Попы разгулялись на на шутку. ВМФ под давлением РПЦ отказывается от участия Нептуна в театрализованных праздниках
Сегодня день ВМФ. По традиции в городах России, где имеются флотские части, проводятся празднества. Приглашенные туда попы скуксили рожицы, увидев Нептуна. Обычно он по сценарию подобных мероприятий появляется ближе к концу военно-морского парада в сопровождении русалок и морских чертей. Никакого язычества тут, конечно, в помине нет, это просто флотская юмористическая традиция, кстати, отраженная даже в книге и мультфильме «Приключения капитана Врунгеля».
Однако — это только на первый взгляд! На самом деле Нептун — страшный грех, который следует запретить немедля.
Православный маразм крепчает, Россия все больше удаляется от звания цивилизованного государства и впадает в клерикальное мракобесие.
СМИ: «НЕПТУНА И РУСАЛОК БОЛЬШЕ НЕ ПРИГЛАСЯТ НА ПРАЗДНОВАНИЕ ДНЯ ВМФ, НЕ ИСКЛЮЧЕНО, ЧТО РЕШЕНИЕ ПРИНЯТО ПОД ДАВЛЕНИЕМ РПЦ
«Со следующего года, Нептун, русалки, черти и прочая подводная «нечисть», которая раньше неизменно сопровождала флотские праздники, станут на них «персона нон грата», сообщил «Интерфаксу-АВН» представитель ВМФ. По его словам, подобного мнения придерживаются и представители РПЦ. «Трудно не согласиться с нашими гостями, которые сегодня весьма деликатно высказали мнение, что языческим персонажам, отсутствовавшим во время Всемирного потопа на борту Ноева Ковчега, не место и на празднике православного морского воинства», — сказал представитель ВМФ.
В первый раз РПЦ запретила Нептуна на детском празднике в одном из сел в Воронежской области. Тогда это казалось локальным происшествием, отмечает NEWSru.com».
Господин флотский начальник, получивший накачку от поповского начальства, несет полную пургу. На Ноевом ковчеге не могло быть никакого православного воинства за отсутствием православия в те стародавние времена. Легенда про потоп — древнееврейская, хотя и заимствованная евреями у соседних народов. А аллегорические фигуры древних божеств во время флотских и государственных праздников приветствовали и поощряли просвещенные российские монархи.
Что должна опровергать РПЦ? И зачем?Не возражаю. Давайте подождем и посмотрим.Это будет большой минус флотским начальникам и директорам детлагерей. Надеюсь, все же, что у них хватит ума не повторять всякие глупости.Да, но это не должно волновать того, кто захочет отпраздновать день Нептуна с костюмированным шествием. А вот если волнует, то это уже его идиотизм, а не чиновников.Церковь — понятие слишком общее. Один священник усыновил и воспитывает 20 сирот, другой на белом кабриолете пьяный сбивает человека.
Здесь важно мнение вполне конкретных людей, ибо идиотизм, к великому сожалению, имеет место быть не только в чиновничьей среде. Хотя, повторяю, решение принимают не в церкви.
Можно и поближе что-нибудь найти, скажем, таш-буран в исламских странах считается нормой, но в России даже мусульмане вряд ли когда-либо признают общечеловеческой ценностью право здоровых мужиков публично забить камнями женщину, пусть даже изменившую мужу.
Можно и еще ближе: однополые браки даже в толерантной донельзя Европе воспринимаются публикой совсем неоднозначно. Сказать, что это общечеловеческая ценность было бы не совсем корректно. Хотя, казалось бы, человек волен распоряжаться собственной задницей по своему усмотрению.)))По-разному выходит. Священника себе найти это как врача: анатомия и физиология у человека одна, а врачи разные. Кого-то больные любят и знакомым советуют, а кого-то не жалуют.
Что касается общечеловеческих ценностей, они есть. И совсем даже не расплывчатые. Повсеместно люди больше уважают умных, честных, добрых, справедливых, бескорыстных. Не любят подлых, лживых, злых, заносчивых, жадных.
Что касается мусульманских обычаев — это все та же авраамистическая религия, просто она моложе христианства. В средневековье у христиан было не меньше забавных затей. Это сейчас, когда наступила эпоха гуманизма, атеизма и уголовного кодекса, запрещающего расправы над инакомыслящими, христианские обычаи казнить за отступление от веры не применяются. А раньше это было в порядке вещей. Так что не вам заноситься перед мусульманами, у вас у самих рыло по уши в пуху.
Что касается сравнения с врачами… Врачи, конечно, практикуют метод плацебо, случается, от безысходности. Вы же лечите только этим методом — только ложью, других лекарств в вашем арсенале нет. Ложь, только ложь, только средневековые сказки.
Стесняюсь спросить: а каков критерий оценки здравого смысла? Что, по-вашему, является мерилом здравости? Вы уверены в том, что ваш смысл здрав стопроцентно?А вам кажется, что нет, не так ли? И кто, по-вашему, будет определять «да» или «нет»?Ни один нормальный верующий никогда такого не скажет. Я, к сожалению, не могу вставить ссылку, поэтому позволю себе вставить приличный кусок из автобиографической книги архимандрита Тихона Шевкунова «Несвятые святые», который очень хорошо иллюстрирует, как религиозность, пост и молитва «выключают» тягу к самосовершенствованию и кем себя считают монахи по отношению к окружающим. Описываемый эпизод относится к времени, когда Шевкунов проходил послушание в Псково-Печерском монастыре в начале 80-х.
«Два года я ежедневно после своих послушаний читал Неусыпаемую Псалтирь. Это такая особая традиция, когда в монастыре не прекращают молитву ни днем ни ночью, попеременно читая Псалтирь, а потом, по особым помянникам поминают множество людей о здравии и о упокоении.
Моя череда приходилась на поздний вечер — с одиннадцати часов до полуночи. На смену мне приходил схиигумен Мелхиседек. Он продолжал чтение Псалтири до двух часов ночи.
Отец Мелхиседек был удивительный и таинственный подвижник. Кроме как на службах, его почти не было видно в монастыре. На братской трапезе он появлялся только по праздникам. Но и за столом сидел, склонив голову под схимническим куколем, и почти ни к чему не притрагивался.
Великая схима в Русской Церкви — это высшая степень отречения от мира. Принимая схимнический постриг, монах оставляет все прочие послушания, кроме молитвы. Ему, как и при монашеском постриге, вновь меняют имя. Епископы-схимники складывают с себя управление епархией, монахи-священники освобождаются ото всех обязанностей, кроме служения литургии и духовничества.
Отец Мелхиседек появлялся под сводами небольшого и слабо освященного Лазаревского храма, где читали Неусыпаемую Псалтирь, всегда за минуту до того, как часы на монастырской колокольне должны были пробить двенадцать. У царских врат он медленно клал три земных поклона и ждал, когда я подойду. Преподав мне благословение, он знаком отсылал меня, чтобы в одиночестве приступить к молитве.
За целый год он не сказал мне ни слова. В древнем монашеском Патерике рассказывается: «Три монаха имели обыкновение ежегодно приходить к авве Антонию Великому. Двое из них вели с ним душеспасительные беседы, а третий всегда молчал и ни о чем не спрашивал. После долгого времени авва Антоний спросил у него: «Вот ты сколько времени ходишь сюда и почему никогда ни о чем не спрашиваешь?» Монах отвечал ему: «Для меня, отец, довольно и смотреть на тебя». К тому времени я тоже понимал, как необычайно мне посчастливилось, что каждую ночь я могу хотя бы видеть этого подвижника.
Но все-таки однажды я набрался смелости и дерзнул нарушить привычный ритуал. Более того, когда отец Мелхиседек, как обычно, благословил меня у царских врат, я отважился задать вопрос, с которым очень хотели, но не решались обратиться к нему, наверное, все послушники и молодые монахи в монастыре.
История заключалась в следующем. Отец Мелхиседек до принятия великой схимы служил в монастыре, как все священники, и звали его игумен Михаил. Он был искусным и усердным столяром. В храмах и в кельях у братии до сих пор сохранились кивоты, аналои, резные рамы для икон, стулья, шкафы, прочая мебель, сделанные его руками. Трудился он, к радости монастырского начальства, с раннего утра до ночи.
Однажды ему благословили выполнить для обители большую столярную работу. Несколько месяцев он трудился, почти не выходя из мастерской. А, когда закончил, то почувствовал себя столь плохо, что, как рассказывают очевидцы, там же упал и — умер. На взволнованные крики свидетелей несчастья прибежали несколько монахов, среди которых был и отец Иоанн (Крестьянкин). Отец Михаил не подавал никаких признаков жизни. Все собравшиеся в печали склонились над ним. И вдруг отец Иоанн сказал:
— Нет, это не покойник. Он еще поживет!
И стал молиться. Недвижимо лежащий монастырский столяр открыл глаза и ожил. Все сразу заметили, что он был чем-то потрясен до глубины души. Немного придя в себя, отец Михаил стал умолять, чтобы к нему позвали наместника. Когда тот наконец пришел, больной со слезами начал просить постричь его в великую схиму.
Говорят, услышав такое самочинное желание своего монаха, отец наместник, в свойственной ему отрезвляющей манере, велел больному не валять дурака, а поскорее выздоравливать и приступать к работе — раз уж помереть толком не смог. Но, как гласит то же монастырское предание, на следующее утро наместник сам, без всякого приглашения и в заметной растерянности, явился в келью отца Михаила и объявил ему, что в ближайшее время совершит над ним постриг в великую схиму.
Это было так не похоже на обычное поведение грозного отца Гавриила, что произвело на братию чуть ли не большее впечатление, чем воскресение умершего. По монастырю разнесся слух, что наместнику ночью явился святой покровитель Псково-Печерского монастыря преподобный игумен Корнилий, которому в XVI веке Иван Грозный собственноручно отрубил голову, и сурово повелел наместнику немедленно исполнить просьбу вернувшегося с того света монаха.
Повторюсь, это всего лишь монастырское предание. Но, во всяком случае, вскоре над отцом Михаилом был совершен схимнический постриг, и с тех пор он стал называться схиигуменом Мелхиседеком.
Отец наместник дал схимнику очень редкое имя в честь древнего и самого таинственного библейского пророка. По какой причине наместник назвал его именно так, тоже остается великой загадкой. Хотя бы потому, что сам отец Гавриил ни на постриге, ни во все оставшиеся годы так ни разу и не смог правильно выговорить это ветхозаветное имя. Как он ни старался, но коверкал его нещадно. Причем от этого у него всякий раз портилось настроение, и мы боялись попасть ему под горячую руку.
В монастыре знали, что в те минуты, когда отец Мелхиседек был мертв, ему открылось нечто такое, после чего он вновь восстал к жизни совершенно изменившимся человеком. Нескольким своим близким сподвижникам и духовным чадам отец Мелхиседек рассказывал, что он пережил тогда. Но даже отзвуки этого повествования были крайне необычными. И мне, и всем моим друзьям, конечно же, хотелось узнать тайну от самого отца Мелхиседека.
И вот той ночью, когда в Лазаревском храме я набрался смелости впервые обратиться к схимнику, то спросил именно об этом: что видел он там, откуда обычно никто не возвращается?
Выслушав мой вопрос, отец Мелхиседек долго стоял молча у царских врат опустив голову. А я все больше замирал от страха, справедливо полагая, что дерзостно разрешил себе нечто совершенно непозволительное. Но наконец схимник слабым от-редкого употребления голосом начал говорить.
Он рассказал, что вдруг увидел себя посреди огромного зеленого поля. Он пошел по этому полю, не зная куда, пока дорогу ему не преградил огромный ров. Там, среди грязи и комьев земли, он увидел множество церковных кивотов, аналоев, окладов для икон. Здесь же были и исковерканные столы, сломанные стулья, какие-то шкафы. Приглядевшись, монах с ужасом узнал вещи, сделанные его собственными руками. В трепете он стоял над этими плодами своей монастырской жизни. И вдруг почувствовал, что рядом с ним кто-то есть. Он поднял глаза и увидел Матерь Божию. Она тоже с грустью смотрела на эти многолетние труды инока.
Потом Она проговорила:
— Ты монах, мы ждали от тебя главного — покаяния и молитвы. А ты принес лишь это…
Видение исчезло. Умерший очнулся снова в монастыре.
После всего случившегося отец Мелхиседек полностью переменился. Главным делом его жизни стало то, о чем говорила ему Пресвятая Богородица, — покаяние и молитва. Плоды теперь уже духовных трудов не замедлили сказаться в его глубочайшем смирении, плаче о своих грехах, искренней любви ко всем, в полном самоотвержении и превышающих человеческие силы аскетических подвигах. А потом и в замеченной многими прозорливости и в деятельной молитвенной помощи людям.
Видя, как он с совершенной отчужденностью от мира подвизается в невидимых и непостижимых для нас духовных битвах, мы, послушники, решались обращаться к нему лишь в самых исключительных случаях. К тому же его еще и побаивались: в монастыре знали, что отец Мелхиседек весьма строг как духовник. И он имел на это право. Его неукоснительная требовательность к чистоте души всякого христианина питалась лишь великой любовью к людям, глубоким знанием законов духовного мира и пониманием, насколько непримиримая борьба с грехом жизненно необходима для человека.
Этот схимник жил в своем, высшем мире, где не терпят компромиссов. Но если уж отец Мелхиседек давал ответы, то они были совершенно необычны и сильны какой-то особой, самобытной силой.
Однажды в монастыре на меня обрушилась лавина незаслуженных и жестоких, как мне представлялось, испытаний. И тогда я решил пойти за советом к самому суровому монаху в обители — схиигумену Мелхиседеку.
В ответ на стук в дверь и на положенную молитву на порог кельи вышел отец Мелхиседек. Он был в монашеской мантии и епитрахили — я застал его за совершением схимнического правила.
Я поведал ему о своих бедах и неразрешимых проблемах. Отец Мелхиседек выслушал все, неподвижно стоя передо мной, как всегда, понурив голову. А потом поднял на меня глаза и вдруг горько-горько зарыдал…
— Брат! — сказал он с невыразимой болью. — Что ты меня спрашиваешь? Я сам погибаю!
Старец-схиигумен, этот великий, святой жизни подвижник и аскет, стоял передо мной и плакал от неподдельного горя, что он воистину — худший и грешнейший человек на земле! А я с каждым мгновением все отчетливее и радостнее понимал, что множество моих проблем, вместе взятых, — не стоят ровно ничего! Более того, эти проблемы здесь же и совершенно ощутимо для меня безвозвратно улетучивались из души. Спрашивать еще о чем-то или просить помощи у старца уже не было нужды. Он сделал для меня все, что мог. Я с благодарностью поклонился ему и ушел.
Все на нашей земле — простое и сложное, маленькие человеческие проблемы и нахождение великого пути к Богу, тайны нынешнего и будущего века — все разрешается лишь загадочным, непостижимо прекрасным и могущественным смирением. И даже если мы не понимаем его правды и смысла, если оказываемся к этому таинственному и всесильному смирению неспособными, оно само смиренно приоткрывается нам через тех удивительных людей, которые могут его вместить»
Если вам попадется эта книга, то советую прочитать ее всю. Она не столько религиозна, сколько повествовательна, интересна приводимыми фактами, написана живым языком и с чувством юмора.
Все остальное, с вашего позволения, я комментировать не буду, у меня нет ни времени, ни цели переубедить вас. Ваше право считать так, как вы считаете, человек сам выбирает свою участь.
Всего доброго.
Но, что вы делает в этом блоге? Автор не воспринимает доводы, у него имеется низшая потребность оскорбить как самого верующего так и всё святое. Это диагноз, я не помню как называется, но что-то есть подобное. И ему кажется, что он настолько виртуозен, что получает кайф от своих действий, но, что еще более серьёзно, испытывает в этом психологическую потребность, сродни зависимости.
Хотя, если не обращать внимание на эти бредни, тут можно и интересных людей послушать
Ух ты. А почему «Эхо Москвы» еще существует?
А почему тогда нелепые православные бредни про какого-то еврея, якобы сына древнееврейского бога, якобы воскресшего, вам кажутся нормой? Я не понимаю, почему вы отказываете в существовании Зевса или Ярилы, но поддерживаете версию по поводу древнееврейского божества. Чем он вас так прельстил, этот Элохим-Саваоф-Иегова?