О сострадании

Раз за разом мы читаем как Господь сотворил чудо, исцелением ли души преобразив или, исцелив, сделал целым тело и разум человека, И когда мы задаем себе вопрос: что побуждало Его на это, откуда Он черпал бесконечное терпение и силу на такие дела? — Евангелие отвечает нам всегда одним и тем же словом: сострадание.

СОСТРАДАНИЕ не жалость: это способность со-страдать, понести страдание вместе с другим человеком, разделить чью-то муку, разделить чью-то боль. Разумеется, мы не можем поставить себя на место другого человека и в полную меру пережить его или ее страдание. Но мы можем дать этой чужой боли пронзить наше сердце, чтобы страдание, которое происходит у нас на глазах, потрясло нас до самых глубин. Но для этого у нас должно быть открытое сердце, сердце, готовое быть уязвленным, раненым; мы должны сами быть готовы на страдание.
Поэтому нам с таким трудом дается пережить подлинное сострадание: сострадание не по выбору, когда мы отзываемся на боль одних, а других отвергаем; не такое сострадание, которое обращено только на тех, кого мы любим естественной любовью, а такое, которое способно охватить, обнять и тех, кто ненавидит нас, кто нам чужд совершенно и во всем.
Христос мог каждому, кто приходил к Нему, сказать: Ты Весь во грехе, ты зол; ты не поступаешь по-Божьи, и поэтому у Меня нет ничего общего с тобой. Я безраздельно с Богом, во Мне нет греха — какая может быть связь между тобой и Мной?. А связь Его с нами — именно эта милосердная, сострадательная любовь, ради которой Христос взял ответственность за человеческий грех и его последствия, как за Свои собственные.
Мы неспособны на такое величие. Мы так часто замыкаемся перед лицом боли и муки даже самых близких, самых родных. Мы защищаемся внутренне — только бы не отозвалось сердце! — потому что не хотим, чтобы через сострадание чужая боль, мука потрясли нас до изнеможения.
Но в то же время нет другого пути, если мы хотим строить человеческие взаимоотношения, которые были бы достойны нас самих и достойны Бога. Люди, окружавшие Христа, были не просто грешниками: они также были проблемой для всех окружающих, нарушая их душевное равновесие и мир. И с такой легкостью мы стараемся отстранить, исключить, отделаться от людей, которые вторгаются либо в наш материальный комфорт, либо в наш мир душевный, — как бы мало у нас его ни было.
Христос так не поступал: Он принимал. И тогда страдание каждого становилось Его страданием, душевная мука каждого становилась Его личной мукой. И, приняв чужое страдание в самые Свои глубины, Он из этих глубин мог произнести державные слова, такие слова, которые исцеляли, которые преображали жизнь человека.
Задумаемся над евангельским рассказом об исцелении бесноватых и над столькими евангельскими рассказами об этом Христовом сострадании, об этой распятой, жертвенной любви Христовой, и поставим перед собой вопрос: Христовы ли мы, относимся ли мы к миру по-Христовому, поступаем ли мы по-Христовому? Или хотя бы стремимся ли мы к этому искренно: если не всем сердцем, то хотя бы всей решимостью? И если нет, то поставим себе другой вопрос: как мы можем стоять перед Богом и перед людьми, лживо называя себя Христовыми учениками?
В каждом из нас есть свет, в каждом из нас есть сострадание, чуткость; каждый из нас способен отозваться на страдание близких и любимых. Откроем же глубже наши сердца тем, кого мы любим, и тогда мы сумеем, станем способными открыть наши сердца и тем, кто иначе был нам чужд, и обнаружим, что через сострадание они стали любимыми, близкими, родными нам в Боге. Аминь

18.221.52.77