ПБОЮЛ Грибов. Всё будет хорошо

Ноги ватные, колики в сердце, голова в тисках — это было уже привычным состоянием для предпринимателя без образования юридического лица Грибова Алексея Николаевича.

Настолько привычным, что организм его не выдержал, и ПБОЮЛ Грибов умер на рассвете в пятницу, двадцать второго декабря в день зимнего равноденствия в возрасте сорока трех лет. Он надеялся умереть двадцать четвертого, в воскресенье, но не получилось. И все-таки везенье вернулось к нему: умер в своей постели, лежа на спине и, уставившись глазами в потолок. Потолок был изумительно белый, слегка раскрашенный желтыми бликами уличного фонаря. Он умер настолько тихо и незаметно, что жена, спящая рядом даже не почувствовала теперь уже вечное его отсутствие. Настолько не заметила, что, проснувшись, пошлепала на кухню готовить мужу завтрак.

ПБОЮЛ Грибов не любил пятницу. Он вообще в последнее время не любил дни, когда надо было выходить из дому, поэтому он ненавидел все дни недели, жалел себя и очень хотел вернуться в прошлую жизнь с гарантированной зарплатой и душевным спокойствием, хотелось стабильной бедности. То, что у нас называется предпринимательством, сделало его еще беднее и несчастнее. Может быть, и были несчастнее. Чужие несчастья могут мимолетно порадовать, но сделать счастливее, вряд ли. Грибова настолько «забили» собственные проблемы, что окружающий мир его уже мало интересовал. Он даже не предполагал, что когда-нибудь пределом его мечтаний станет избавление от магазинчика, который арендовал уже несколько лет. Магазин свой он также ненавидел, как и дни недели. Но при этом очень ясно понимал, что отказаться от магазина в нынешней ситуации практически нереально. Как только он попытается отказаться от магазина придется тут же платить по всем счетам. Счетов же за эти годы набралось количество немеренное. А денег, чтобы расплатиться, у него не было. А были долги, которые нарастали, как снежный ком и достигли таких размеров, что расплатиться по ним могло помочь только чудо. Чуда не предвиделось, а наличие магазина позволяло хотя бы отсрочить оплату долгов. Вот такой был у него бизнес: не деньги зарабатывать, а выплату долгов отсрочить.

Вот так, ненавидя, всех и вся, ПБОЮЛ Грибов вылез из постели, чтобы начать свой предпринимательский день.

Выйдя из подъезда, Грибов направился к машине. Не без труда открыл промерзшие двери повидавшей много на своем веку «четверки». Машина была еще одним объектом ненависти Грибова. Да и как можно любить этот несчастный, раздолбанный «Жигуль», постоянное напоминание о бедности. А ведь еще только полгода назад Грибов разъезжал, пусть не на шикарном, но очень комфортном «Опеле». Еще не повернув даже ключ зажигания, Грибов был уверен, что машина не заведется. Так и случилось: двигатель пару раз презрительно фыркнул и заглох навсегда. Алексей Николаевич не расстроился. Что расстраиваться, если заглохшая машина лучшая из бед, навалившихся на него. Он закрыл двери автомобиля и пешком поплелся к своему магазину, благо, что тот находился совсем недалеко от дома.

Минут через двадцать Грибов уже топтался у закрытых дверей своего магазина. «Чертова продавщица — ругнулся он про себя, — никогда вовремя не приходит». Ругайся, не ругайся, а продавщицу ждать придется, так как ключи от магазина только у нее. Даже, если бы и были ключи, что ему делать в магазине. Утро было морозным, и у Грибова начали мерзнуть ноги. Пытаясь согреться, начал вышагивать от магазина до железнодорожной платформы. Чтобы придать некоторую осмысленность своей ходьбе, он стал высчитывать количество шагов от магазина до платформы. Это его немного отвлекло от грустных мыслей, хотя теплее не стало. Наконец, подошла электричка, из которой выскочила раскрасневшаяся продавщица, возраста неопределенного, но очень энергичная. Еще издали, заметив Грибова, она прокричала ему:

— Николаич, извини. На электричку опоздала.

Она быстро и ловко открыла дверь магазина, пропустив вперед Грибова.

— Опять всю ночь керосинила? — Грибов брезгливо принюхался.

— Да, что ты Николаич. Только чуток перед ужином. Сам знаешь.

— Ладно, хватит врать. Мне твои сказки, во, уже где. — Грибов рукой показал на горло.

В магазине было тепло, что немного, но не надолго подняло настроение Грибову. Он привычно поднял глаза на полки, и мимолетное хорошее настроение мгновенно улетучились: полки были издевательски пусты. Небольшая площадь магазина только подчеркивала его скудость и бедность. Сиротливо стояли дешевые рыбные консервы, одиноко возвышались несколько водочных бутылок и немного скрашивали общий удручающий вид яркие и разноцветные бутылки с водой.

— Товар, Николаич, надо срочно завозить, — участливо заметила продавщица. — А без товара и выручки никакой. Слезы одни. Я вчера только на полторы тысячи и наторговала.

— Знаю, Татьяна. Все знаю. Только что толку от моего знания, — подозрительно безмятежно произнес Грибов. — Давай деньги, будем что-нибудь придумывать. Голь на выдумки хитра.

Он прошел в закуток, который Татьяна гордо именовала «офисом». Главной его достопримечательностью был огромный сейф без замка, поэтому он главным образом использовался, как ящик для ненужных вещей.

— Татьяна, деньги неси.

— Николаич, ты че не понял. Я же тебе сказала, что на полторы тыщи вчера наторговала. За хлеб расплатилась, за колбасу долг отдала. Приезжали вчера. Тебя хотели видеть, — не без ехидства заметила продавщица. — Может, рублей триста осталось. Щас посчитаю.

— Ладно, неси, что осталось. Сам посчитаю.

Утро трудового дня предпринимателя Грибова началось, как обычно: без денег и без надежд на эти деньги. Это ситуация безденежья стала для Грибова привычной. Он настолько сросся со своим безденежьем, что даже и не мог уже представить, что у него может быть по-другому. Его рабочий день был прост и ужасен одновременно: утром попытаться денег занять, а вечером попытаться отдать. В промежутке между «взять» и отдать» Грибов занимался предпринимательской деятельностью: покупал товар, если деньги удавалось занять, выпрашивал товар на реализацию, если денег не было, обманывал тех поставщиков, которым был должен деньги, обещая к вечеру подъехать и расплатиться. От тех же поставщиков, которые уже не верили его обещаниям и пытались его найти, попросту скрывался.

ПБОЮЛ Грибов набрал номер телефона ПБОЮЛ Соболевой Елены Николаевны. Он довольно часто брал у нее в долг. По первости ему было неловко брать у нее в долг. Мужчина — добытчик берет в долг у женщины — хранительницы очага. Но все смешалось в этом мире, и со временем неловкость прошла. А долги почти всегда возвращал с опозданием. Соболева ему эту необязательность прощала, потому что Грибов был очень нежен в постели.

— Да, Алексей, слушаю тебя. — Соболева по определителю номера сразу же узнала Грибова.

— Привет Ленок. Как обычно, с просьбой, выручи деньгами, тыщи три на неделю.

— Леш, сейчас у меня денег нет. Все уйдет на закупки. Ты перезайми у кого-нибудь до вечера. А вечером я тебе дам денег. Все, до вечера. Пока.

ПБОЮЛ Соболева закончила разговор. Грибов не расстроился. Он уже две недели не занимал у нее денег и успел соскучиться по Елене Николаевне. А вечером она даст ему денег, накормит ужином и ненадолго уложит к себе в постель, почти, как в рекламе «три в одном». Впервые за утро Грибов позволил себе улыбнуться. Но и радоваться пока нечему, так как все равно придется у кого-то одалживаться. Грибов знал почти наверняка, что до вечера денег ему одолжит ПБОЮЛ Матвеев Андрей Дмитрич, хозяин соседнего магазина. До вечера ПБОЮЛ Матвеев ПБОЮЛ Грибову, может быть, деньги одалживал и не очень охотно, но не отказывал, не бескорыстно: брал процент, небольшой. Сосед все-таки.

Грибов, не теряя времени, чтобы покончить с самым неприятным и в то же время с самым насущным, направился в соседний магазин.

— Хозяин на месте? — спросил Грибов продавщицу.

— Вон, в подсобке сидит.

Грибов прошел в подсобку и поздоровался. ПБОЮЛ Матвеев, не обернувшись, невнятно ответил на приветствие. Он был очень сосредоточен, он считал деньги. Все, мы в той или иной степени любим деньги, считаем их одним из необходимейших условий существования. ПБОЮЛ же Матвеев деньги считал ближайшими родственникми. Он не любил жену, был в общем-то равнодушен к детям, но боялся мать и ласкал деньги. Грибов жалел Матвеева, считая его глубоко несчастным и ущербным человеком.

— Андрюш, до вечера четыре штуки одолжи.

Грибов не любил слово «штуки», но старался приноравливаться к тем, у кого просил.

— Когда же у тебя деньги появятся? — ПБОЮЛ Матвеев с нежностью перетянул резинкой стопку денег и, наконец, обратил внимание на Грибова.

— Ты же знаешь, зима. Торговли никакой. Вот доживем до зеленых листочков.

— Это, бля, точно. Торговли никакой, — согласился ПБОЮЛ Матвеев. — До вечера, говоришь.

— Да, да, Андрюш, до вечера. Расторгуюсь, к вечеру и отдам.

— На, возьми. — ПБОЮЛ Матвеев ловко отсчитал деньги и протянул Матвееву. — Как обычно, сверху стольничек.

— Да, да, конечно, Андрюш. Как обычно, — затараторил Грибов, у которого от четырех зеленоватых бумажек мгновенно сменились настроение. Если еще десять минут назад он каждой клеточкой тела осознавал унизительность своего положения, то от ПБОЮЛ Матвеева Грибов вышел человеком, совершившим только что выгодную сделку. Грибов легко относился к деньгам. Он не был жадным, а скорее даже расточительным. Это, как ему казалось, делало его независимым человеком. И чем больше и дальше он влезал в долги, тем беспечнее тратил чужие деньги. Словно ему хотелось крикнуть всем: «Вот смотрите, вот я какой. Плевать я хотел на ваши деньги. Я не такой, как вы».

— Николавна, давай список на товар. Сейчас поеду на закупку, — еще на входе в свой магазин прокричал Глебов.

Продавщица протянула список, составленный еще с вечера. Грибов просмотрел список и озадачился. Чтобы все купить, требовалось не менее, десяти тысяч, у него в лучшем случае около четырех с половиной наберется. Но и к такому повороту он был готов, потому что этот поворот был знаком ему до мельчайших подробностей, и, дочитывая список, Грибов уже знал, что и как будет делать. Он даже сейчас гордился своим умением быстро просчитывать ситуацию и найти выход из нее. Положив список в карман, Грибов направился к выходу.

— Все Николавна. Я поехал, часика через три буду.

— Товар-то мне ждать?

— Обязательно.

— Слушай, Николаич. Забыла спросить. «Социальных» сегодня отоваривать?

— Конечно.

— А может не стоит. И так денег нет. Они не обидятся.

— Нет. Отоварь обязательно. Тысяча нас не спасет, а бабульки помянут нас добрым словом.

«Социальными» были несколько местных пенсионерок, которым Грибов раз в неделю на небольшую сумму бесплатно отпускал товар. Грибов по собственному почину помогал им, но нигде свою инициативу не афишировал. «Добрые дела мне и так зачтутся», — частенько он говаривал сам себе.

Грибов направился к дому. Он был уверен, что сейчас сядет в свои «Жигули», и машина заведется. Раз ему улыбнулась удача в виде четырех заемных тысяч, то машина просто обязана завестись. Для кого-то удача встретить красивую женщину, еще для кого-то совершить кругосветное путешествие, кому-то удачей покажется заработать миллион, а ПБОЮЛ Грибов посчитал удачей перехватить до вечера четыре тысячи рублей и завести раздолбанную машину. Ожившая машина могла бы стать знаком удачи и залогом будущего счастья на том свете. Но не может быть все только черным-черно: очень хочется, чтобы появились белые полосы. Господь видит, как мучается и страдает ПБОЮЛ Грибов: добрый, нежный человек, но Господь никогда не испытывает человека так просто. Где и что Грибов сделал не так?

Сколько не крутил Грибов стартер, машина так и не завелась. Алексей Николаевич вновь впал в утреннее отчаяние. Но, но… в магазин нужно каким-то образом доставить товар. И, прежде всего водку — основу благосостояния любого магазина. Можно обойтись без колбасы или масла, но без водки никогда. Алексей Николаевич вылез из машины и направился домой. В квартире никого не было: жена на работе, дочка на учебе. Постояв в раздумье несколько мгновений посреди комнаты, Грибов направился к телефону.

— Доброе утро. Это фирма «Казбек»? Вас ПБОЮЛ Грибов беспокоит.

— Слушаю вас.

— Танечка, здравствуйте. Это Грибов беспокоит. — Грибов привычно перешел на просяще-заискивающий тон. — Мне бы водочки с доставкой организовать.

— А деньги есть, чтобы расплатиться. А то, как в прошлый раз получится. Машина приехала, а денег у вас нет.

— Досадное недоразумение. Сегодня я деньги в магазине оставил. Все будет в порядке. Не волнуйтесь.

— Ну, ладно. Диктуйте.

Грибов быстро надиктовал небольшой заказ и повесил трубку. Одно дело сделано. На водку уйдут все деньги. Теперь Грибову предстояло решить другую задачу: взять товар без денег. Схема решения этой задачи была им отработана, главное, суметь ее реализовать. Обычно получалось без проколов. Грибов обладал талантом располагать к себе людей, вызвать доверие. Это в нем осталось еще от прошлой жизни. Грибов откинулся в кресле. «Посижу полчасика, и поеду», — решил он для себя. Неожиданно Алексей Николаевич обратил внимание на книжные стеллажи. Еще несколько лет назад домашняя библиотека была предметом его гордости. В ней не было раритетов, но книги были подобраны со вкусом. «Даже денег за них нормальных не выручишь», — подумалось Глебову. Он бы без сожаления расстался со своей библиотекой, если бы это могло его спасти. Но кому нужны сегодня его книги. Да и сам Грибов практически перестал читать. Он просто физически уже не мог читать. Книга требовала внимания, а он не мог элементарно сосредоточиться. Вечерами, пытаясь осилить хотя бы несколько страниц, он постоянно отвлекался на одни и те же мысли, такие же однообразные, как и его домашние вечера: где взять деньги, чтобы отдать долги? Где взять деньги, чтобы завтра купить товар? Где взять деньги на одежду для жены и дочери?

Грибов встал с кресла и подошел к книжным полкам. Глазами отыскал когда-то самые любимые им книги — сборники научных работ, в оглавлении которых была и его фамилия. «Неужели торгаш Грибов и ученый Грибов один и тот же человек?» — неожиданно подумалось ему. Алексей Николаевич повернулся к зеркалу. «В какое же дерьмо я превратился — Грибов обнял ладонями щеки. — И ведь некого виноватить кроме самого себя. Хотелось материального благополучия, независимости, а получилось все с точностью до наоборот. Господи, как же я устал. За что же ты меня, Господи, так наказываешь? Неужели нет других грешников кроме меня. — И уже вслух у Грибова вырвалось. Помоги мне Господи, пожалуйста. Подари мне хотя бы смерть тихую и нестрашную».

Для ПБОЮЛ Грибова жизнь была невмоготу, но смерти хотелось такой, какую он еще минуту назад просил у бога. Мы не вправе знать, когда пробьет наш час, поэтому пока приходилось жить. Алексей Николаевич тяжело вздохнул и вновь взялся за телефонную трубку.

— Добрый день, будьте любезны Бубнова.

— Я слушаю, — отозвался Бубнов.

— Виктор, привет. Это Грибов Алексей. Я к тебе, как всегда за помощью. Поможешь?

— Смотря, какую помощь, будешь просить.

— Да товар отпусти мне в отсрочку. Тысячи на три-четыре.

— Ты, вообще, совесть-то имеешь. Ты за предыдущие две поставки не расплатился, и еще просишь. Нет, не могу отпустить.

— Я все понимаю, но очень рассчитывал на твою помощь, — голос Грибова стал потухший, а интонации поникшие. Он так надеялся на помощь Бубнова. — Ты же знаешь, что зимой торговли никакой. К весне все будет по-другому. Расторгуюсь. Ты же знаешь.

— Я-то знаю. Зимой всем тяжело. У всех есть проблемы. В том числе и у меня. А ты меня еще своими проблемами нагружаешь. Зарабатывай денег больше, трать меньше. Что я могу тебе еще посоветовать?

— Да, как я их заработаю без товара. Вить, помоги. Больше не к кому обратиться. Я, может быть, сразу после нового года с тобой рассчитаюсь. Я очень надеюсь, что расторгуюсь на праздники.

— Ладно. Упросил, — сдался Бубнов. — Но учти, что больше так я помогать тебе не буду. Я, все-таки не благотворительный фонд.

— Огромное тебе, Вить спасибо, — Алексей поблагодарил очень искренне, хотя и мелькнула гнусненькая мысль о том, что, как он может расположить людей к себе.

Грибов повеселел. Удалось решить еще одну проблему, казавшуюся неразрешимой. Преодоление трудностей стало смыслом его жизни в последнее время. Именно трудности поддерживали в нем определенный жизненный тонус. Окажись он в ситуации, когда все идеально, Грибов бы, наверное, сник, и попытался бы создать себе какие-нибудь трудности. И вряд ли бы в идеальной ситуации он повстречал бы таких людей, как Бубнов.

Бубнов был из местных. Он и в прошлой жизни крепко стоял на ногах. И в новой — один из самых удачливых предпринимателей в районе. Знакомство Грибова с Бубновым было чисто деловым и достаточно мимолетным. И, тем не менее, даже в этих мимолетных встречах они испытывали друг к другу взаимную симпатию. Грибов ощущал в этом не сильно образованном человеке удивительную доброту к людям, что редко встречается в мире «купи-продай». Бубнов умел считать деньги, и в то же время не умел отказать тем, кто нуждался в его помощи. И Грибов, как человек наблюдательный, быстро разглядел за бубновской внешней суровостью эту черту его характера. Он скоро понял, что Бубнов жалеет его и сожалеет о нем. В прошлой жизни Грибов может быть, и оскорбился бы такому сожалению, но только не в этой. Его нынешняя жизнь — бизнес, а на жалости к себе можно неплохо заработать. Грибов уже не помнил или не хотел помнить, когда он перешел ту черту между нравственно и безнравственно. По крайней мере, сегодня он считал в порядке вещей использовать нормальное человеческое отношение к себе, как средство извлечения прибыли. Пусть мизерной, может даже призрачной, но прибыли.

ПБОЮЛ Грибов вернулся в магазин. Но, если бы знал, что его поджидают очередные неприятности, то лучше бы не возвращался. В магазине его ждал представитель одного из поставщиков, которому он уже почти полгода не отдавал деньги за товар.

— Женя, привет. Как дела? Как торговля? — как можно жизнерадостнее начал Грибов.

— Добрый день, Алексей Николаевич, Вот приехал узнать, как у вас дела, — ответил Женя, молодой человек, лет двадцати пяти, которому было очень стыдно требовать с человека, который на много старше, деньги. В нем не было той нахрапистости и жесткости в общении с клиентом столь необходимые торговым представителям.

— Дела Жень, если честно, так себе, торговли почти никакой, — доверительно сообщил Грибов.

Грибову было даже слегка стыдно, что он уже полгода водит этого мальчика за нос. Был бы на месте Жени другой, понастырней, Грибов давно бы деньги вернул. А этот каждый раз довольствуется грибовскими обещаниями, типа: «приходите завтра». Не кричит, не угрожает, а только удивленно вопрошает: «Как же так, Алексей Николаевич, вы же обещали».

— Алексей Николаевич, вы знает, сколько вы должны нашей фирме? — словно стесняясь собственной наглости, спросил Женя.

— Точно не помню. А сколько по твоим подсчетам?

— Пятнадцать тысяч.

— Ничего себе, — присвистнул Грибов, изображая удивление. Он не хуже Жени знал сумму долга, но каждый раз изображал из себя рассеянного и забывчивого человека.

— Что делать-то будем?

— Что-нибудь придумаем. Николавна, сколько у тебя в кассе? — обратился он к продавщице.

— Да, нисколько. — Продавщица, как обычно подыграла Грибову, хотя в кассе какие-то деньги были.

— Совсем что ли торговли нет? — почти искренне удивился Грибов.

— Да откуда ей взяться-то торговле: ни товара, ни покупателей.

— Вот такие у нас дела, Женя. — Грибов вытащил из кармана деньги и передал Жене. — Вот тебе полторы штуки. Больше нет.

— Огромное спасибо Алексей Николаевич, — Женя искренне обрадовался, так как не надеялся получить с Грибова хоть что-то. — Очень рад, что процесс пошел. Когда к вам теперь заехать?

— Недельки через две приезжай. Что-нибудь еще наберем.

Грибов отдал часть денег, приготовленные к оплате за водку, но расстроился не очень сильно, так как он сегодня по-настоящему сделал доброе дело: начал платить долги. Отдавая долг, он ощущал себя чуть ли не благодетелям. Люди уже потеряли надежду получить с него долг. А он, вот, пожалуйста, возьмите. Грибов распростился с Женей и обратился к продавщице:

— Что там, у тебя Николавна в кассе?

— Да рублей семьсот будет.

— Вот тебе еще полторы. За водку расплатишься. Если не хватит, скажешь, что хозяин завтра утром подвезет оставшуюся сумму.

— Не беспокойся, Николаич, все сделаем.

Продавщица эту нехитрую операцию производила уже не единожды, и не без удовольствия подыгрывала Грибову.

— Еще от Бубнова товар придет, — продолжил он. — Денег отдавать не надо, я обо всем договорился. Поняла?

— Что ж тут непонятного? Товар принять, денег не платить.

— Цены тебе, Николавна, нет. Все на лету схватываешь. Ну, ладно. Пойду домой, отдохну пару часиков.

— Иди, иди отдохни. Не беспокойся. Все сделаю.

ПБОЮЛ Грибов направился домой. Вот еще отвоевано пара часов безмятежной жизни. Не нужно общаться с поставщиками, не надо думать, где взять деньги. Можно и нужно просто отключиться на пару часов. Дома Грибов открыл Евангелие. Он открывал его каждый день и прочитывал две-три странички. Уже на первой же странице он задумывался не о прочитанном, а о том, зачтется ли ему в той жизни постоянное чтение Евангелия или о том, дарует ли ему Господь тихую и незаметную смерть, или о том, что всех долгов ему все равно никогда не отдать. Грибов не жаждал смерти, а просто ждал ее, как самое простое решение тех проблем, которые он сам себе и создал. В такие минуты ему было жалко не только себя, но и жену, которой обещал райские кущи, а поместил в подмосковную «хрущобу». Он ценил ее преданность и терпение, которые заменили когда-то пылкую любовь. Это была преданность собаки к хозяину, которого невозможно поменять.

Грибов посмотрел на часы. Пора звонить Соболевой.

— Ленок, это опять я. Ну, как? Мы встречаемся сегодня?

— Нет, Леш не получится. Сегодня сын ко мне с невесткой приезжает. Давай как-нибудь в следующий раз.

— Ну не получится, так не получится. А как на счет моей просьбы?

— Леш, и деньгами сегодня не смогу помочь.

— Нисколько не сможешь.

— Нисколько. Сто-двести рублей тебя ведь не спасут?

— Нет, не спасут. Ладно, Лен, спасибо. Будь здорова.

— Не расстраивайся, Леш. Все еще будет хорошо. Пока.

ПБОЮЛ Грибов расстроился. Так как наперед знал, что хорошо уже не будет. Еще предстоит неприятнейшее объяснение с Матвеевым, у которого взял в долг до вечера… Грибов живо представил, как это будет выглядеть. После семи Матвеев начнет названивать, кричать и материться, требуя деньги., а он будет просить его подождать до завтра. Матвеев в ответ начнет еще громче кричать, что он на эти деньги рассчитывал, что его достала уже эта грибовская безответственность, но все же согласится подождать до завтра, но с дополнительным «стольничком». Грибов же, получив спасительную соломинку, тут же бодро ответит: «Конечно, никаких проблем». Разговор с Матвеевым будет последней неприятностью в этот день. И с семи вечера до семи утра будет жизнь Грибова легка и безмятежна. А утром, как обычно, не захочется открывать глаза, потому что снова надо идти в магазин, смотреть на пустые полки и думать, где взять эти гребаные деньги. Сначала отдать долг Матвееву, потом, унижаясь, снова у него взять. Весь день потом думать, как вернуть долг. А вечером, до семи, ждать звонка Матвеева, а потом до семи утра тешить себя иллюзией, что все еще будет хорошо. И наступит еще одно утро, и надо будет… Что будет, он не додумал.

Грибов посмотрел на часы, уже четвертый час. Скоро из школы вернутся жена с дочкой. И будут они: муж, жена и дочка находиться остаток дня вместе, не представляя, как им избавиться друг от друга. А, то, что они друг другу в тягость, у Алексея не было никакого сомнения.

Грибов иногда раздумывал о самоубийстве, но никогда не помышлял о нем. Страшно вот так сразу умереть. Лишишь себя жизни, а потом выяснится, что все еще могло наладиться. Под «наладится» в последнее время Грибов понимал только наличие денег. Да и потом он хорошо знал, что самоубийство не одобряется церковью. А Грибов, как почти верующий и очень уставший человек, хотел спокойной загробной жизни. Поэтому оставалось только ждать, когда смерть придет сама. «Хорошо бы, если бы она пришла ко мне во сне. Тихо и незаметно, — не раз размышлял Грибов.- Лег и не проснулся. И нет проблем».

Но, если уж день не задался, то все идет не так, как хочется. ПБОЮЛ Грибов так и не смог умереть в день зимнего равноденствия с пятницы на субботу. Тихая и безмятежная смерть во сне ему всего на всего только привиделась. Он просто уже не мог не умереть, но все случилось совсем не так, как бы ему хотелось.

Тело ПБОЮЛ Грибова, скрюченное и запорошенное снегом, обнаружили тридцатого декабря в овраге за домом. Вроде, как сердечный приступ, так как Грибов в последнее частенько жаловался на сердце. Но кто-то из соседей видел его в тот день сильно пьяным, поэтому предполагают, что он просто заснул и замерз.

3.138.122.90