Война. Одинцово. Госпиталь

Осенью и зимой 1941 года, зимой 1942-го многих тяжелораненых бойцов Красной армии доставляли в Одинцово, в передвижные полевые госпитали. Один из них находился у Можайского шоссе, в здании, в котором до войны располагалась средняя школа № 5. Сегодня, всего в нескольких метрах от этого красного кирпичного строения — мемориал Славы, горит Вечный огонь…
Госпиталь, о котором идет речь, прошел дорогами войны от Одинцова до Польши. Вместе с ним долгий (три с половиной года) и трудный путь прошла Клавдия Андриановна Бушманова. Она вспоминает.
— Наш госпиталь сформировали в начале войны в Ростовской области и Краснодарском крае и отправили на Западный фронт, а затем передали 3-му Белорусскому фронту. Среди медиков и обслуживающего персонала были люди разных национальностей: русские, белорусы, украинцы, армяне. Помню фамилии: Арзанов, Божко, Чирова, Кочетков, Ковалевский, Абраменко, Деруциян, Коптев (главный хирург), Терновой (начальник госпиталя, полковник медицинской службы).
Вместе с отступающими частями Красной армии отступал и госпиталь. Под Вязьмой лазарет попал под бомбежку, в результате в значительной степени была уничтожена его материальная часть. Помещение школы в Одинцове госпиталь занял в конце 1941 года, а я оказалась здесь в начале следующего года по призыву Дзержинского райкома комсомола. Перед этим закончила 1-й курс МИИТа и курсы сандружинниц.
Меня зачислили рядовой в хирургическое отделение. Госпиталь был профильный — для тяжелораненых с повреждениями ног, тазобедренных суставов. В первые дни ходила, смотрела и ужасалась: мамочка родная! Кругом сплошь лежачие, с шинами из различного материала, с окровавленными бинтами. Лежали и в классных комнатах, и в коридорах до порогов. Мощные, тяжеловесные русские мужики будь здоров, да вот только переломанные все.
Оперировали день и ночь, а короткие часы передышки проводили в деревянных домиках у школы. Основной задачей госпиталя было готовить раненых для дальнейшей транспортировки в тыл. Я ухаживала за ранеными. Господи! Как же поначалу кричала во сне: боль солдат не отпускала меня ни на минуту. Потом мне присвоили звание сержанта, стала дежурной медсестрой приемного отделения…
Умерших в госпитале хоронили метрах в двухстах от него. Каждого скончавшегося предавали земле под оружейные залпы. Это место — с правой стороны от ступенек и дорожки, ведущих к Вечному огню и кинотеатру «Юность».
После освобождения Можайска все наши раненые были переданы тыловому госпиталю, а мы двинулись за фронтом. Остановились под Можайском. Фронт стоял на месте, но раненых было также много. Нам говорили, что в основном проводятся разведки боем и бои, отвлекающие немцев от других направлений.
Весной 43-го были освобождены города Гжатск, Вязьма, ближе к осени — Ельня, Смоленск. У Смоленска наш госпиталь простоял почти всю последующую зиму. Одинцово — это единственное место, где лазарет размещался в здании. В дальнейшем, до окончания войны, госпиталь представлял из себя утепленные палатки с двухъярусными козлами на четверо носилок. Посередине палаток стояли печки-буржуйки. Освещение — фонари и лампы, а в палате-операционной — электролампочки (ток поступал от движка переносной электростанции).
Когда, наконец, началось наступление наших войск, мы едва успевали помогать раненым и следовать за фронтом. Были освобождены Орша, Молодечно, Минск. Госпиталь двинулся в Прибалтику. К зиме мы оказались в Польше, затем дошли до Кенигсберга, а после его освобождения снова оказались в Польше, в городе Сувалки. Дальше ехать было некуда — война закончилась. Здесь же, в Сувалках, в конце лета 45-го госпиталь был расформирован…
Почти на всем пути мы видели камни разрушенных городов и русские печки с длинными трубами, стоявшие как памятники сожженным дотла деревням и селам. Только Прибалтика осталась практически невредимой, с работающими магазинами, кинотеатрами (в одном нам показали фильм «Свинарка и пастух»), действующими соборами и костелами, благоухающим морем цветов и множеством народа на улицах.
Многих моих сослуживцев уже нет в живых. Мне — 82 года, а они были на восемь-десять лет старше меня. Всю службу в госпитале я с восхищением смотрела на их день и ночь совершавшие подвиг ловкие, умелые руки. Не за ордена и медали они трудились, хотя к концу войны многие из них были награждены. Получила и я медали «За боевые заслуги», «За взятие Кенигсберга» и другие. После демобилизации почти все мои сослуживцы поехали на юг страны. Я же вернулась в родную Смоленскую область к маме, которая после оккупации жила в землянке с моим младшим братом. А мой отец и старший брат погибли…
Через 27 лет, в 1969 году, судьба распорядилась так, что я приехала на постоянное место жительство в Одинцово (мужа перевели на работу в Мособлстрой). Город еще только начинал строиться, и нам сперва дали квартиру там, где сегодня 8-й микрорайон. Через несколько дней я пошла искать школу, где началась моя армейская служба. Здание стояло на том же месте, а вот отдельных могилок, в которых хоронили умерших, не было — останки перенесли в братскую могилу…
После войны Клавдия Андриановна закончила МИИТ. 20 лет проработала в планово-финансовых органах Московской железной дороги. 15 лет возглавляла плановую комиссию исполкома Одинцовского горсовета. Вырастили с мужем троих детей.
День Победы Бушмановы отмечают по-семейному, по-домашнему. Несколько лет назад 9 мая Клавдия Андриановна поехала в Москву, но никого из своего, госпиталя не нашла и решила, что уже не найдет. В этот святой день она идет к мемориалу Славы, чтобы поклониться у Вечного огня тем, кто умер здесь в грозных 41-м и 42-м, всем, кто пал в годы Великой Отечественной.
Подготовила Ася Митронова.
Фото Александра Зайцева.

18.188.101.251