Второе действие

- Вот встанемте. – обратилась Гудина , которая играла Аркадину, к Петровой, которая играла Машу, после чего сделала многозначительную паузу и мрачно посмотрела на режиссера.

- «Встанемьте» - так раньше говорили, - не менее мрачно объяснил ей режиссер, - и все это знают. Вы на каждой фразе будете…Хм…?

 

К режиссеру наклонился представитель Гудиной и зашипел:

- Михаил Борисович, ну Вы что? Это же примадонна. Вы полегче как-нибудь.

- У вас - примадонна, а у меня - Чехов. Разницу чувствуете?

- Такое не сравнивают, Вы что! – воскликнул представитель, но, поймав на себе высокомерный взгляд Гудиной, замолк и покраснел.

 

- Раньше говорили. – кивнула примадонна. – Но современный зритель не поймет. Он же не читает классики. Вы знаете людей, которые нынче читают Чехова? Я – нет. – она поправила свои пышные волосы.

- Те, кто не читает Чехова, к нам не ходят. – пробурчал режиссер. – И попрошу продолжить мизансцену.

- Пожалуйста! – сделала одолжение Гудина, и снова обратилась к Петровой. - Вот встанемте. – она вальяжно покинула кресло. Петрова тоже поднялась. - Станем рядом. Вам двадцать два года, а мне почти вдвое. Евгений Сергеич, кто из нас моложавее?

 

Евгений Сергеич, немолодой артист Гожиков, вожделенно глядя на Гудину, очень натурально проговорил:

- Вы, конечно!

 

Гудина победоносно обвела взглядом труппу:

- Вот! А почему? Потому что я работаю, я чувствую, я постоянно в суете, а вы сидите всё на одном месте, не живете... И у меня правило: всегда следить за лицом. Пусть даже если я не выспалась…

- Стоп, стоп! – хлопнул в ладоши режиссер и обратился к примадонне. - Давайте все же по тексту. Во-первых – не «вот»,а «вот-с», во вторых, там дальше вообще другие слова. Вы ломаете драматические линии пересечения. Тут о жизни и смерти речь, а не о лице…

 

 

- Простите! – Гудина опустилась в кресло. – Лицо для женщины – это жизнь! Морщины, мешки под глазами, разве ж это нормально? Это уже, голубчик, почти что и… и не жизнь вовсе. И вот это, чеховское… - она откашлялась и отчеканила скороговоркой. – «И у меня правило не заглядывать в будущее я никогда не думаю ни о старости ни о смерти чему быть того не миновать.» - знают все! Ну, те, кто читает классику. А про то, что могу поведать я, - она посмотрела на худую, прыщавую Петрову, - единицы.

 

- А у меня такое чувство, как будто я родилась уже давно-давно; жизнь свою я тащу волоком, как бесконечный шлейф... И часто не бывает никакой охоты жить. – тихо сказала Петрова, села рядом с Гудиной и, чуть не плача, закончила. - Конечно, это все пустяки. Надо встряхнуться, сбросить с себя все это…

- Ну, вам можно и по Чехову. – Гудина покосилась на Петрову, потом обернулась к режиссеру и нахмурилась. – Вы, Михаил Борисович, застряли где-то между Константином Станиславским и Эльдаром Рязановым, а мир движется вперед! Понимаете? «Чайку» вашу все, кто прочел, уже наизусть знают, а кто не прочел – либо уже этого не сделают, либо захлопнут книгу на десятой, максимум, странице.

 

Режиссер нервно заходил вдоль сцены:

- Хорошо же. И что вы предлагаете?

- Я предлагаю модернизировать пьесу – так, чтобы даже ЭМО могли понять, о чем речь,и что-то для себя вынести…из этого действа.

- А что такое ЭМО? – тихо промолвила Петрова.

- Это что-то типа вас. – кинула ей Гудина.

- Но я понимаю «Чайку»… - Петрова боязливо поглядела на примадонну.

- Умница. – ответила ей Гудина и снова обратилась к режиссеру. – Вот, например, дальше у меня слова: «Затем, я корректна, как англичанин. Я, милая, держу себя в струне, как говорится, и всегда одета и причесана comme il faut.» – она откинулась на спинку кресла и закинула ногу на ногу. – Вы считаете, что это тоже понятно?

 

Представитель Гудиной шепнул режиссеру:

- Скажите, что понятно…Ну понятно же. Не усугубляйте…

Михаил Борисович отодвинул его в сторону, подошел к сцене и обратился к Гудиной:

- Уважаемая Эмма Эдуардовна, только что вы рассуждали о внешнем виде женщины, о лице. Вот, пожалуйста, теперь настала пора это сделать – только по тексту, и там, где автор написал! К тому же что тут непонятного? Чехов тем и прекрасен, что говорит о серьезных и сложных вещах просто и доступно!

 

Гудина вздохнула:

- Сomme il faut – это просто? – она посмотрела на Петрову. – Доступно, да?

- Ну, с французского эта фраза переводится вообще-то… - пожала плечами Петрова. – А кто не знает, словарики есть…

- О Боже! – воскликнула Гудина. – Какие словарики?

- Нет, и все-таки, что вы конкретно предлагаете? – распалялся режиссер.

- Не орите. – спокойно проговорила примадонна. – Смотрите, одну фразу, буквально одну фразу!!! я адаптирую к настоящему, и вы поймете, что такое - современный театр. – она откинула в сторону грациозную руку. – Слушайте… «Затем, я покорна, как японская гейша. Я, милая, держу себя в тонусе, как говорится, и всегда одета и причесана по последним веяньям гламура!»

 

Режиссер проревел на весь зал:

- Я не согласен!!!

- С чем? – удивилась Гудина.

- Я не знаю!!! – режиссер обратился к ее представителю. – Можно с Эммой Эдуардовной расторгнуть контракт?!

- Как это? Вы с ума сошли? – улыбнулась примадонна. – Да я вас по миру пущу, со всем вашим театром.

 

Представитель Гудиной взял режиссера под локоток:

- Михаил Борисович, зря вы так. Надо же как-то мягче решать спорные вопросы…

- Да какой спорный вопрос! – не успокаивался режиссер. – Я десять лет ставлю «Чайку» - да, были разные трактовки, но ЭТО – уже, простите…

Внезапно его перебила Петрова:

- А мне кажется, что это тоже неплохо…Вот я, как ЭМО…

- Петрова, замолчи-и-ии!!! - взвыл режиссер. – Уволю-юююю!!!

- Не беспокойся деточка. – Гудина похлопала девушку по коленке. – Пойдешь со мной в антрепризу. Ну так что, Михаил Борисович, расторгаем контракт? – она усмехнулась. – У вас еще какая-нибудь, социально–значимая профессия есть?

 

Режиссер схватился за лицо и опал на стул, тихо постанывая.

 

В это время Петрова обратилась к Гудиной:

- А вот, знаете, у меня тоже возникла идея…

- Какая?

- Ну… львы, орлы и куропатки, рогатые олени, гуси, пауки, молчаливые рыбы…

Гудина молча смотрела на Петрову.

- Понимаете, - продолжала та, - я давно не могу понять – зачем «молчаливые рыбы», если всем известно, что они и так не разговаривают… - она потупилась.

- Далеко пойдешь! – сказала ей Гудина. – Конечно, и рыбы у нас заговорят, и львы полетят! А Михаил Борисович пусть ищет…Да? – она нагнулась к режиссеру.

 

В ответ послышался слабый стон.

 

- И еще… - сказала Петрова. – Мне кажется, Тригорин - лишний.

- Господи! – режиссер отнял руки от лица. – Петрова, как главный герой может быть лишним?!

- А он мне никогда не нравился. – осмелела Петрова.

- Да, пожалуй, он совсем не современен, - кивнула Гудина и о чем-то задумалась.

- И что ТЫ предлагаешь?! – надрывно поинтересовался у Петровой режиссер. – Что будет Нина делать без Тригорина?

- Ой, а вот я без этого мудака очень даже нормальную жизнь проживу. - вмешалась актриса, игравшая Нину. – Петрова права – к чёрту его.

- Дурдом. – донесся из дальнего угла сцены голос Тригорина.

 

Актрисы презрительно на него покосились.

 

- Ну так и что дальше, Петрова?! – у режиссера уже была истерика. – Кого еще убираем?!

- Да больше никого, вроде, - пожала плечами та. – Да и Тригорина оставим. Частично. Он в первом акте пройдет по сцене со словами « Летающие львы, безрогие олени, поющие гуси, говорящие рыбы» - и уйдет. А пьесу назовем не «Чайка», а «Лишний человек»! – Петрова что-то вспомнила. – А еще мы режиссера уберем, Михаил Борисович. – она улыбнулась. - Потому что им буду я.

 

В зале воцарилась настоящая, хорошая, классическая пауза, которую прервал гомерический смех Гудиной.

 

Успокоившись, она обратилась к представителю:

- Это старая история! В таком случае я сегодня же уезжаю в Москву. Прикажите нанять для меня лошадей в деревне, а то я уйду на станцию пешком! – с этими словами она скрылась за кулисами.

 

Режиссер скептически оглядел труппу:

- Ну что, победил все-таки Чехов? То-то же. На сегодня репетиция закончена. Позвоните Марковой и скажите, что Аркадину будет играть она. Пусть примадонны модернизируют в других...специально отведенных... местах.

-А я? – испуганно спросила Петрова.

- А ты – дура. - усмехнулся Михаил Борисович. - Иди домой и учи второе действие, а то ты там - сплошная молчаливая рыба, а сама, вроде, говорящих любишь.

 

18.226.200.180