Одиночество - это осел

Одиночество - это осел

Одиночество - это осел,
оседлавший ночную дорогу.
Одиночество - это мосол,
обмусоленный до эпилога.

Это сумрака тягостный вой,
разрывающий небо и сердце.
Это бомжики по кольцевой
барражируют, чтобы согреться.

Это слон, исполняющий сны
о свободе, в фарфоровой лавке.
Это ломка пропащей страны.
Это памяти жгучей пиявки.

Это отчий оставленный дом
и скрипящие в нем половицы.
Это в горле задушенный ком.
Это не перед кем повиниться.

Это ты и, конечно, же - я -
по-над ободом чашки в кофейне.
Закольцованная колея
геометрии криволинейной.

Я приду

Я приду упоенно тихим
ветром, вечером и дождем
в терпком розливе облепихи,
в непреложности убежден.

В том, что был я: беспечно-жарким
зной-прибоем и пел во тьму,
сном случайным и ветром в арке,
не привязанным ни к кому.

Я приду покаянно тихим
утром вы-мы-тым октября.
Просветленного рта пиррихий
скажет: Видишь? Ты шел, - не зря.

21-22.07.2009.

Ночной оператор

Он ждет, когда умаявшийся ты
закроешь объектив дневного зрения,
когда утихнет топот колготы
во всем дому к означенному времени;

Когда погаснут всех цветов огни:
LG, самсунгов, нокий или сименсов, -
он тайному сотруднику сродни
под храп и сип за это дело примется.

Войдет в окно, не повредив стекла,
почти невидим, тих и осмотрителен,
готовясь записать твои дела
на новые компактные носители.

Вот он, шурша, спускается на дно,
и наступает тишина экзамена.
У зеркала, на дне его глазном,
снимает оператор показания.

Слышишь, далеко и очень близко

Слышишь, далеко и очень близко
Ты и я идем тысячелистно.
Ты и я гуляем по карнизам
За рассветы врозь, за ночи, дни за,

Проведенные поврозь, как будто.
Мы идем по листьям, не обуты.
Улыбаясь, мы скользим по окнам,
И судья за это только Бог нам.

Мы играем по карнизам гаммы,
Эсэмэски шлем, как телеграммы,
Богу ли, друг другу ли... Но знаю,
Ты порой читаешь их, родная.

Слышишь, далеко и очень близко
Ты и я идем...

18.188.132.71