя одиноким именно потому, что до сих пор был сам себе интересен. Даже несмотря на то, что к сорока годам за порогом его однокомнатной квартиры остались два развода, три ребенка, многочисленные переезды и целый ящик нереализованных желаний. А впереди, за окном на горизонте еще два-три десятка лет жизни и почти такой же ящик с уже новыми, но вряд ли реализуемыми надеждами. И, тем не менее, а может быть именно поэтому, он был счастлив. Или, по крайней мере, считал себя таковым…

Вениамин закончил накрывать на стол, аккуратно поставив в его центре бутылку шампанского. В тот же миг, словно дожидаясь этого последнего штриха, раздался звонок в дверь. Вениамин поморщился. Он не любил гостей и уж тем более не ждал их сегодня вечером. Но и не открыть тоже было бы невежливо.

— Привет, Веник. Мы к тебе. — Серый улыбался во все свои двадцать шесть зубов, стараясь выглядеть как можно более добродушно.

— Я вас не звал.

— Ну как же не звал. Сам ведь говорил — приходите, мол, на премьеру, проведу. Или забыл уже?

Вениамин поморщился. Но не из-за своей забывчивости, а оттого, что его сейчас пытаются выставить полным идиотом в его же собственных глазах. Мерзко и чертовски обидно.

— Это было на прошлой неделе.

— Слушай, Веник, — Серый подошел к нему вплотную и то ли просящее, то ли угрожающе зашептал, — будь мужиком. Не позорь меня перед бабой. Мы немного посидим, пообщаемся и тихо-мирно разойдемся. А я потом в долгу не останусь. Ты же меня знаешь.

Вениамин его действительно знал. Как и знал то, что лучше впустить.

— О! Да нас ждали, — радостно потирая руки, Андрюша рванул прямо к столу. — А ты говорил, к какому-то Папе Карло пойдем. Зачем? Нам уже и здесь хорошо.

— Стоять! — грозный окрик Серого заставил всех замереть. — Не в хлеву! Обувь, шапки, верхнюю одежду снять. Руки — вымыть. Вежливым — быть. Хозяина — слушать.

И никто не стал уточнять, кого он здесь считал хозяином.

— Вы такой добрый, — женщина мило улыбнулась помогавшему ей снять пальто Вениамину. — Вы один живете?

— Для Вас — да, — он почувствовал, как сладко защемило сердце от терпкого запаха женских духов. — Это «Опиум»? Ив Сен Лоран?

— О, да Вы знаток, — женщина одарила его восхищенным взглядом, который был тут же заслонен фигурой Серого.

— Слышишь, знаток, — бросил он небрежно и не заботясь о том, что его могут услышать остальные. — Не выпендривайся. Сегодня она со мной. Потом, если захочешь… А сейчас не мешай.

У сладкого щемления вдруг появился горький привкус…

Через сорок минут за столом царили гармония и веселье. Всем было хорошо. Даже Третьему, который за весь вечер не произнес ни слова, чем вызывал всеобщее уважение.

— Что это за прозвище такое «Третий»? — спросил в пространство Вениамин, стараясь не смотреть на то, как Серый под столом трогает коленки женщины с его любимым ароматом.

— Да потому что все время лишний, — громко засмеялся Андрюша.

— И Вас это не обижает?

Третий равнодушно пожал плечами, макая хлебный мякиш в банку со шпротами.

Женский смех звучал все громче и вызывающе по мере того, как рука Серого скользила все выше по обтянутому колготками бедру.

Дура, — с досадой вдруг подумал Вениамин. — Он ведь даже не знает, кто такой Ив Сен Лоран».

Неожиданно, как это часто бывает за столом, в ткани общего разговора образовалась прореха, и в наступившей тишине жалобно запищал будильник.

— Полночь, — сухо констатировал Вениамин.

И вдруг с подкупающей детской улыбкой добавил:

— А у меня сегодня день рождения.

Присутствующие недоумевающее переглянулись, не понимая, к чему это было сказано. А когда, наконец, эти слова в их затуманенных головах вызвали нужные ассоциации, то все вокруг снова заиграло яркими красками.

— Старик, поздравляем!

— Ах, как это мило.

— Так я еще сбегаю!

И даже Третий молча, но с чувством, пожал имениннику руку.

— Тихо, тихо! — Серый попытался навести порядок в воцарившемся хаосе. — Старик, ты извини, что мы вот так, без подарков.

— Ничего страшного, — Вениамин был явно смущен, но еще больше доволен всеобщему вниманию.

— Нет, серьезно, скажи, что ты хочешь. Может быть, тебе надо чем-то помочь?

Вениамин задумчиво оглядел незваных гостей, буднично доедающих то, что для него должно было стать праздником. Что они могут дать ему? Вот если бы… Он посмотрел на талию женщины, которую обнимал Серый, и тут же отогнал от себя опасные мысли. Впрочем, одно его желание они все-таки могли бы исполнить.

— Я никогда не выступал на сцене… Ну то есть как… Выступал, но без зрителей. В пустом зале. А если вы все равно уже здесь… И у меня день рождения…

— Какие вопросы, старичок! Я ведь сразу сказал, что мы пришли на премьеру.

— То совсем другое, — Вениамин покраснел от смущения.

— А нам-то какая разница. Давай, Папа Карло, веди к своей потайной дверце.

— У вас действительно есть свой театр? — восторженно спросила женщина, пытаясь освободиться от чересчур навязчивых объятий.

— Ну что Вы, — поведение собеседницы вселило в Вениамина надежду. — Театр государственный. Но в подвале моего дома есть одна старая, давно уже всеми забытая дверь…

 

— Легче было окно с улицы разбить или дверь выломать, чем блуждать в потемках среди труб, — Андрюша с недовольным видом отряхнул с себя паутину. — Я думал, все будет как в сказке, а тут…

— Закрой рот и не скули.

Серый галантным жестом предложил даме сесть в первом ряду и тут же устроился рядом с ней, незаметно указав Андрюше и Третьему на места поодаль.

— А нас не поймают? — женщина с любопытством осматривалась по сторонам, освещая тусклым фонариком небольшой зрительный зал с низкой сценой.

— Солнышко, я тебя уже поймал, — Серый обнял ее за плечи и тихо свистнул. — Давай, Веник, просвещай нас.

Это было восхитительно. Сколько раз, пробравшись сюда ночью тайком, он стоял на этой сцене, глядя в бездонные глаза пустого зала, от волнения и трепета не в силах произнести ни слова. Восторг, зависть и уязвленное самолюбие — вот те чувства, которые он всегда испытывал, наблюдая за игрой настоящих актеров. Как они хороши! Но может он смог бы лучше? И вот сегодня…

То ли алкоголь сделал его смелее, то ли присутствие зрителей — пусть даже и таких — возложило на него ответственность, то ли женщина с кружащим голову ароматом вдохновила его на безумие… Как знать? Но только сейчас Вениамин понял, что такое счастье. Счастье — это… Это… Он искал и не находил нужных слов, чтобы выразить охватившее его чувство. На ум приходили заученные когда-то отрывки из классиков. Он начал произносить монологи и читать стихи, попутно силясь подобрать правильные, а главное, свои слова. Это… Ему вдруг захотелось разделить с кем-то свой восторг. Но не сразу и сиюминутно, а так, чтобы на всю жизнь. Он даже знал с кем. С этой женщиной, так внезапно появившейся в его доме, и которую так бесцеремонно у него на глазах теперь лапает другой. Мерзавец!

Гнев придал ему смелости и сил. Но как сказать об этом, как объяснить ей, что они… Что он… Слова переплетались, словно змеи, жаля и разбрызгивая яд.

— Быть или не быть. Вот с кем — вопрос. Ты думаешь, он любит? Не уверен. — Вениамин подошел к краю сцены, присел на корточки и посмотрел женщине прямо в глаза. — Опиум… Дама с камелиями. В тусклом мерцании фонарей ты, словно женщина полусвета: то ли одета, то ли раздета. Я весь твой. Так будь и ты моей…

— О, артист! Поаккуратнее! — Серый, почуяв неладное, заерзал на месте.

— Ты право, пьяное чудовище…

Не выдержав, Серый схватил принесенную с собой бутылку и нетвердой рукой швырнул ее на сцену. Не разбившись, она покатилась по деревянному настилу, разливая содержимое.

Вениамин поднялся на ноги, быстро настиг новоявленный инвентарь, взял его в руки и, гордо приосанившись, выпил все, что осталось. Потом швырнул бутылку обратно в зал и неожиданно для его состояния правильным хорошо поставленным баритоном запел:

— Куртизаны, исчадье порока!

Хотя бросок был не сильный, удар пришелся Серому прямо в лицо.

— Ах ты ж, падло! — заорал пострадавший и ринулся на сцену, вытаскивая на ходу из кармана нож.

— Сережа, не надо!

— За позор мой, вы много ли взяли? Вы погрязли в разврате глубо…

Схватив за шиворот, Серый два раза ударил Вениамина в живот, каждый раз вонзая нож по самую рукоятку. Затем, оттолкнув от себя недоумевающего именинника, спрыгнул со сцены и, схватив за руку оторопевшую женщину, потащил ее за кулисы, к выходу, в подвал…

Он стоял на коленях, держась руками за окровавленный живот, и улыбался. Умереть на сцене, на глазах у зрителей — разве это теперь не делает его настоящим артистом? И эта женщина с дивным запахом… Где она? Куда она уходит?

— Валим отсюда. — Андрюша вскочил с места, растормошил сонного Третьего и, увлекая его за собой, поспешил за Серым.

Почему уходят зрители? Разве он плохо сыграл?

Вениамин упал навзничь. Улыбка счастья сменилась гримасой боли и отчаянья. Что он сделал не так? Зачем она… Они…

— За что? — Стон вырвался наружу вместе с кровавыми пузырями.

Наливаясь тяжестью, опускаются веки. И уже сквозь полумрак он смутно различает, как обернувшись, Третий неуверенно хлопает в ладоши и с трудом открывая рот бормочет:

— Браво. Браво…

18.217.210.147