Аромат дионеи

В тоннеле замаячили огни. Поезд приближался, выдавливая на перрон плотную струю гулкого ветра, и теперь услышать, о чём говорит президент, надежды не оставалось и подавно. Казалось, у него тряслись губы, хотя, может это просто изображение дрожало в такт дребезжащим рельсам.

— Тебе не кажется, что он выглядит бледнее обычного?

Виктор, смотревший на приближение поезда, даже не обернулся взглянуть.

— Бледнее обычного президента?

Влад пристальнее вгляделся в странно белесое лицо главы державы.

— Может цветность барахлит? Нет, ну точно, губы дрожат… С чего это его вообще здесь показывают? В жизни тут ничего кроме рекламы не видел.

Первые вагоны уже проносились мимо, сбавляя ход, и Виктору пришлось повысить голос, пытаясь перекричать гул двигателей.

— Ну, так может реклама и есть? По концовке в камеру какой-нибудь лосьон сунет… для бритья… Ты едешь или досматривать будешь? Не насмотрелся ещё за столько лет?

Поезд, наконец, замер и фыркнув сжатым воздухом, распахнул двери аккурат перед Владом. Влад не сдвинулся с места, уставившись как зачарованный в экран под потолком.

Его грубо толкнули один-два раза, обтекая как столб, и совсем уже было занесли потоком в вагон, когда над перроном в образовавшуюся на несколько мгновений тишину вклинился фальцетом голос президента.

— … во избежание паники, я призываю вас…

Рядом заработал компрессор вагона, и остаток фразы утонул в его чахоточном кашле.

Теперь уже Влада толкали в другую сторону — из вагонов выскакивали люди с самым хорошим слухом и реакцией.

— Что за…? Да тише ты! — Виктор толкнул локтем матерящегося не по поводу мужика с органайзером. По всей платформе люди шикали друг на друга, что только усугубляло ситуацию. Взгляды были устремлены в одну точку — перрон держал равнение на президента. Как кролики, загипнотизированные удавом, все навострили уши, вслушиваясь в нечленораздельные обрывки фраз.

— … не поддаваться…

Двери вагонов зашипели, захлопываясь, и поезд с нарастающим воем стало засасывать в тоннель. Президент по-прежнему шевелил на экране губами, и было похоже, что платформа саботирует его речь дружным мычанием.

Виктор чертыхнулся.

— Какого ляда он там шепчет? Ты хоть что-нибудь услышал?

Влад не ответил. За него это сделал мужик с органайзером

— Призывает нас к чему-то вроде.

Виктор недобро на него зыркнул

— Ну это не ко мне. Вышел я из призывного возраста…

— Да заткнись ты, в самом деле, Вить!

— … как только к нам поступят новые данные, мы немедленно проинформируем…

Гул уходящего поезда всё угасал, но вместо того чтобы стихнуть полностью, вдруг поменял тон и начал нарастать.

— Вот чёрт, встречный идёт. Влад, давай наверх, мы тут ни хрена не услышим.

— Как наверх?! Нам же надо…

— Забудь. Тут что-то серьёзное случилось, видишь, гарант как перетрусил: волосы дыбом встали, даже гель не держит. Давай рысью наверх.

Подъехавший поезд распахнул двери. С поднимающегося эскалатора, Владу было хорошо видно, как люди, хлынувшие на платформу подобно бильярдным шарам, натыкались на соляные столбы, неподвижно стоящие по всему перрону, меняли траекторию движения, натыкались на следующие и уже сами замирали, поднимая голову к экрану, приковавшему всеобщее внимание. Эскалатор поднимал всё выше, плавно меняя картинку. К гулу платформы добавилось поскрипывание вращающихся катков, но за мгновение до того как опускающийся потолок скрыл от Влада станцию, шум перрона внезапно стих и в образовавшуюся акустическую каверну проник голос президента. Акустический пузырь разрезало всего одно ясно различимое слово.

— … вторжение…

…………………………………….

— Мы вообще поначалу думали, что это метеориты, пока они себя не выдали.

Президент, запрокинув голову, судорожно дергал кадыком, пытаясь проглотить капсулу, застрявшую, казалось, где-то в гландах. Ещё один большой глоток воды из стакана немного помог, и президент прочистил горло.

— Простите, генерал, я отвлёкся. Ещё раз, пожалуйста. Что не выдали?

— Метеориты.

— Метеориты!? Не выдали метеориты? Кому не выдали метеориты?

— Нам. Пока они не выдали себя нам.

Президент немного подумал.

— Давайте немного назад вернёмся. Я, видимо, что-то ключевое пропустил. «Метеориты не выдали себя нам» — я правильно расслышал?

— Да. Метеориты. Мы думали, что это метеориты, пока они себя не выдали… Нам… Выдали себя нам, и мы поняли, что они не метеориты.

— Угу. И как же они себя выдали?

— Проведя манёвр уклонения.

— Метеориты?

— Теперь мы поняли, что не метеориты. Метеориты не проводят манёвры.

— Ну да, я знаю, этим занимаются генералы…

Видимо капсула была благополучно проглочена с первого раза и уже начала действовать. На каменном лице генерала, внезапно ожив, дёрнулась щека. Возможно, дёргалось и веко, но глаза были посажены так глубоко, что заметить, чем они там занимались не было никакой возможности.

— Простите, генерал, это у меня вырвалось. Нервы… Ну вы меня понимаете… Так что там у нас с метеоритами, которые не метеориты?

— Они упали… Точнее приземлились.

— А в чём разница?

— В разрушениях.

— И что у нас с разрушениями?

— Пока не зафиксированы.

Президент кивнул, забросил в рот ещё одну желтоватую капсулу и потянулся за стаканом воды.

— Ну, хоть так, и то хорошо.

— Да как сказать…

Рука президента замерла на полпути к стакану.

— В каком смысле?

— В таком, что пока они никак не проявили своих возможностей по уничтожению объектов инфраструктуры и живой силы противника — по уничтожению нас, если говорить прямо. А не зная их методов и инструментов ведения войны, мы не знаем как им противостоять. К сожалению, ни у одной страны мира не хватило храбрости использовать против них ПВО, когда они вошли в атмосферу. Была бы хоть какая-то информация…

Президент задумчиво выпятил нижнюю губу, уже тоже желтоватую от перебора с капсулами.

— Скажите, генерал, а с чего вы вообще решили, что они завоевать нас прилетели? Если разрушений нет, агрессии, я так понял, они тоже не проявляют…

— Они прилетели нас завоевать.

Интонация, с которой это было сказано, не оставляла места для сомнений. Впрочем, из личного опыта президент знал, что интонация, «не оставляющая места для сомнений», была типичной для военных при любых обстоятельствах. Генерал шагнул к карте.

— Вот. Взгляните на места помеченные кружками.

Президент тоже шагнул вперёд, по ходу глотнув в очередной раз воды.

— Ну? Вижу. Города отмечены. И что?

— Не просто города, а города-миллионники. Но кружками они отмечены не по этому. Кружки обозначают места посадок по всему миру… Сотни посадок меньше чем за час — от более крупных городов к менее населённым… Это вторжение. Они прилетели, чтобы завоёвывать.

Несколько секунд президент разглядывал карту, густо усеянную красными кружками. В повисшей тишине как выстрел раздался звук поставленного на стол стакана.

— Генерал, а от чего они уклонялись, совершая манёвр уклонения?

………………………………………………

— Слышишь, глянь! Шевелится у них там чего-то вроде, нет?

— Да нет, показалось. Час уже смотрим, в глазах рябит пялиться на одно и то же. Щёлкни на другой канал, чего мы здесь вообще застряли? Картинка тут, кстати, совсем слабая. Обгадился, видно, оператор ближе подходить. Обгадился, и теперь ближе не подходит, боится что на запах полезут. Пива ещё подай…

Никита, не отрывая взгляда от телевизора, вяло пошарил рукой возле дивана.

— Не. Шевелится там что-то, я тебе точно говорю.

— Ну, шевелится и шевелится… Пиво-то подай! Вот, когда они на своих треногах повылезают, вот тогда будет на что посмотреть. А сейчас не напрягайся особо.

— На каких ещё треногах?

— На боевых, конечно, какие ещё могут быть у марсиан треноги?

— С чего ты взял, что это марсиане?

— А кто?

— На Марсе жизни нет.

— У меня тоже жизни нет, так что — теперь я треногу себе позволить не могу? Ишь ты! «На Марсе жизни нет», всё-то ты знаешь.

— Не всё. Но что на Марсе жизни нет — знаю.

— Это откуда ж, скажи, ты можешь так быть уве… Матерь божья!!!

— Что?!

Никита как раз перегнулся через подлокотник дивана, пытаясь дотянуться до бутылки. Обернувшись назад так резко, что в спине что-то хрустнуло, он увидел на экране не треноги, а мчащихся на невероятной скорости прямо на камеру огромных богомолов. Может, это были и не богомолы, наверняка не они, но слово «богомолы» было первым приходящим в голову при их виде.

«Богомолы» за несколько секунд преодолели расстояние в сотни метров, и первый же из них на полном ходу врезался в камеру. Мир на экране телевизора перевернулся, выхватив на мгновение спины убегающих людей, и превратился в шагрень грязно серого песка, когда объектив камеры уткнулся в землю.

— Другой канал, Ник!!! Давай на другой канал!!!

Каналы не переключались. Какое-то время понадобилось на осознание того, что вместо пульта дистанционного управления Никита яростно тычет в сторону телевизора добытой бутылкой пива. Когда дело дошло, наконец, до пульта — трясущиеся пальцы выдали на кнопке переключения длинную бессмысленную фразу азбукой морзе.

Телевизор послушно начал смену картинок в заданной последовательности. Видеоклип апокалипсиса начался с двухсекундного показа деструктивной мощи крупнокалиберных пулемётов при стрельбе по гигантским богомолам на каком-то автобане. Следующий канал с вертолёта снимал в большом приближении старушку, хлеставшую «богомола» сумочкой по зеленоватой проплешине. Несколько каналов, уже исчезнувших из эфира, шумели помехами. Мелькнули почти идентичные картинки пылающих зданий, и сразу за ними дрожащая в руках любителя камера показала под облаками звено штурмовиков, клюнувших носами при заходе на атаку. Стало понятно, что в других местах всё началось гораздо раньше и всерьёз.

Рука безвольно опустилась на диван, выронив пульт из продолжающих дрожать пальцев.

— Нам конец.

То, что задумывалось вопросом, прозвучало как утверждение. Экран телевизора продолжал ещё какое-то время мигать, как будто не желая задерживаться на жутких картинах, и, наконец, замер, демонстрируя молочного цвета лицо ведущей одного из национальных каналов.

Ведущая беззвучно хватала ртом воздух не в силах то ли закончить незавершённую фразу, то ли начать новую. Глаза её снова и снова срывались с объектива камеры на суфлёр, перечитывая текст, но озвучить его девушка явно была не в силах. В студии что-то глухо упало, и это странным образом придало ведущей силы. Севшим голосом она начала выдавливать из себя слова.

— … в связи с чем, президентом одобрено применение тактического ядерного вооружения…

………………………………………………………

«Богомол» опять возник в проёме двери.

— Да сгинь ты с глаз моих, чудовище!

Борис не прицельно швырнул в дверь попавшуюся под руку подушку. «Богомол» ловко поймал её на лету и опрометью бросился через спальню, успев в процессе водрузить подушку на место.

— Нет, ну ты видел!?

Семён оторвался от тарелки и, облизывая пальцы, глянул в приёмник.

— Не, не видел. Что там у тебя?

— Да «богомолы» эти мельтешат, спасу нет.

— Мельтешат? Ну да. Этого у них не отнять. А чего ты их богомолами называешь?

— Так богомолы ж они и есть, как их ещё называть?

— Нет, ну богомол — это всё-таки что-то живое, а тут — железяка.

— Какая ещё железяка? Это, может, у вас там и железяки, а у нас нормальные богомолы… ненормальных размеров.

Семён вернулся к тарелке, подцепив пальцами сочный кусок телятины.

— Да одинаковые они везде… Интересно, кстати, хоть кто-то вообще разбирался — живые они, не живые? Должен был, по идее, кто-нибудь разбираться.

— Ну, вот кто должен, тот пускай и разбирается. А я никому ничего не должен, вот так вот… Слушай, да прекрати ты жрать — с картинки твоей жир уже на ковёр мне капает. Раз в год ему звоню — он жрёт! И в прошлый раз жрал, и в позапрошлый. Ты хоть иногда перерывы делаешь?

Плечи Семёна мелко затряслись от беззвучного смеха. Дав себе время дожевать, он неспешно вытер губы тыльной стороной ладони.

— Да поверишь — почти нет. Я и по старым-то временам любитель был поесть, а теперь — так вообще чуть не с утра до ночи трапезничаю.

— О, как! И не разнесло?

— Так эти ж, — Семён махнул неопределённо рукой, показывая в ту часть комнаты, которая не попадала в визор приёмника, — эти твои «богомолы» не дают. Добавляют, видно, в еду расщиплятели… не, расщепители какие-нибудь. Без этого я бы ещё лет десять назад от ожирения помер, что ты. Столько есть. А видишь, не помер, живу и здравствую. Эти за здоровьем моим следят крепко: сердечко, почки-печёночки — всё как часики… Ну да что я тебе рассказываю — у тебя, небось, то же самое?

— То же самое?! О чём ты говоришь? Они меня с того света вытащили. Когда «Вторжение» отражали — в меня пять пуль вошло, не считая мелких осколков. А сейчас смотрю — и шрамов не осталось.

— Пять пуль?! — Семён не донёс очередной кусок телятины до рта. — Это где ж ты так вляпался?

Борис неловко заёрзал на подушках, как будто в попытке сменить позу.

— Да срамно сказать, Сёма. Попёрся я сдуру смотреть на место их приземления, ну, а когда началось, меня наши же и накрыли.

Семён кивнул.

— Ну что наши — понятно. У «захватчиков»-то по сегодняшний день никакого оружия не видели. Сосед на Луну летал их припрятанные арсеналы искать.

Борис коротко хохотнул, театрально распахнув глаза.

— На Луну! Разыгрываешь!? Он что больной?

— Чего сразу больной? Это ж ещё когда было, лет двадцать назад, если не больше. Сейчас-то он понятно дома сидит, с места его не сдвинешь. А тогда вспомни, ещё всё в новинку было: «Ах, галлограммы!», « Ах, прогулки по дну океана!», «Ах, за десять минут на ту сторону Земли!», «Ах, полёты в космосе!». Ну, вот сосед тогда и заказал: « А ну-ка, давайте меня на тёмную сторону Луны, может, вы там что военное припрятали». Сам для себя повод, в общем, придумал. Ну, а этим то что, «на Луну так на Луну» рады стараться, лишь бы не во вред.

Борис поправил подушку, которая не особо в этом нуждалась, и положил левую ногу поверх правой, поменяв их местами.

— «Лишь бы не во вред» — это да, они такие. Помнишь, из них кто под ядерную бомбу попал, в города не пошли, чтоб радиацией там не заражать?

— Помню. А наши идиоты решили: «Ура! Мы нашли способ их остановить!» и ещё пять городов накрыли.

— Семь.

— Да ладно!

— Я тебе говорю! «Ещё» семь! «Ещё»! Помимо первого! Всего восемь.

— …! Да, наломали тогда дров. Будет о чём детям рассказать.

— Ага… Кстати да. Как там твои?

Семён положил ломтик сыра на золотистый тост.

— Кто мои?

— Дети твои как?

— Какие дети, Боря? Отродясь у меня детей не было. Я ж холостяк, как и ты.

— Здравствуйте, пожалуйста! Какой я тебе холостяк, столько лет в браке!

— Вот те раз! Что-то я не помню, чтобы я у тебя жену видел.

— Да я сам её уже лет пять не видел.

— А! Ясно. А где она?

— Да тут она, тут. В соседней комнате.

— Всё понятно. Наверно ещё до «вторжения» женился?

— Ну да, до «вторжения».

— Я заметил, это со всеми так: кто до «вторжения» успел жениться — тот в супругах и числится. Редко кто после женился. Честно говоря, я о таких вообще не слышал, но есть же они наверно… Или вот с детьми — кто успел до «вторжения» обзавестись — у того и подрастают… подросли. А новых, как-то не заводят. Ты вот женат даже, а детей до «вторжения» не завёл — так в бездетных и остался ходить. Верно? Или я что-то ещё в твоей биографии пропустил?

— Всё верно, Сёма, всё верно. До «вторжения» не обзавелись — после как-то недосуг. Ну как у всех, в общем-то. Так что про то, как мы дров наломали, рассказывать особо не кому, разве что вон «богомолам».

Семён пододвинул блюдо с паштетом ближе к себе.

— Да. «Богомолы». Дали мы им тогда прикурить… хотя, по моему, больше сами себе, чем им. Кто же знал, что они за нас будут.

Борис сладко потянулся.

— Это да. Гигантские «богомолы», прилетевшие с какой-то Тьму-тараканской планеты. Они последние на Земле, на кого бы я подумал, что они за нас будут.

— Вот-вот.

Семён отправил было ложку паштета в рот, но внезапно замер, саркастически хмыкнув.

— Что такое, неужели наелся?

— Да нет. За это не переживай… Я вдруг понял, как двусмысленно фраза прозвучала.

— Какая фраза?

— Ну, что не подумаешь на «богомолов», что они за нас будут.

— А что такого?

— Да получается «За нас» — как будто «Вместо».

Ещё раз ухмыльнувшись, Семён отправил ложку паштета в рот. Паштет, как всегда, оказался выше всяких похвал…

3.142.136.210